Он вскинул двустволку, и банку будто ветром сдуло.
Прекрасный выстрел! воскликнул Гоша и стал жать руку Мамуду.
А теперь стреляйте из пистолета! сказала, подойдя к нам, Рита Чубенко, коллектор нашей партии.
Гоша оглянулся, посмотрел на Риту и, разумеется, обомлел. Рита Чубенко, широкоплечая красавица с пышной прической, в нашей бородатой компании выглядела садовым цветком среди пыльных подорожников. Мало того, что она была красива, она каждый день меняла белые воротнички и делала (в горах!) модную прическу.
Рита представилась Гоше, протянула руку изящным движением и опять попросила:
Ну-ка, выстрелите из пистолета!
Не стоит пробормотал Гоша смятенно.
Рита подошла к столбу, поставила банку и пригласила Гошу:
Стреляйте же, стреляйте!
Стреляй, чего там! закричали мы все.
Не стоит знаете лепетал Гоша.
Тогда Мамуд проворно отстегнул кобуру пистолета у Гоши на поясе и выхватил из нее махровое китайское полотенце с розами, а из полотенца шлепнулись на землю мыло и коробка зубного порошка
Грохнул такой хохот, что даже бараны высунули из кузова припудренные пылью головы.
С тех пор новичок и получил прозвище Воинственный Гоша. Этот тихий очкастый чудак больше всего на свете любил оружие и книги, книги об охоте. Они разжигали его мечты о джунглях, о стрельбе в прыгающего тигра, о погоне за антилопами. После десятилетки Гоша провалился на экзамене в геологический институт и попал в техникум, на отделение геофизики. Учился он в Киеве, жил у тетки и довольствовался только стрельбой в тире горсада. Наконец диплом и направление на работу. Он потребовал, чтобы его послали на Памир. Еще бы ведь это почти Индия. Отправляясь сюда, он прихватил найденную у тетки на чердаке старую кобуру от пистолета, а на последние деньги купил ружье.
Гоша готов был повесить на себя все оружие, которое было в нашей партии. Он был счастлив, если ему доводилось почистить пистолет начальника партии. Ложась спать, укладывал под бок свою двустволку.
* * *
На другое утро мы выехали на машине в горы. Восседая на горе ящиков и мешков, Гоша держал наготове свое ружье и зорко глядел во все стороны, поджидая появления барса или, на худой конец, архара. На перевале Ак-Таш мы перегрузились на лошадей и двинулись вниз, в зеленые долины, где полно всякого зверья. В первых же кустах у реки наш караван спугнул зайца. Гоша поспешно выхватил ружье из-за спины. Его пугливый рыжий мерин Афанды со страха полез на осыпь. Гоша свалился на землю вместе с вьюком. Нам пришлось часа три ловить Афанды, гоняясь за ним по долине.
Мы встали лагерем в урочище Чоррукай, которое славилось обилием барсов, медведей и архаров. Гоша рвался в горы, но ему прямо-таки фатально не везло. На базе мы оставили заболевшую повариху, и начальник партии велел Гоше ее заменить. Утром Гоша вставал на два часа раньше всех и начинал возню у первобытного очага из камней. После завтрака мы отправлялись в маршрут, а он оставался один в кизячном дыму среди закопченных кастрюль. Вечером мы спускались в лагерь обгоревшие, как черти, усталые, довольные, и за ужином каждый что-нибудь рассказывал: как спугнул стадо архаров или как увидел следы медведя Судя по нашим рассказам, горы просто кишели зверьем, их не было только здесь, около кухонного костра. Гоша огорченно вздыхал, слушая нас, и раскладывал в миски подгоревшую кашу.
Днем в гости к Гоше приходили киргизы-чабаны. Они были невысокие, коренастые, и все как один с усиками. Держались они поначалу робко, подходили и присаживались на корточки вокруг очага.
Гоша, следуя восточному обычаю, расстилал перед ними «достархан» облупленную клеенку, расставлял кружки и предлагал угощение. Солнечные блики плескались в зеленом чае, и лазурными кольцами кизячного дыма свивались рассказы киргизов об охоте.
Ехал я с охоты начинал, к примеру, Сапар-ака, застенчивый чабан с усами, похожими на мышиные хвостики. Ехал на ишаке и вез архара рога в два кольца Внизу река прыгает, кричит, плачет луны нет. В винтовке последний патрон. Ночь подползает, чай два дня не пил, устала душа Впереди черное ущелье, Ак-Хатын называется. Знаешь, что такое Ак-Хатын? Это белая женщина. Идет она ночью над рекой, по скалам Если увидит ее человек, от страха умрет. Еду я около самой реки, вода прыгает ишаку на ноги И падает на меня со скалы камень Хочу посмотреть вверх, и не могу поднять голову умереть боюсь. Река кричит, плачет и тут прыгает сверху на меня белое, хватаю винтовку и стреляю последним патроном Гляжу не Ак-Хатын на тропе лежит, а барс, снежный барс с белыми пятнами
От таких рассказов шла кру́гом голова. Киргизы допивали чай, прятали остатки сахара в карманы и просили позволения заглянуть в палатку. Они брали в руки каждую вещь, переворачивали, передавали друг другу и прищелкивали языком. Особенное восхищение у всех вызывала кружка из пластмассы, которую можно было смять точно мячик, а она снова расправлялась. Заливаясь детским смехом, гости плющили ее в-жестких ладонях и даже колотили палкой. Осмотревши вещи и попросив лука или соли, чабаны вылезали из палатки и доставали свои ободранные бинокли. Они внимательно осматривали вершины гор вокруг и обязательно находили архаров. Гоша хватал свой новенький бинокль и смотрел тоже, но ничего не замечал. Киргизы посмеивались, показывали руками:
Э-э, сыматри, тридцать штук ходит.
Гоша ничего не видел.
Киргизы уезжали, а он долго еще тщетно впивался глазами в горы.
Наконец ему повезло. Пришел камеральный день, геологи с утра засели в палатках описывать свои образцы, а Гошу начальник отпустил на охоту.
Человек, впервые взявший в руки охотничье ружье, ничем не походит на человека без ружья. Новичок охотник, будь он академик или плотник, счетовод или милиционер, забывает в эти священные мгновения о работе, о жене, о земле и космосе, для него нет уже ничего, кроме ружья и таинственных шорохов, издаваемых бесчисленными зверями и птицами. Если над ним качнется ветка, то он будет высматривать на ней рысь, если с горы скатится камень, новичок оцепенеет в ожидании медведя Вот так чувствовал себя и Гоша, когда шел вверх по долине. Он поднимался к горам, они медленно вырастали ему навстречу в своей угрюмой немой красе. Гоша отошел уже далеко от лагеря и решил, что вступил в девственный и дикий мир. Перед ним был холм, высокий и крутой, несомненно, он прятал за собой добычу. Гоша пригнулся и, тая дыхание, поднялся на холм. За холмом на кочковатой низине у ручья мирно паслось стадо яков, лежал мальчишка киргиз в куртке и сидела белокурая, похожая на льва собака.
Видимо, девственный мир начинался несколько дальше.
Целый день Гоша шел в тревожном ожидании и предчувствии желанной охоты, но ни на кого не наткнулся. И наконец впереди на желтом склоне он увидел два черных пятна. Они двигались прыжками вверх. В бинокль Гоша разглядел двух медвежат. У него перехватило дыхание и слезы выступили на глазах от счастливого волнения. Медвежата, играя и подпрыгивая, карабкались в гору. Медведица, конечно, была где-то рядом, но Гоша забыл об опасности. Такая удача! Задыхаясь, он побежал к зверькам. Одного он застрелит, второго приведет в лагерь! Пробежав по осыпи, Гоша упал, чтобы не спугнуть их.
Медвежата его не заметили. Они продолжали резвиться, вставая на задние лапы, и боролись. Пригнувшись, Гоша побежал к громадным камням из-за них можно уже стрелять.
Добравшись до валунов, Гоша увидел медвежат вблизи. Но странные это были медвежата! Они забирались вверх по осыпи чересчур громадными прыжками. И вдруг один из них подпрыгнул метров на пять и опустился на камень. Гоша поспешно достал бинокль и пока искал медвежат прыгающими стеклами, оба они оторвались от земли и тяжело взмыли в воздух. Это громадные орлы. С медленно нарастающим свистом пронеслись над ним.
Досадная ошибка окончательно вывела Гошу из равновесия. Один раз к лагерю близко подошли архары как назло, у Гоши не оказалось тогда под рукой ружья. Мы пробовали успокоить его. Кто-то из нас намекнул Гоше, что не стоит ему сейчас терзаться из-за архаров, потому что охота на них в мае запрещена. В мае у них появляется на свет потомство. Гоша, от природы добрый и внимательный, не слушал ничего и все больше трепетал в своей охотничьей лихорадке. Он был из тех натур, которые если уж увлекаются чем-нибудь, то до конца, и увлекаются всегда тем, что для них недостижимо, что им просто противопоказано.