О-о-о! хором выдохнули потрясенные супруги.
Горшочек-то волшебный, проникновенным голосом произнес призрак. Ибо все, что попадет в этот сосудлюбая дрянь, любой сор, даже дерьмо, да-да-да! обратится в драгоценный металл! Но при одном условии: скромность, скромность и еще разскромность. Ваш уважаемый предок просто пожадничал. Вот и остался с носом.
Глава 16, продолжение, 17 и начало 18-й
Заклинание обращает в драгоценный металл большое количество любой субстанции, посему и служит мерилом людской алчности. А горшок короля Мальвуазиянаграда скромным и благородным, премногими добродетелями украшенным! Он кому попало в руки не дается, да и пользоваться им можно лишь строго установленный срок. Потом он исчезает.
Кем это установлено? недовольным тоном спросила Мелинда.
Свыше! Это установлено свыше! указывая на потолок, строго произнес призрак. И обсуждению не подлежит.
А превращенное обратно не нет? осторожно поинтересовался Эгберет.
Нет, заявил призрак. Сей алхимический процесс необратим.
Он уже вернулся на прежнее место и небрежно обмахивался подолом савана, пытаясь отдышаться. Легкий запах духов и сухих трав поплыл по комнате.
Несколько минут царило молчание.
Между нами говоря, Мелинда понизила голос и скривилась, я бы ни за что не стала носить украшения из такого золота. Вот разве что преплавить его в монеты. Разве что с сомнением произнесла она и вопросительно взглянула на мужа.
Тот молчал. После долгожданного отъезда гостей, сиятельный господин барон отчаянно нуждался в деньгах. И дикое, совершенно несуразное и просто ошеломляющее предложение призрака оказалось очень своевременно.
Но первоначальный пыл вдруг угас, и Эгберт задумался: а хочет ли он этих денег? Неужто он совсем уж неразборчив?
Деньги не пахнут, о мой славный потомок! Деньги не пахнут, словно прочтя его мысли, назидательно произнес призрак. Ох, чуть не забыл! Вам еще надо найти текст заклинания. И где ж его искать? спросила Мелинда. Разумеется, в тексте пророчества. Час от часу не легче! воскликнула госпожа баронесса. А оно-то где, это самое пророчество? Да где-то здесь, в замке, пожимая плечами, ответил призрак. Нам что теперь, перевернуть вверх дном или разобрать по камешку весь замок?! рявкнула госпожа баронесса. Это уж не моя печаль, прищурилось зеленое чудовввище. Ищите да обрящете!
Ну хорошо, сказал Эгберт. Мы подумаем.
Думайте, драгоценные мои, думайте! Ноне слишком долго, предостерег их призрак и растаял в воздухе.
Глава семнадцатая
Дверь библиотеки распахнулась. Легко, от одного лишь прикосновения. Удивленный Эгберт застыл на пороге. Этого не могло быть, потому что быть не могло! Его покойный дед, настоящий «книжный червь», трепетно сберегал свои сокровища от всехдаже ближайших родственников. Увы, те не разделяли его пристрастия к «хорошей литературе»: ни о чем, кроме рыцарских романов, слушать не хотели и запросто могли использовать дорогие фолио отнюдь не по назначению. И потому тяжеленная дубовая дверь (которую снаружи украшали легкомысленная резьба и бронзовые завитушкидабы сбить с толку непрошеных гостей) изнутри была обита железом. Эти двери никогда не распахивались!
О, нет! Это было невозможно. Все равно, что представить себе рыцаря в боевых латах, с легкостью выплясывающего на балу. Бред! Полный бред! Полный и окончательный!
И все жеони распахнулись.
Эгберт медлил, чувствуя на себе недоумевающий взгляд жены. Наконец, решился и переступил порог.
Внутри царила мерзость запустения. Почти вся правая сторона комнаты была сплошь заткана паутиной. До того густой и плотной, что сквозь нее едва просматривались (то естьскорей угадывались) очертания предметов. Мраморный пол пушистым серым ковром устилала пыль. Высоко же на потолке («слава богу, достаточно высоко!»с содроганием подумал Эгберт) восседало трое пауков. Огромныхс суповую миску каждый, угольно-черных и устрашающе волосатых.
Пауков привез дедушка Эгберта. Зная, что все женщины в замкеот его бесстрашной жены и до последней служанкипросто на дух их не переносят, он не поленился съездить в столицу на очередную ярмарку. Откуда и привез, по словом бабушки, «этих мерзких тварей, гореть бы им в аду!».
Живут они очень долго. Лет то ли двадцать, то ли тридцать, «обрадовал» господин барон свою жену и тетушку Аделаиду.
Все трое стояли посреди библиотеки, куда каждый пришел, по своим делам. Старая баронесса давно уже присмотрела один «никому не нужный и не интересный» метафизический трактатсебе на папильотки. Качество пергамента гарантировало отличную завивку. Аж на целых три дня!
Тетушка Аделаидаза очередным томиком модных стихов. «Выжать слезу на сон грядущий».
Ну, а господин барон Господин барон принес паучков«побегать, лапки поразмять».
Несмотря на свои размеры, они отличаются необыкновенной резвостью. А ещешипят и кусаются. Говорят, очень больно, проникновенным голосом сообщил он.
Обе дамы были неприятно поражены услышанным.
Надеюсь, дорогой, они не станут здесь плодиться и размножаться? холодно спросила мужа госпожа баронесса.
Что ты, дорогая! Как можно! Это было бы противу всякого естества: все троемужского рода, горячо заверил ее господин барон.
Хм! только и сказала госпожа баронесса, с отвращением глядя на открытую деревянную коробку в его руках. И осторожно потрогала указательным пальцем мохнатый клубок.
Гладь, не бойся! Смотри, какие хорошенькие! Лохматенькие! ободрял ее муж.
Госпожа баронесса (превозмогая себя, о-оо) еще раз поднесла руку к содержимому коробки. Клубок тут же задвигался и зашевелился, из него высунулась длинная влолосатая лапа.
Госпожа баронесса побелела. Она отдернула руку и тут же зачем-то вытерла ее об юбку.
Ноги нашей здесь не будет. Никогда! Не правда ли, дорогая? ледяным голосом обратилась она к тетушке. Та закивала головой в знак согласия, и благородные дамы с достоинством удалились, совершенно забыв, зачем пришли.
Надо же! усмехнулся господин барон. Впервые они заодно. И книжечки мои больше не потревожат. А нам с вами больше ничего и не надо, правда, парни? подмигнул он будущим сторожам его сокровищницы. И, одного за другим, посадил их на потолок. Да так ловко, словно ничем другим всю жизнь и не занимался.
Весть о страшилищах («черные, свирепые, шустрые!») в мгновенье ока разнеслась по замку. Дамы делились впечатлениями со слугами и служанками, живописуя новых «жильцов» ярко и образно. «Ничего гаже свет не видывал», непременно заключали они свой рассказ.
С тех пор ни одна живая душа не решалась переступить порог библиотеки. Даже стражники. Те почему-то сочли новое приобретение своего господина не кем иным, как чертями. Только мелкими: «Сорт такой». Мол, в столице и не такую пакость купить можно. Были б деньги«шо хошь найдется».
Господин барон был несказанно рад: как раз этого он и добивался.
И вот, сейчас пауки угрюмо следили за каждым движением людей. Когда двуногие исчезали из поля их зрения, они бдительно переползали поближе. Мрачные твари неприятно поразили Эгберта своей резвостью. Собравшись в мохнатую шевелящуюся кучу, из которой все стороны торчало множество лап, пауки зависли на потолке на самой его головой. Вид у них был чрезвычайно неприветливый.
Эгберт молча смотрел, как его жена раздирает паутину и методично прочесывает каждую пядь. Заглядывает в каждый угол, в каждую щель. В каждое мало-мальски подходящее (а то исовсем не подходящее) отверстие, где может быть спрятан вожделенный пергамент. Смотрел и вздыхал: ему было стыдно. Но даже своей «ненаглядной, махонькой синичке» и, уж тем более никому другому, Ээгберт ни за чтохоть режьте! не признался бы сейчас в своих мыслях. В том, что ему благороднейшему барону, славному потомку не менее славного рода Бельвердэй, больше всего на свете хотелось схватить жену за руку и, плюнув на свое дворянское достоинство и предполагаемое рыцарское бесстрашие, как можно скорей, покинуть библиотеку. Попросту говоряудрать. И бог с ним, с пророчеством!