Это те, кто может меня перепить, её улыбка преобразилась до чего-то совсем зловещего.
И Горт, подтверждая это, тут же в ужасе завопил:
Лони, остановись, это же гномий спирт! Его даже орки не переносят!
Принимаешь вызов или нет, люд? гномка полностью проигнорировала причитания шамана и смотрела только на меня.
И её взгляд не предвещал ничего хорошего.
Горт с тихими завываниями осел на пол, схватившись за голову и бормоча что-то про божественную кару.
Но для меня всё как-то резко стало намного проще. Ты даже не представляешь, на кого нарвалась, гномка. Сейчас ты бросила вызов даже не мне, а целой нации, гордящейся своим талантом пить всё, что горит. А уж со «Стоиком»
Я лёгким шагом прошёл к верстаку, сцапал кружку и, ответив гномке точно такой же улыбочкой, заявил:
Наливай!
Глава 6. За Тельвар!
Среди всех возрастных и социальных категорий людей есть одна, отличающаяся особой удалью и бесшабашностью в вопросе пития горячительных напитков. И речь идёт не о типичных забулдыгах, просто поддерживающих свой статус кво, не позволяя упасть градусу в крови, ведь это неминуемо приведет к приходу Белочки. А о более культурной и социально адаптированной ячейке общества. Студентах. А, если точнее, студентах общажных.
Большинство из них, покинув отчий дом и оказавшись без строгого родительского надзора, висевшего над ними всю юность, вкушают манящий плод вседозволенности и пускаются во все тяжкие, стремительно и уверенно погружаясь в глубины увлекательного пятилетнего запоя. Или шестилетнего. Или В общем, срок запоя мог варьироваться, напрямую завися от продолжительности обучения студиозуса.
Но из-за специфики нового образа жизни, необходимости посещать пары и хотя бы создавать видимость учёбы, весёлый загул быстро обрастал тонкостями, хитростями и превращался в филигранное искусство. Ведь после доброй вечерней попойки утром приходилось шлёпать на пары и впитывать знания не хуже, чем спиртягу вчера вечером. А вечером снова предаваться обширному возлиянию. Чаще всегов составе устоявшегося и сплочённого коллектива.
А если уж студент был гуманитарием, которому приходилось пить с философами с соседнего потока или участвовать в неофициальной алкогольной олимпиаде против студентов из медицинского В общем, после подобного курса выживания человек может считать себя готовым ко всему. Ну или почти ко всему.
И после участия во множестве студенческих чемпионатов по литрболу я действительно так считал. Пока не опрокинул в глотку кружку гномьего спирта.
На вид он выглядел вполне безобидно. Кристально-прозрачный, с голубоватым отливом, навевая стойкие ассоциации с чистейшей водой горных озёр. И даже пах не как забористая сивуха, а отдавал чем-то благородным. И, кажется, даже мятой.
Но весь этот обманчивый вид моментально разбивался о суровую реальность ощущений, которые вопили и голосили о том, что по горлу льётся расплавленный свинец, щедро сдобренный жгучим перцем. Беспощадно булькнув, пойло уютно устроилось в желудке раскалённой гирей и принялось неспешно прожигать себе путь на волю.
Первое, что я захотел сделать, это засунуть руку в живот и вытащить этот огненный комок. Но, глядя на насмешливое лицо Лони, сидевшей напротив, я быстро взял себя в руки и сделал морду кирпичом, хотя нестерпимо хотелось упасть на пол, орать и биться в конвульсиях. И если бы не широкая лавка подо мной, услужливо притащенная гоблинами, именно этим бы всё и кончилось.
Увы, но у Горта подобной выдержки не оказалось:
Целителя, целителя сюда! завопил он, в ужасе таращась на меня и, за неимением шевелюры или бороды, пытался вместо волос вырвать себе уши.
Какой целителя, шамана? отозвался кто-то из гоблинов. Целителя семь лун как погиб!
Шаман взвыл, не то от обречённости, не то от того, что его уши изогнулись под каким-то совсем опасным углом, а я с фаталистским смирением отметил, что откачивать меня тут будет некому. Впрочем, стоило догадаться по обработанным мазью ранам. Будь у гоблинов обладатель мало-мальски лечащей магии, меня давно бы уже подлатали.
Твой ход, гномка, выдавил я через сгоревшую глотку и нагло ухмыльнулся.
Точнее, попытался, так как в результате явно вышла какая-то совершенно дикая гримаса.
Лони на это лишь презрительно ухмыльнулась и лихо выхлебала свою порцию, после чего похлопала бочонок.
Тут ещё много, люд. Хочешь продолжить?
Я фыркнул и без лишних слов повернул вентиль вбитого в бочонок крана, наполняя кружку.
Твоё здоровье! отсалютовал я гномке и влил в себя вторую порцию.
И даже довольно крякнул после этого.
То ли я начал привыкать к этому растворителю под видом спирта, то ли первой порцией мне просто выжгло всё, что могло бы что-то чувствовать. Так или иначе, вторая кружка залетела ощутимо легче.
Гномка удивлённо вскинула брови.
Ты ещё не под столом? она приговорила свою порцию и рявкнула. Тук! Тащи закусь! У нас тут серьёзная заруба!
Дальнейшее я помнил не очень чётко. Мы с Лони вливали в себя одну кружку за другой, заедали какими-то сухофруктами и солониной, и время от времени занюхивали лысинами удачно подвернувшихся под руку гоблинов.
В какой-то момент соревнования гномка перестала смотреть на меня волком. И даже спросила, согласен ли я с тем, что размерэто самое важное. После чего у нас завязался горячий спор о плюсах и минусах трёхручного и пятиручного оружия, перемежаемый стуком кружек и причитаниями Горта.
Зевак по мере опорожнения бочонка становилось всё больше и, оглядываясь время от времени, я с удивлением отмечал, как же много в этой крепости гоблинов. А сестрёнка у Лони тоже не промах выпить, эдак мы сейчас окончательно тару-то приговорим
Нееееее, ты не шеловек, хором заявили гномки, тяжело покачиваясь и бухая кружками об стол. Не каждый гнум столько спирту выхлебает. Но с виду шеловек. Как так?
Человек-шмеловек Фигня эт фсё! авторитетно заявил я, нацеживая очередную кружечку. Главное то, шо внутри! А внутри у меня хм гнумий спирт! За Тельвар, демоны! я вскинул кружку.
За Тельвар! взревели гоблины с гномками.
Я запрокинул голову, вливая в себя пойло под радостные вопли, а потом крепость немножечко перевернулась.
* * *
Пробуждение принесло с собой невыносимое страдание, щедро смешанное с отчаяньем и желанием немедленно умереть. Вместо души я ощущал лишь пустоту, а тело напоминало разбитый хрустальный графин, по осколкам которого потопталось стадо слонов. Понятие пространства и времени перестало существовать. Я не понимал где я и когда я, осознавая лишь, что моё бренное тело есть лишь кусок проспиртованной изнутри и снаружи плоти, лежащей в неопределённой точке бытия.
Ценою титанических усилий я повернул набок неподъёмную чугунную чушку, заменившую мне голову, и попытался открыть глаза. И понял, что сейчас даже векам своим не хозяин, а смертную оболочку не покинул лишь по какой-то злой шутке Судьбы. Я попытался воззвать к кому-нибудь в эту леденящую темноту, но не смог издать ни единого звука, так как язык мой и глотка находились в плену опаляющего сушняка.
Наконец, приложив усилий, которых хватило бы на открытие заклинившей гермостворки, я смог приподнять одно веко и слепящий свет, прорвавшийся сквозь эту узкую щелочку, едва не испепелил меня окончательно.
Утречка, Владыка! весёлый звонкий голос стаей обезумевших ос ворвался в мою голову, злобно бьясь о стенки черепа и грозя разорвать его на кусочки. Ну ты, конечно, дал жару.
Каким-то чудом разлепив второе веко, я увидел напротив крайне знакомый силуэт в тёмной толстовке.
Бже простонал я, едва шевеля потрескавшимися губами и перекатил чушку на другой бок.
Да, я Боже Эй, не отворачивайся! возмутилась Аллегри.
Чёрт, сколько шума!.. Где я? Почему она здесь? Если я умер, тогда почему я чувствую все муки мира?!
Ээй, Владыка, приём! упорствовала богиня, ни капли меня не щадя. Хорош отдыхать, пора брать на себя ответственность!
От этих слов повеяло чем-то нехорошим и я повернулся в сторону Аллегри, попутно пытаясь проморгаться. Оказалось, что я лежу на той самой кровати, где очнулся в первый раз, а Аллегри оккупировала диванчик напротив, забравшись на него с ногами.