Даже не знаю. Может это и похуже женихов. В общем, на самом деле, я дочь известного мага Аранда. А вот этот кожаный мешочек, что у меня на шее мы можем положить в сокровищницу в этой пещере. Потому что это триглаз артефакт семьи Алфилл, который показывает, где спрятаны сокровища и магические артефакты. Да, ты не чувствуешь триглаз. Он в специальном футляре, скрывающем магию. Мой отец был очень сильным магом и очень богатым, как ты наверняка слышал. Но к мешочку и я силы приложила.
Вот это сюрприз так сюрприз! Так ты из семьи Алфилл! Про этот артефакт мне проговорился Фрай Опаловый?
Именно. Ты знаешь, что клан Опаловых славится своею жадностью. Не знаю, как они узнали об артефакте, но однажды отец с мамой исчезли. Папа смог предупредить бабушку, и мы успели сбежать. Дом обыскивали, но триглаз был надёжно спрятан и совсем не в доме. Нас тоже искали, но бабушка изменила внешность и чарами прятала нас от поисков. Мы сбежали в деревню и довольно долго жили относительно спокойно. Потом Опаловые прислали Укхильда. Прислали не за нами, а чтобы отбирал для них магию откуда мог. У Опаловых очень большая проблема. Их прокляли. Теперь их магия убывает, вот они и восполняют как могут. Только тайно, сам знаешь, что полагается за такое.
Укхильд потребовал от меня либо отправляться в гарем, либо отдать косу. Да разницы то нет, что так, что этак, меня ждало одно, лишение сил и магии. Конечно, я отказалась. Тогда колдун пригрозил, что если не отдам косу, то он всех женщин и девушек в деревне отправит в замок. Вот мне и пришлось срезать волосы отсекающим ножом. Но, видно в спешке, несколько волосинок не отрезала, а вырвала. Конечно, они поняли кто я, потому и кинулись искать.
Может, твоему отцу надо было просто отдать артефакт и потом обратиться к Верховному Дракону за защитой?
Папа отдал бы его ради нашей безопасности, но артефакт сделан на крови нашего рода. В своё время три поколения магов создали его. Он просто не будет работать не в наших руках. Получив артефакт и испробовав его, Опаловые не поверили бы, что он настоящий. Отец наверняка говорил им это. Но ты же понимаешь ход мыслей Фрая?
Теперь понимаю. Колдун врёт. А если не врёт, то убьём его или будем держать в плену. Дочку захватим, подождём, пока подрастёт и заставим выйти замуж за одного из нас. А там ребёнок появится, вот и владелец артефакту с нужной кровью. Я всё понял, родная. Можешь не объяснять дальше.
Да, верно. Поэтому за мной охотились. Надеялись и меня, и артефакт захватить.
Всё теперь хорошо, милая, ты в безопасности. Но я услышал только две тайны, а третья? Это всё-таки бывший жених?
Да нет, на этих словах Ильгрис подняла лицо, которое прятала на груди Тангрифа, и он замер, вглядываясь в её глаза.
Так вот она, третья тайна. Никогда не видел ничего красивее.
С трудом оторвав взгляд, он обнял Ильгрис, подвёл к стене, взял её руку и приложил к камню вместе со своей, доверяя ей открыть вход к самому дорогому: жемчужине.
***
Там внизу ещё гремел шум свадебного пира, но молодая жена наследника клана уже покинула пирующих. Ильгрис поднялась в спальню, отпустила служанок и призадумалась. Страшновато. Она видела, что её муж отличается от Опаловых драконов. Когда Тангриф целовал её или даже просто касался, она просто таяла, но кто знает, может, когда дело доходит до настоящей близости, все драконы одинаковы. О Фрае она такого наслушалась, когда спасала изнасилованных им совсем молоденьких девчонок, что сама мысль о предстоящей ночи заставляла кожу покрываться противными мурашками и вызывала под ложечкой ноющее чувство тревоги.
Однако куда деваться. Что бы её ни ждало впереди, пройти это надо. Они пара, а значит, вместе навсегда. Можно, конечно, выпить настой остроконечника. Он притупит все чувства и сделает невосприимчивой к боли, но вдруг она понесёт сразу после первой ночи. Плохо это для ребёнка. Нет. Придётся терпеть. Пока не родится ребёнок никаких настоев, а потом и не понадобится. Прошла в умывальню, там уже ждал бассейн с нагретой водой. Нежилась недолго. Надела приготовленную сорочку и юркнула в постель.
После ванны было так тепло и уютно, что она не заметила, как закрылись глаза. Проснулась оттого, что хотела перевернуться и не могла. Оказывается, Тангриф тоже уже спал, крепко прижав её к себе и обвив руками и ногами, как будто заключил в кокон. Он сразу проснулся от её возни и рассмеявшись вскочил с кровати.
Вот это соню я нашёл. Даже как полагается с мужем чарку не выпила.
Так кто же тебе виноват, гуляка.
Ладно, ладно, не ворчи, ещё успеешь за сотни лет.
Какие сотни лет? Ведуньи столько не живут.
А ты не знала? Истинная пара драконов живёт вместе и умирает в один день.
И человеческие девушки тоже?
Конечно. Моя матушка жива, слава Верховному. Ты сама её видела, а она простая человеческая девушка, которую отец встретил на ярмарке. Дочь бондаря, кстати. Ну ясно, тебе точно пора чарку выпить. Где поднос с ритуальным вином? А, вот он.
Дракон налил из кувшина вино в две серебряные чарки, а затем, взяв серебряный кинжал, лежащий тут же не подносе, сделал им надрез на своей ладони. Взял руку жены, и сделал такой же надрез. Девушка даже не поморщилась. Кинжал был очень острый, а надрез сделан так быстро, что она почувствовать боли и не успела. Соединив их руки, Тангриф дал стечь по нескольку капель крови в обе чарки и затем протянул одну из них жене. Ильгрис молча взяла, не зная, что сказать. Тангриф же подтолкнул её руку тихонько, показывая, что им надо выпить вино. Девушка закрыла глаза и повиновалась. Она поняла, что Миллирис получила магию своего мужа, выпив также его кровь в брачную ночь.
Во имя золотого дракона, что происходит? Она как будто выпила жидкое пламя. Нет, это было не больно. Это было жарко. Кровь побежала по венам горячей волной, заставляя сердце учащённо биться. Она почувствовала радостный азарт. Хотелось что-нибудь немедленно сделать. Открыла глаза и встретилась взглядом с мужем. Он смотрел на неё, ожидая реакции. Ильгрис рассмеялась и увидела, как в глазах Тангрифа зажёгся огонёк. Он молча забрал у неё чарку и, подхватив на руки, понёс на ложе.
Страх снова зашевелился противным червячком, но тут же утих, потому что муж, посадив её на кровать становится перед ней на колени и нежно берёт её лицо в свои руки. Губы его, изогнутые как лук, так красивы и притягательны. Он касается этими губами её глаз, лба, уголков губ, шеи и от этих лёгких поцелуев сердце то сладко замирает, то начинает колотиться. Какие глаза, какие глаза у её мужа. Она готова смотреть в них бесконечно. Руки сами тянутся к его лицу, пальцы гладят его брови, легко пробегают по щекам, опускаются на рельефную грудь.
Где её стыд? Так касаться мужчины. Ах, какая разница, что он подумает. С этим она разберётся завтра. Сейчас она будет делать всё, что ей хочется. А хочется ей многого. Да, как же хорошо, что он распускает завязки сорочки. Его рубашка тоже лишняя. Он как будто чувствует её каждое, даже мимолётное, желание. Вот уложил её и сам лёг рядом. Продолжает целовать её, но теперь поцелуи становятся горячее и ей хочется, чтобы он поцеловал её по-настоящему. И тут же ощущает губы Тангрифа на своих губах. Подаётся навстречу, льнёт, прижимается к нему, ощущая каждой клеточкой этот поцелуй. Ещё, милый, не отрывайся от меня, молю.
Сладкое тянущее чувство появляется внизу живота. Тут она понимает, что Тангриф, обхватив ладонью её грудь, большим и указательным пальцем нежно сжимает её сосок, заставляя возбуждающие волны бежать по всему телу. Продолжай любимый, только продолжай. Она сама уже целует мужа, то проскальзывая языком к его языку, то слегка покусывая его губы, отчего его глаза темнеют расширяющимися вертикальными зрачками. Внутри уже бушует пожар. Тангриф же, оторвавшись от её губ, касается языком соска, заставляя её непроизвольно выгибаться. В ответ она запускает руки в его волосы, гладит плечи. Рука дракона скользит ниже между бёдер и раздвигает их, а затем она чувствует, как его пальцы гладят, то, о чём и подумать стыдно, слегка проникают внутрь, затем возвращаются, добираются до какой-то точки и надавливают слегка. У девушки перехватывает дыхание от желания. Ещё, она хочет ещё. Да, родной, да, вот так. Снова накатывает жаркая волна, доходя до предела, заставляя свет меркнуть. В этих тягучих мгновениях хочется остаться навеки, но волна отступает, оставляя возбуждённую лёгкость, сменяясь потом счастливой расслабленностью.