А они все шли и шли, как заведенные, он еле на следующий привал уговорил. Воду они всю выпили, еще и поливали друг друга. Потом Ромыч оступился и провалился в Кашу. Хохотал во все горло, пока Мишаня его тащил. А Темыч на гати катался от смеха. Мишаня наорал на них, да быстро выдохся. Только ржали без остановки, идиоты. Тогда он их вперед погнал, покрикивал: быстрей, быстрей, всю славу отберут, дроны живность переловят, вам не достанется.
Как Солнце клониться стало, Мишаня понял, что вот сейчас и помрет.
Стоп. На ночь устраиваться надо. Да стойте вы, придурки! заорал он.
Чего-чего? Нам дальше надо, обернулся Роман.
На ночь встаем. А то вообще не доберемся.
Уже ночь? спросил Артем и завертел головой, прищуриваясь.
Хватит на сегодня. Хотите до места дойтименя слушайтесь! гаркнул Мишаня, откуда только силы взялись. От страха, видать.
Пока он раскладывал вещи, парни в шутку боксировали, проминая гать ногами.
Хватит. Поели и спать, сказал Мишаня.
Неохота есть. Воду давай, дед, сказал Роман.
А твоя где?
Так мы всю выпили.
Артем согнулся от смеха.
Мишаня из рюкзака добыл бутылку, попил, парням налил в пластиковые стаканчики по глотку. Они выпили, и Роман вырвал бутылку, запрокинул голову, глотал, только кадык ходил вверх-вниз. Артем ткнул его в живот, пока дружок пытался вдохнуть, выпучив глаза, сам допил. Мишаня в тоске перебирал вещивот фальшфейер, зверя пугать, зажигалка газоваясороконожки не любят огонь. Нож хороший. А наркошей как вразумить? Сидят, треплются. Как деньги потратят, куда поедут. Сказал, чтоб не принимали ничего больше, и что дежурить надо. Раз не спят, то Артем до полночи, Роман до трех, а потом чтоб разбудили. На телефоне будильник завел, сетку натянул уснул, как провалился. Хрен с ними.
Проснулся по будильнику. Ночь была светлая, жарко-то, душно как! В Каше кипела жизнь, копошились, ползали тварюшки, что-то шевелилось, шуршало, в воздухе звенели комары. Мишаня убрал сетку, со стоном поднялся, наплескал от насекомых вонючку на лицо и руки. Есть хотелось и пить. Болело все, как избили.
Городские бревнами лежали, дышат, и то хорошо. Покусанные, червяки по ним ползают. Мишаня за пазуху Роману полез, может, дурь найдет да выбросит. Тот проснулся, цапнул за руку, оскалился:
Чего, дед?
Мишаня струхнул, но ответил:
Чего, сожрут вас, вот чего. Сказал же, караулить надо, а потом меня разбудить. Смотри, сколько гадов по тебе ползает.
Да я вас! Роман стал скидывать с себя червей, многоножек и насекомых.
Мишаня только вздохнул и отвернулся. До утра дремал, вскидывался, озирался. Нет опасностидальше кемарить можно. В семь растолкал городских. Еле встали, рожи страшные, опухшие.
Будете жрать дурьпропадете, угрюмо сказал Мишаня.
Да это не дурь. Стимулятор простой, при интенсивных физических нагрузках. Он разрешенный, сказал Артем.
А мне плевать. Сдохнете здесь и не заплатите. Кто со мной потом дела делать будет?
Да ладно, дед, прорвемся! сказал Роман.
Выбросьте лучше.
Не, поменьше съедим, и нормально будет. Дозу не рассчитали вчера.
Выбрось, говорю!
Не выброшу. И что сделаешь? сказал Роман.
Мишаня зубы стиснул и промолчал.
Все норм. Щас поедим и дальше двинем.
Воды нет. Вчера всю про профукали, сообщил Мишаня.
Ели молча. Парни кидали еду как не в себя. Почти все припасы уничтожили.
Хватит! не выдержал Мишаня.
Ну да, потом всегда есть хочется, пробормотал Артем.
Мишаня пил из фляжки, каждый глоток во рту держал, чтоб всосалось.
А нам? Говорил же, что нет воды, ухмыльнулся Роман.
Не дам. Что сделаешь? Если со мной что случится, вы тут и останетесь, сказал Мишаня.
Ребята, уже не стесняясь, достали таблетки, разломали, кинули по половинке в рот.
А? сказал Роман, протягивая полтаблетки проводнику.
Мишаня отвернулся. Дальше пошли.
Лежал он, звездой раскинув руки и ноги, иногда переползал по гати, и рюкзак перекладывал. Воздухножом режь. Ждал. Городские ушли к самому центру, с собой не звали, да он и не рвался. Все подчистую съели, потом Кашу ели, куда только влезало. Наберут всякого и назад можно. Не верится даже. А не вернутсячто ж, за ними? Прямо туда, в самый Горшочек? Им что, они на таблетках. А ему после бессонной ночки плоховато. Мысли путались. Иногда слышал стон, вскидывался, а это он сам и стонал. Навечно он здесь?
Пар завивался петлями. Каша чавкала, пузыри всплывали медленно, лениво. Глаза закрывались. Спать нельзя. Страшно спать.
Кто-то заполз на ногу, тяжело стало. Мишаня глаза приоткрыл. Многоножка уже на груди, здоровая такая, давит. Извернулась, смотрит, усики шевелятся. Ближе и ближе. Он прошептал:
Тихо, тихо, и стал зажигалку нащупывать, а ее глаза почти напротив.
Где ж она? Пальцы мокрые, не выронить бы. Чирк, чирк, зажигайся. Мишаня простонал. Зажглась. Огонь оранжевый, отражается в глазах твари. Уходи, уходи, ну!
Многоножка потянулась вперед, отпрянула и повернула, уползать стала, перебирая по груди лапками. Мишаня плакал в голос и молился Хозяину этих мест и всем богам, кого вспомнить мог. Море, море, где ты?
Он вздрогнул и проснулся. Его трясли за плечо. Сверху была опухшая рожа, вся в прыщах и корках, черная щетина пробивалась на подбородке, а глаза красные, стеклянные, и зрачок черный и громадный.
Эй, дед, погнали!
Мишаня сел рывком и чуть не провалился. Каша опасно потекла через поплавки, но гать еще держала. Роман. Один. На груди мешок болтается, а рюкзака нет. Мишаня завертел головой:
Где этот, второй? Артем где?
Утонул Темыч. В пузырь попалбульк и нету. Я его вытащить хотел, но не смог. Сам чуть не помер. Нету его больше. Каша забрала, так у вас говорят?
Каша, значит? Мишаня смотрел в упор, и лицо Романа стало кривиться, морщиться.
Вцепился в плечи Мишане и встряхнул так, что зубы клацнули.
Не понял, дед? Валим, пока живы! Быстро!
Мишаня подхватил рюкзак, а руки дрожали. Пошли обратно. Роман бормотал про себя что-то, песни пел, еды требовал.
Нет еды, и воды нет! кричал Мишаня.
Ничего, все будет! Вот заживу. Значит, трюфель сдох, корни, вроде, тоже, кордицепс живой. Культуры-шмультуры. Тоже, наверно, сдохли. И хрен с ними. Слышь, дед, ты чего хочешь?
Чего, чего, выйти живым хочу, огрызался Мишаня.
Пра-а-а-вильно, умный ты! Выведи меня отсюда, а тамэх! Такая жизнь пойдет!
Мишаня глядел на компас, стрелка плясала, мутилось в глазах. Верхушки мертвых сосен кружились хороводом.
Быстро, ну! заорал Роман.
Уймись! Не выйдешь без меня! крикнул в ответ Мишаня. И успокоился.
Тянули гати, ползли помаленьку. Мишаня глотал Кашу, не впервой. Роман песни орал, бормотал по нос, что Артемов отец был умный, а сын дурачок, что много чего пропало, потому что жарко, надо было не там оставлять, что еще где-то есть, а где? Точно есть, вернуться надо потом. Потом опять пел, многоножек хватал, раскручивал над головой и пускал в полет. Свалился с гати, побарахтался, но вылез обратно. И все говорил и говорил.
Мишаню тоска забирала. Связи нет, и поблизости никого. Может, какой дрон их видит и пишет, а толку-то? Каша, она много чего забрать может. Зачем он только в это влез? С деньгами наверняка Роман кинет. Вон, и рюкзак потерял. А дома ничего они не прятали. Да и речь не о деньгах теперь.
Воздух свежел, жара спадала, дышать стало легче, зато живности прибавилось. Роман все глотал таблетки, рвался вперед. Мишаня с трудом уговорил на ночевку. В темноте пропастьдело плевое. Ночью Мишаня спал урывками, стряхивал с себя гадов разных. А Роман, вроде, и не ложился.
Утром солнышко вышло, ветерок обдувал, парочка дронов лениво кружила поодаль, совсем хорошо. Мишаня лапти достал. Гати пришлось одному тащить, Роман сказал, что наплевать ему. Тяжело, а что делать, их отдавать надо.
Мишаня огляделся, местность уже знакомая была, хоженая-перехоженая. Влево забрать надо немного. Он тяжело шел, наклоняясь вперед, рюкзак больно врезался в плечи. Кричал городскому, чтоб не уходил далеко, да тот не слушал. Ускакал вперед, горланя песенки. И упал.
Эй, дед! заорал он.
Сейчас, сейчас. Не дергайся только, Мишаня стал рюкзак скидывать. Особенно не торопился. Городской спокойно лежать не будет. Станет трепыхаться, его ползучка и обовьет покрепче. Травка такая, ножом ее резать можно, хоть и с трудом. А знают об этом не все.