Вот именно! И ты еще удивляешься, почему я на него отвлекся, Аполлонский наконец-то сделал глоток кофе, обильно присыпав сахаром.
С твоего позволения, приподнялся Грецион и, подойдя к художнику, посмотрел на набросок, увидев там ровно то, что ожидал. Конечно, Федор Семеныч переиначил все на свой любимый ладфэнтезийно-средневковый, а потому на листе в рогатом шлеме восседал уже самый настоящий барон, Эрик Рыжий нового кроя, пускай и нарисованный.
Могу построить ему замок из салфеток, предложил Грецион, садясь на место.
Будет очень мило с твоей стороны, художник наконец-то отложил блокнот и принялся за тортик, тоже посыпав сверху сахаром. Как вернемся, заставлю студентов рисовать вариации на темы немецких баронов, пусть помучаются. А вообще, такие колоритные товарищи просто так в кафешках не встречаются, помяни мое слово.
Обязательно помяну, хмыкнул Грецион. Обязательно. А со студентами ты слишком жесток.
Кто бы говорил, знаю я твои чудачества Ну-ка покажите мне на карту Атлантиду, или что-то в этом духе!
Почему ты так любишь спорить и колоть на пустом месте?
Дурная наследственность! Дядьки, тетьки, и все вот это вот.
Представить не могу, что было бы, если бы у меня был такой же скверный характер.
Аполлонский махнул рукой и глянул на часы.
Ну сколько ж можно задерживать этот рейс
Терпение, мой дорогой Феб, терпение.
Иногда я хочу, чтобы ты был нытиком, надулся художник.
Где-нибудь, но не здесь.
Профессор чувствовал, что обязательно должен покинуть аэропорт и улететь на острова-Комодоэтот интуитивный локомотив, необъяснимый, но слишком броский, чтобы его игнорировать, тянул профессора вперед. К тому же, Грецион доверял своей интуиции больше, чем логике.
Когда на регистрации они спросили, почему рейс задержали, к тому моменту, уже на два часаникто не смог ответить ничего внятного, получались только нечеткие «приносим извинения», «так вышло», «какие-то проблемы». А ведь погода была летной, самолет, со слов персонала, исправным, а бастующий пилотов и стюарде рядом не наблюдалось.
Тогда на регистрации Грецион сказал:
Видимо, так нужно было.
И оказался абсолютно правнекоторые решения происходят лишь потому, что нечто странное и неправильное случается в слега ином пласте бытия.
Слова Федора Семеныча профессор, кстати, все же помянул, как только они с рыжим псевдо-бароном оказались в очереди на один рейс. Собственно, на этом поминания и закончилисьв самолете господин оказался в другом конце салона и мирно проспал там всю дорогу. Храп слышал весь салон, но поделать никто ничего не мог, боясь получить топором викингов прямиком по макушке.
* * *
Гигантские листья папоротников наслаивались друг на друга, соприкасались с выпирающими высоко над землей корнями исполинов-деревьев и собирались в один зеленый калейдоскоп, в непроходимые джунгли, где терялся даже светоттого и казалось, что освещение здесь весьма странное. Свет не заливал эту зелень, как обычно бываетскорее он был разбросан вокруг мелкой крошкой, соединявшейся в одну матовую иллюминацию.
Но так это выглядело для его преследователей, для людей. А для бегущего со всех четырех лап существа картинка преломлялась фантастическим образомчеловеческий мозг воспринял бы такое как абракадабру.
Существо бежало так быстро, как могло, уносясь от преследователей. Им двигал нет, не страх, страхэто слишком человеческое чувство. Это было что-то намного глубже и первобытней, что-то, чего внутри человека не отыскать, ощущение, не поддающееся объяснению. Но если уж и переводить на людской лад, то нечто сродни тому, что чувствует еретик на уже вовсю пылающем костре, или терзаемая пираньями жертвасмесь безысходности, глубинного страха и некоего безразличия, ведь итог и так ясен.
Но зверь все еще бежал, пытаясь найти хоть какую-то лазейку в этих давящих джунглях.
И ему все-таки удалось.
Существо ощутило щекочущее покалывание, ползущее от рога по всему телу. Потом нахлынула волна чего-то столь знакомого, чего-то столь родного, что зверь вполне мог назвать домом, если бы в его лексиконе были хоть какие-то слова.
Существо рвануло вперед, просто поддавшись этому сладкому сиропу из ощущений.
А потом зверь провалилсяне буквально, конечно: он не упал в яму и не сорвался с холма, а провалился правильнее будет сказать, между реальностей. Провалился в мир, возможно, не столь идеальный, в мир без Духовного Пути, но в мир, веявший чем-то таким трогательно-родным, как первый теплый весенний ветерок после затяжной и холодной зимы.
И оттиски, нагрузка на которые внезапно оказалось двухкратной, с хрустом преломилисьна мгновение, которого было вполне достаточно.
* * *
Драконы-комодоудивительные животные.
И вовсе не из-за того, что жить они могут по сто лет, и даже не потому, что они из прочих родственников ближе всего к погибшим динозаврам и фантастическим драконам средневековых легендхотя, это большой такой плюс в карму этих пресмыкающихся. Прежде всего ящеры невероятны темсей факт будоражит ученые умы, как камень осиное гнездо, что растут всю жизнь. Понемногу, по сантиметру в год, но все же становятся больше и больше, не останавливаясьв отличие от других, с точки зрения природы, видимо, примитивных форм жизни, которых она такой сверхспособностью обделила. Рано или поздно все живые существа перестают расти, а вот комодоотнюдь. Если взять в расчет еще их столетний возраст, получатся действительно новоявленные динозавры, или хотя бы динозаврики. Все натурально, экологично, без использования каких-то там застывших в янтаре комаров с ДНК рептилий.
А потому эти огромные ящеры, очень, надо сказать, довольные жизньюеще бы, такой подарок она им отвалила, лежат на песке, греются, лениво переворачиваются с огромного боку на не менее огромный бок. И продолжают расти даже в таком состоянии абсолютного блаженствавот ведь чудеса.
Но сегодняшний день ознаменовался уменьшением размера всей популяции на острове Комодо, притомдважды.
Сначала в воздухе что-то словно хрустнуло, будто небесную гладь разломили напополамящеры нервно дернули глазами, почувствовав эту аномалию. Люди, конечно же, ничего не заметилине по глупости своей, хотя ее у них всегда тоже хоть отбавляй настолько, что, если вдруг появится раса, которой внезапно приспичит закупать глупость галлонами, люди станут главными ее поставщиками. Ну так вот, не заметили этого надлома живущие на острове люди и приехавшие сюда туристы совсем по иной причинеэто ощущение пронеслось на уровне, человеком не воспринимаемым. Как свисток для собакдуешь-дуешь, сам ничего не слышишь, а животное просит побыстрее заткнуться и прекратить это издевательство.
Драконы-комодо, как уже было сказано, ощутили это стрелой пущенное ощущениеи перепугались так, что на миллиметр точно уменьшились в размерах. Но это ладно, ерунда.
Второй раз за день все ящеры уменьшились уж точно не меньше, чем на сантиметр, испугавшись так, как никогда за свои долголетние жизни до этогоящерицы просто услышали довольные возгласы Психовского, ступившего на землю острова, как стихийное бедствие.
Аполлонский восклицал и радовался еще пущено только умел делать это тихо, выливая эмоции карандашом на бумагу.
Да ты посмотри на этих красавцев! вскрикнул Грецион, топчась босиком в мокром прибрежном пескукрабы профессора, видимо, тоже обходили, боясь цапнуть за палец. Они же восхитительны!
Я думал, что так радоваться буду я, Федор Семеныч сидел на песке чуть вдали от берега, орудуя карандашом. А громче всех, как обычно, ты. Водолеи
И снова ты за свое, фыркнул Психовский, зашагав к художнику. Я бы обрадовался сильнее только если бы ты привел меня на берега Атлантиды.
Утопил, то есть?
Дурацкая шутка, честно признался профессор, заглядывая в блокнот. Там уже прорисовывалась линия островных джунглей, просто для украшения добавленная на лист. Но в центре, пока в общих чертах, появилась рептилияживой экземпляр лежал неподалёку. Вообще, драконы-комодо встречали всех приезжающих на остров уже на берегуи правильно делали, это ведь их дом, их территория, они тут полноправные, вечнорастущие хозяева. Правда, с приездом на остров Грециона, ящеры стали сомневаться, что эта земля все еще принадлежит только им, и уже подумывали сдать остров профессору без боя, от греха.