В каждом оттиске вы рождаетесь под разным знакоми почти везде вы умираете не под своим Зодиака. Тогда каждого из вас постигает разная судьбав одном оттиске вы живы, в другомумерли, в третьемтоже живы
Так, глаза Аполлонского горели ярче полуденного солнца. А здесь Зодиака всегда один и тот же? Змееносец? И что тогда?
Если ты Лев, умерший в августе, попытался додуматься Психовский. То тогда
Тогда все версии реальности, где вы тоже Лев, постигает та же участь. Все Львы погибают. Потому что они под одним Зодиака, и все оттиски для них в этот момент едины.
Тогда Лемурияедина для всех оттисков? уточнил художник.
Бальмедара улыбнулась.
Да, сказал она. Все, что происходит здесь и сейчас, происходит точно так же во всех возможных версиях реальности. Ведь наш знак неподвижен, в то время как для всех остальных, время стояния Зодиака в небе и Зодиака самого человека должны совпасть, чтобы оттиск стал единым. У нас же только один знакЗмееносец. Нельзя родиться не Змееносцем в Лемурии, и нельзя родится Змееносцем вне Лемурии.
Совсем? огорчился Федор Семеныч.
Почти, вздохнула Бальмедара. Иногда, раз в никогда, Змееносец сдвигается из центра это, конечно, аномалия, но она случается. Тогда кто-то вне Лемурии может родиться под Змееносцем, но он все равно будет разным во всех реальностях. Потому его знак не совпадет с тем, что пристроился на небосводе.
Если не попадет сюда, уточнил Брамбеус.
Да. Но как только он покинет Лемурию, то вновь перестанет быть единым для всех оттисков.
Так, а если, после долго молчания сказал Грецион, кто-то, как мы, родившийся не под знаком Змееносца, попадет сюда. И умрет здесь. То тогда
Вы сами проверили это совсем недавно, ответила женщина.
Психовский откашлялся и побелелпрофессору опять поплохело, и не столько от осознания собственной смерти где-то в другом месте, сколько от осознания того, что всю эту информацию он почему-то и знал, и не знал одновременно, будто бы она стерлась, как запись на старой кассете, и товзятой в прокат.
Да, точно. А
А небо, перебил его Аполлонский, потому такое странное?
Лемурияместо между мирами, между оттисками. Посреди условного небесного круга, понимаете? Все версии реальностей в некотором роде вертятся вокруг нас.
А теперь можно еще раз, но не для профессорского состава? попросил Брамбеус.
Бальмедара вновь улыбнуласьГрецион подметил, что делает она это удивительно часто.
Лемурия едина для всех оттисков реальности, онагде-то между ними, прямиком под знаком Змееносца. А Змееносецв центре Зодиакального круга. Потому здесь мы и не испытываем дежавю. Если мы умремто единожды в единственном оттиске Лемурии. Но вас выдрали из ваших оттисков, а потому дежавю у вас все еще случается.
Женщина приумолкла, думая, как бы объяснить еще проще.
Представьте, что каждый знак Зодиакаэто отверстие в форме определенной фигурки. И колесо с отверстиями крутится. Когда фигурка, то есть вы, и отверстие совпадаютто дежавю пропадает, на это время вы едины для всех оттисков. А здесь ваши фигурки никак не попадут в отверстие в форме Змееносца. Потому что под ним можно родиться лишь в Лемурии.
С бароном было весьма просто разговаривать по многим причинам, но самой яркой, наверное, стала вот какаяБрамбеус читался как открытая книга, почти буквально. Все его мыслительные процессы отражались в весьма выразительной мимике, отчего было понятно, когда тот прикидывает некую идею, а когда ничего не понимает. После нескольких мучительных пантомим лицо Брамбеуса все же приняло выражение, говорящее: «Понял почти что до конца».
А тринадцатый добавочный месяц Шумеров, пулеметной очередью оттараторил профессор, чтобы не дать Федору Семенычу вновь перебить себя, с этим как-то связан?
Женщина резко вскинула вверх руку, призывая к молчаниюсначала Психовский подумал, что тут что-то не чисто, и этоспособ уйти от ответа на непонравившийся вопрос, но потом Грецион просто оглянулся. Он так увлекся беседой, что совсем не заметил, как густой лес уже кончился. Бальмедара же следила за дорогой, а потому остановилась как раз вовремя, чтобы
Чтобы впереди раскинулся храм, шепчущий не просто старостью, а уходящей глубоко в первые человеческие легенды древностьюот сооружения из потрескавшегося белого камня с вытянутыми, заостренными куполами, веяло чем-то очень пустымэто было не ощущение, а его шаблон, который каждый должен заполнить сам. Грецион почему-то ощутил вкус кислых, забродивших ягод, а в ушах услышал религиозное бормотание, словно записанное на корке мозга, как на пленке. Складывалось ощущение, что древнее сооружение пыталось самым ярким образом представить себя каждому индивидуально, чтобы первое впечатление стало самым точным.
Скисшие ягоды и бормотание, прошептал профессор.
Лакрица и журчание воды, подхватил художник.
Мясо и мясо? не понял посыла Брамбеус.
Бальмедара снова улыбнулась своей фирменной, какой-то дремлющей за пеленой улыбкой.
Мята и детский смех, сказала она. Предвосхищая ваш вопрос, профессор: да, это действительно заклинание.
Работающее по какому принципу? уточнил Аполлонский, пытаясь переиграть Психовского. Ну, Кабала, жертвоприношение, молитва
По принципу слов, как и все остальные. Слова нашего правителя очень весомы, во всех смыслах.
Они спустились с холма, и чем ближе подходили к храму, тем больше понимали, что этоцентр города. Вокруг появлялись другие люди, не обращавшие особого внимания на внезапных гостей: практически все местные были одеты в фиолетовые нарды, но без костяных вставок, да и причудливых головных уборов у остальных не оказалось. Грецион знал, что такие отличительные черты одежды и дополнительные аксессуары что-то, да значатэто как сумочки со стразами или дорогой строгий пиджак, ярким бельмом кричащий о статусе человека (или, по крайней мере, о наличии у него денег). Профессор уже начал прикидывать, какой статус давало лемурийцу наличие шапки-митры, но мысль его резко оборвалась и полетела в пропасть забвения, когда он вновь увидел здоровую фиолетовую ящерицу. И ладно бы, если рептилия просто мирно ползла где-то рядомну подумаешь, забралась в город.
Но на ящерице сидел человек, помыкая ей, как лошадьюпо бокам седла свисали какие-то кожаные мешки и сумки.
Мне кажется, или прошептал Аполлонский.
Нет, не кажется, ответил Грецион.
Похоже, я в раю, вздохнул художник.
Похоже, нам надо было оседлать ту ящерицу! добавил Брамбеус.
Заметив такой интерес к рептилии, проводница решила объяснить ситуацию:
Да, мы используем их как ездовых животных. Очень удобно, и наездник недалеко от земли, в отличие от лошадей. Но на это вы еще насмотритесь.
Они проходили мимо сооружений из белого камня, которые давно уже захватили лозы и суровые корни огромных деревьев, но лемурийцам это, похоже, не мешало. Казалось, что все домишки, террасы, ступени и башенки росли из огромного храма, были его продолжением, и этот города никто не сомневался, что оказался в центре древнего мегаполисаразрастался из центрального комплекса.
Психовский гордился одной своей способностью, которая часто помогала ему на экзаменах: в молодости для того, чтобы списывать, а сейчасчтобы мешать студентам заниматься тем же, ну или хотя бы издеваться над ними, ловя на жульничестве. Так вот, профессор очень быстро улавливал детали и запоминал их надолгопоэтому в отличие от Брамбеуса и Федора Семеныча, завороженных ездовыми ящерами, Грецион настороженно смотрел на колонны, обвитые каменными змеями, разинувшими свои пасти. Что-то очень напрягало Психовского, какое-то щемящее, интуитивное чувство, которое не получается объяснить до поры, до временипока не найдется катализатор для ответа. Но змеи в архитектуре нет, тут что-то определенно было не так.
И вот опятьне дежавю, нет, но ощущение, словно бы он видел это своими, и в то же время совершенно чужими глазами.
Пока Грецион считал ворон, ну, точнее, змей, все четверо добрались до храма, вблизиеще более огромного и нависающего. Индивидуальный запах каждого усилился, и профессора аж затошнило от едких забродивших ягод. Коварный взгляд, мониторящий детали, тут же просканировал колонныконечно, здесь их тоже овивали змеи, только огромные, под стать храмовым колоннамметров двадцать в высоту, не иначе.