Достопочтимый Сунлинь Ван повернул голову и оглядел древесных гигантовему показалось, что уже слегка стемнело, но это не было поводом ни для действий, ни для беспокойства.
Китаец закрыл глаза, чтобы уловитьсовсем не факт, что обычным слухомлегкие шаги на влажном песке, а после бархатный шум волн, уже смывших следы.
Звук внезапно оборвался.
И старый алхимик продолжил ждать.
* * *
нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет
И так до бесконечностипримерно это короткое слово, если переводить на человеческий, прыгало и кружилось в голове существа. Все случилось совсем не так, совсем по-другому, и побег стал лишь еще одним шагом к заключениюони будто знали, знали, что он вернется сюда, в эти леса, что древнее древнего, под своды этого глубокого, разодранного в клочья цветного неба
И он вернулся. Нехотя, но вернулся. Вернулся, пытаясь убежатьно попался в кольцо вечно голодного уробороса.
Теперь в сознании мерцало, вспыхивало и гасло только одно слово, зацикленное до тугой бесконечности
нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет
* * *
Огромная фиолетовая ящерица пожалела, что не умеет истошно орать, когда барон Брамбеус своей мощной рукой схватил ее за хвост. Честно говоря, она пожалела о многих вещах: например, о том, что эволюция не наградила ее возможностью откинуть хвост и спастись бегством, да и вообще о том, что родилась на свет.
Вместо того, чтобы истошно крикнуть, рептилия не менее истошно захрипелаона очень постаралась.
Ага! Не уйдешь! радостно взвизгнул барон, хватая ящерицу второй рукой. Ружье он доверил подержать Аполлонскому и, благо, то промокло насквозь, а то художник мог ненароком и пальнуть раз-другой куда не нужноспички не игрушка детям, огнестрельное оружие и все, что отличается от карандаша с кисточкойне игрушка Федору Семенычу.
Ящерица, все еще пытаясь спастись, извивалась, напоминая плохо раскрученный неоновый волчок. Аполлонский, схвативший ружье под мышку, пытался зарисовать ерзающее существоно сдался после нескольких безуспешных попыток.
Ну, ха-ха! зарокотал барон. Теперь ей от меня никуда не деться! Ну и здоровая же, а! Оглушить бы ее как следует. Помню, поймали такого здоровенного карпа
Не удивлюсь, если это были карпы из императорского пруда, пошутил Грецион. Он не рассчитывал на бурную реакциюшутка была не слишком искрометной, но Брамбесу понравилось так сильно, что тот засмеялся громче всех нордических великанов, чем привел в еще большую панику бедную рептилию. Брюшко ее засветилось сильнее.
Это она от испуга? Брамбеус отвлекся на свечение.
А по-моему, заметил художник, поправляя шляпу, просто стемнело.
Грецион взглянул на небодействительно, цветные обрывки непонятно чего, эти витражные кусочки небесного купола словно бы приглушили, наложили поверх них пленку, но только голубоватую. И теперь на лес спускалась, снисходила мягкая синеватая темнота, почему-то казавшаяся какой-то не от мира сегобудто между бесконечным космосом со всеми его светилами и землей не было никаких преград, и небо постепенно наслаивалось на макушки деревьев, ползло по кронам, крупицы вселенной проникали сюдакак в хорошем десерте с воздушным творожком и черничным вареньем.
А еще откуда не возьмись начал клубиться фиолетовый туманон наползал шлейфом ночного платья и слабой, пока что еле-еле видной дымкой смешивался с воздухом, словно тысячи эфемерных джинов разом развеялись по миру.
Это что, туман? почесал подборок Федор Семеныч.
А что по-твоему? вопросом на вопроскак он любил общаться со студентамиответил Грецион. Профессор поймал себя на парадоксальной мысли: он видел этот туман впервые, абсолютно точно, но пружинка внутри, вероятно сломанная, подсказывала, что фиолетовый туман должен быть знаком профессоруэто слегка сводило с ума, но пока обходилось без тошноты. Розовые, мать их за ногу, пони?
Ого, вот это мы резко заговорили, захлопал глазами художник. Я понимаю, что это туман. Но он фиолетовый.
Прости, потер переносицу Психовский. Это тебя действительно здесь удивляет больше остального, среброкистый Феб?
Это все, конечно, замечательно, каждый раз, когда ненадолго замолчавший Брамбеус вновь начинал говорить, от неожиданности сердце уходило в пятки, но лучше бы нам найти какое-нибудь место, где мы переждем ночь. Кто знает, какие еще существа бродят тут в темноте
Отлично, всегда мечтал пожить в пещере, максимально саркастически сказал Федор Семеныч, разглядывая ружье.
Отлично, всегда хотел посмотреть на полудоисторических тварей-переростков! максимально искреннее сказал Грецион Психовский, разглядывая, как художник разглядывает ружье.
Ситуация практически анекдотическая.
Все четверохудожник, профессор, барон и бедная ящерицанаправились в ту часть тропического леса, которая, как им показалось, была не такой густой. Пока они шли, природа вокруг уже начала готовиться к ночной жизнипомимо ящерицы, засветились и грибы на гигантских стволах деревьев, словно бы питаясь наступающей темнотой. Фиолетовый туман шагал за четверицей по пятам, все разрастаясь и разрастаясь, густея и густея. Мир вокруг начинал походить на условный Квартал Красных Фонарей, включивший подсветку витрин, вывесок да указателей, и ставший к ночи еще более живым, чем был до этого.
Деревья, тем временем, редели. Еще несколько пройденных метров без каких-либо приключенийхотя, кто знает, что произошло в других оттисках, и Грецион, на правах шагающего первым, остановился, оказавшись на голом месте.
Все это время они, похоже, постепенно шли вверх и оказались то ли на холме, то ли на утесеподи разбери. Вековечные деревья порасступились, оголив склонрасти они продолжали только далеко внизу. А еще
Внизу виднелись очертания огромного, с вытянутыми куполами, каменного сооружения из древнего белого камня.
Грецион присвистнул. Федор Семеныч снова взял ружье под мышку и полез за блокнотом. Брамбеус цокнул. Ящерица хрипнула и попыталась сбежать, но барон хватки не ослабил. Рептилия, пожалуй, единственная удивилась не столько увиденному, сколько мощным рукам своего тюремщика.
Это Индия? прищурившись, проговорил вопрос художник. И, да, именно проговорил вопросспрашивают обычно, во-первых, у кого-то, а во-вторыхожидая услышать ответ. Аполлонский же общался с воздухом, ответа не ожидая.
Скорее Камбоджа, почесал бороду Психовский. Вылитый Ангкор-Ват!
Боюсь, вы оба неправы, раздался незнакомый голос.
Все трое обернулись. Ящерица решила остаться безучастной.
В стороне, словно тоже выйдя из вековечного леса, стояла женщина в фиолетовом одеяниини то робе, ни то платье, украшенном тонкими узкими костяными пластинами, некоторые из которых тускло блестели мрачно-золотым. На голове у незнакомки была надета высокая шапка, типа папской католической митры, тоже сделанная словно из костей и инкрустированная аметистом. Густые темные волосы свисали до плеч, но среди них виднелись как-то чересчур ярко выраженные белые пряди.
Конечно, вся эта картинка обработалась мозгами троицы моментально, оттого шоковый эффект пришиб куда сильнее и резче. А потому следующая реплика забила гвоздь в крышку этого гроба удивлениядля Грециона уж точно.
Это вовсе не Индия, и не женщина замялась, не Камбоджа. Это Лемурия. Добро пожаловать.
В этот момент ящерица решила еще раз испытать удачу, и, наконец-то, везение не обошло рептилию сторонойона вырвалось из ослабевшей хватки удивленного барона и со всех лап кинулась вниз по склону, задев Грециона Психовского.
В ином оттиске профессор просто пошатнулся бы, или, на худой конец, свалился, быстро придя в себяно здесь Грецион как-то неудачно упал. Попутно споткнувшись о мощный торчащий из земли корень, он покатился вниз по крутому склону в неоновое царство вековечного леса, пока не ударился головойна миг профессору показалось, что вдалеке прямо на него смотрят до невозможности глубокие, утопающие в собственном космосе глаза, разглядеть которые на таком расстоянии можно было только обладая соколиным зрением; но в сознании зазвенело, цветной мир закружился каруселью, а потом все кончилось.