Работай копьями! это снова я.
Бойцы послушно начали быстро двигать копейными остриями туда-сюда, создавая мельтешение в глазах врагов и мешая им выбрать удобное место прорыва через шеренгу. Однако, «чёрные» тоже очень ловко стали отмахиваться щитами, быстро сближаясь для рукопашной, в которой у моих героев не имелось ни одного шанса.
По ногам!!!
Склон, как я говорил, защищает ноги тех, кто идёт наверх, и точно так же открывает ноги тех, кто спускается вниз. Мои перепуганные вояки принялись отчаянно тыкать копьями перед собой по земле
Есть! Двое головорезов рухнули, издавая злобное рычание; я прикрыл Шестёрку, стоявшего рядом, от напора ловкого противника, заставив того отступить. Враги шарахнулись вправо и влево от нашего строя, начав его окружение.
«Пожалуй, сегодня мне точно хана»
Держать строй! Я прикрою сзади!
Шеренга принялась закругляться, оставляя впереди только Бима и Бома, одуревших от крови и продолжавших тыкать тех первых двоих упавших копьями, не обращая внимания, что те уже не жильцы.
«Чёрные» не имели столько бойцов, чтобы спускаться далеко вниз и обложить нас толстым кольцом. К тому же, от нашей колонны наверх бежали всё новые и новые легионеры, причём некоторые метали дротики и даже пилумы, что резко снижало кураж противника. Оттеснив вниз первую волну атакующих, среди которых было с десяток панически улепётывающих, головорезы поспешили вернуться на вершину и не желали тратить время на добивание моей группы, оказавшейся похожей на выступающий в водяном потоке валуннаоборот, они оббегали нас по широкой дуге. Причём, они развернулись одновременно: один командный выкрики все «чёрные», мгновенно забросив щиты себе за спину, вышли из боя и побежали назад сломя голову, как будто за ними гнался сам Нечистый.
Вперёд! я махнул мечом, легко обогнал своих бойцов и ударил по ноге первого, кого сумел догнать.
«Чёрный» рухнул, при этом ловко откатившись в сторону и за мою спинумне пришлось разворачиваться. Но второго удара не потребовалось: Шестёрка, отшвырнув щит и копьё, коршуном кинулся на раненого и ловким воровским движением перехватил ему горлокровь хлестнула аж на аршин. Мать моя, ну и команда у меня! Как много я ещё не знаю про своих людей! Учишь их, учишь, а у них при запахе крови первобытные инстинкты срабатывают и ещё какие!
Мне удалось догнать ещё одного «чёрного». Я остриём копья сначала сделал ему подсечку, потом древком оглушил ударом по голове и принялся вязать. Гоняться за шустрыми врагами не имел ни малейшего желания: и годы не те, и в горах бегать не наученвоздуха не хватает. Конечно, я, наверное, смог бы убить ещё одного-другого, а зачем? Награды от Божегории мне не нужны, да и будет ли ещё она, эта награда, а вот арбалетный болт в грудьзапросто. Или дротик в лоб или ногу. Судя по всему, нам попались головорезы, ничем не хуже «ночных сов», скорее даже лучше, и играть с ними в войнушку я не имел ни малейшего желания. А так вроде бы и труса не праздную, и полезным делом занятязыка беру: ножом срезал с его рубахи полоску ткани и связываю кисти рук. Мои бойцы, видя, что я, мягко говоря, не рвусь в бой, тоже расслабились и остановились.
Пескаря убили, сказал Штырь, злобно сорвав и зажевав травинку. Он с краю стоял, а тот ловкий такой сзади заходить стал. Пескарь повернулся, а тут его и
Он начал руками изображать, как было дело.
Рыбак ещё ранен, добавил Бим, сплюнув.
Ага. Кажись, серьёзно, эхом продолжил Бом. В бок.
Бим, Бом, приказал я. Тащите Пескаря вниз. Столяр, Шестёркапомогите Рыбаку. Штырь, ты со мной: нужно доставить этого красавчика в штаб, пускай там с ним побазарят.
«Красавчик» злобно заурчал, что-то гавкая. Штырь ощерился и болезненно пнул его в бедро:
Поговори у меня, с-сука! Я тебе мигом зенки выдавлю!
Что ж, с выбором конвоира я точно не ошибся
Шестёрка, слушай сюда. Я буду теперь называть тебя Жнецом: очень уж ты славно глотки режешь, словно сноп пшеницы серпом.
Пацан осклабился от уха до уха.
А если ты будешь в бою бросать оружие, то я тебе уши обрежу и самому себе пришивать заставлю. Понял?
Так точно, господин десятник!
Я, понимая, насколько опасен захваченный пленник, срезал ему доспех и маскирующую рубаху, располосовал штаныон топал вниз голый по пояс и босой. И даже без шапочки: там могла быть заколота иголка, смертельная для кого-то из нас. Или способная прервать жизнь пленного: ткнёт себя в високи до свидания. Мы со Штырём вцепились ему в правую и левую руку соответственно, при этом держали ножи обнажёнными, и то мне было страшновато. Я знал, что умеют ТАКИЕ убийцы. Я и сам был таким. Только я сам никогда не мог двигаться с такой скоростью, как эти «чёрные».
Навстречу топал сотник, злющий, как чёрт:
Почему прекратили погоню?! Струсили?!
Никак нет, господин центурион! Преследование противника невозможно: мы с такой скоростью не бегаем!
Умный, да?!
Никак нет, господин центурион! Такой же дурак, как все!
Поговори мне ещё! Приказываю преследовать противника! он потряс возле моего лица кулаком, сжимающим рукоять меча. Вперёд!
Не могу оставить важного пленного, господин центурион! я оглянулся назад. К тому же, преследование уже прекращено!
Действительно, не вершине скалы оживления не наблюдалось. Наши бойцы физически очень отличались друг от друга, и состязаться в скорости с «чёрными» могли лишь немногие. Атакующая лава сильно растянулась клином, а те самые шустрые, что вырвались вперёд, остановились, потеряв несколько человек от арбалетных болтов и попрятавшись за валуны. Подбежавшее подкрепление, увидев, что расстояние до врагов только увеличивается, не возжелало прыгать за ними по камням, не видя возможности получить хоть что-то, кроме железяки в лоб.
Сотник, проделавший лишь половину пути до вершины и увидевший, что наша отчаянная атака захлебнулась в своей полной безнадёжности, мог только зареветь разъярённым быком, из-под которого выскользнула шустрая корова. Но, начав задыхаться, заткнулся, опустил меч и опёрся на его острие как ослабевший старик на трость: я понял, что у него сейчас в глазах мерцают яркие звёздочки на грани потери сознания. Нельзя в горах так орать после бега, если нет привычки или закалки, как у этих «чёрных»
Я потащил пленного далее, а Штырь поневоле зашагал за мной. Ну, его, это начальство. Пусть само воюет, если сможет.
Когда мы сдали злобного, зыркающего яростного глазами пленного, в штаб полка и потопали назад, Штыря прорвало на откровенность:
Командир, я вот что хочу сказать ты, это, мужик по понятиям. Я думал, что никогда тебя не прощу за то, что ты мнеграблюсломал. А ты меня от простуды лечил своё золото не пожалел и возврата не просил. Я вообще никогда не видел, чтобы кто-то своё золото отдавал ради другихнаоборот, иные и за грошик убить готовы. Ты всегда старался, чтобы у нас всё было самое хорошее. И вот сегодня если бы не твоя наука, то нас бы как котят порубали, ей-ей. У меня за всю жизнь очко только два раза дрогнуло: сегодня и очень давно. Ты теперь всегда на меня можешь рассчитывать. Если ты по морде бьёшьзначит, так надо. Значит, я тоже по морде бить буду того, кого ты бьёшь. Меня бьёшьмолчать буду. Если нужнокостьми за тебя лягу.
У меня запершило в горле. В душе проснулось что-то щемяще-трогательное, но, с другой стороны, я почувствовал себя не в своей тарелке. Да, за двадцать лет никто из моих подчинённых не признавался, что выражает мне полнейшее доверие и готов за меня умереть. Но Штырь был уголовником, и его признание могло означать всё, что угодно. Вдруг его слова означают, что он признал меня своим паханом? Или он великодушно соизволил поставить мой авторитет вровень со своим? Или всё-таки согласился, что ядостойный боевой командир? Вариантов, как видите, минимум три, но главное не это, а то, что я должен ему ответить??? Что-то типа «не парься, всё пучком»? «Живы будемсочтёмся»? «Благодарю за службу!»? А, если не угадаю с ответом, то не грозит ли мне это стать ему врагом?
Я услышал тебя, солдат! ответил я и легонько хлопнул его по плечу. Как рука? Не болит?
Заживает слушается, правда, плоховато.
Ты был сегодня молодцом.