Кажется, в этот момент Баба лишилась профессии, ну да ладнодо профессии ещё дожить нужно, а вдали крылья снова засвистели: драконы летят. Укрылась Баба под большим камнем, сердце аж замерло, чтоб стук его не услыхали, но не она на этот раз нужна драконам. Кони сорвались, поскакали в лес прятаться. Небо почернело: целая эскадрилья драконья прибыла; тенью крыльев, как тучей, поляну укрыли. Успели, отставшего гнедого от остальных отрезали. Часть драконов на землю опустились, один совсем близёхонько к Бабе, до хвоста можно дотронуться. Улёгся наземь, притаился, морды в траву высокую засунул. Лежит, караулит. Другие над поляной кружат. Оцепили рыжика со всех сторон большого поля и ну его гонять!
Баба от страха сжалась в комок, чтоб уменьшиться и совсем незаметной стать. И кто её дёрнул в долину эту тащиться? Шла бы да шла своей дорогой. Цветочки-лютики, лошадки-коники Долюбопытничалась!
Конь по полю заметался, храпит. Драконы его пугают с воздуха, с земли, будто мячом играют. Куда бедняга ни кинетсявезде чудовище поднимается перед ним, как из-под земли, пугает, преграждает путь к спасению. Гнедой уж и по диагонали, и поперёк, и вдоль поля проскакал, и нигде ему не вырваться. Драконы друг с другом перекрикиваются: «Взял!», «Жора, страхуй!», «Слева прикройте!», «Воздух, подключись!» Похоже, профессиональная команда работает. Баба думает: «Глупый ты конь! Куда несёшься, оглашенный? Им же от тебя лишь того и надо, чтоб ты боялся и метался до мыла. Остановись, замри посреди поля и язык им покажи. Пусть придумывают, что с тобой, умным, делать. Эх, знал бы ты, что им от тебя нужно, не дал бы себя загнать!»
И тут конь поскакал прямо в её сторону, разогнался, что есть силы. Она и ладонями, и всем телом чует, как земля от его топа дрожит. Вот и момент, когда ей бы выйти и встать перед ним скалой, но не её сегодня игра. Дракон, который с ней рядом, головы поднял, своим крикнул: «Беру!», воспрянул прямо перед конём, огнём запы́хал и давай по земле хвостом долбить. Машет им во все стороны, того гляди и Бабу зашибёт. Страшножуть. Была бы она землеройкойв землю закопалась бы и переждала, а так валяется на краю их «футбольного поля» почти на виду. Но в азарте мелочей не заметить: не видят её ящеры, хоть и над самой головой кружат. Конь затормозил резко, поскользнулся на сырой от росы траве, повернул вспять и ринулся в другую сторону.
Долго гоняли Много раз конь к ней скакал, и душа её в пятки уходила, но, наконец, загнался, рухнул и захрипел. Драконы его, живого ещё, подхватили, строем в небе выстроились и потащили. В ресторан, наверное, мариновать. Деликатес себе нагоняли, с плохой от ужаса кровью.
Баба выдохнулапронесло. Перенервничала, оголодала. Вспомнилось, как они с Сейлом конину в первый день ели. Не будь он такой гад, можно было бы и с удовольствием вспоминать и тот курорт, и ту конину, драконами не пуганную, и полёт свой первый. Но он такой гад, как и эти коньболисты, только эти ловят, а на Сейла она сама невзначай налетела, и бежать ей теперь от него и бежать, пока совсем не сбежит.
Баба тяжело поднялась, побрела к реке на вялых ногах. Долго плескала на лицо водой, жадно пила. Потом опустила голову в реку и держала до холодной боли. Охладилась, наконец, полегчало. Из рощи послышалось ржание: кони возвращались. Наверное, им было не привыкать к драконьим играм.
Вечерело. На примятой траве мирно паслись красавцы-скакуны. Не тосковали и не страдали они, поминая гнедого. Щипали траву там, где недавно было жутковатое действо, совсем рядом с Бабой-ловцом, которой было нынче не до ловли. Тут и ловить не надовыбирай любого да бери себе, но по горам, там, где надо лезть и протискиваться, на коне не проехать.
Баба перекусила чем-ничем, на ночь устроилась на земле, под камнем, прямо посреди пастбища: если подкрадётся хищник какой, вспугнёт коней, они её ржанием разбудят. Жёсткая земля показалась ей в ту ночь пуховой периной: после деревьев ничего нет лучше, чем на земле отоспаться!
Наутро Баба снова умылась в чистой реке, с вольными конями попрощалась, развернулась и пошла своей дорогой к снежной вершине в поисках пути к людям, и больше уж ничто её не останавливало.
Если долго и упрямо идёшь, то непременно набредёшь на нужную тебе тропу. На месте, главное, не стоять, а в пути всегда есть шанс её найти. И Баба нашла. Самую настоящую нахоженную-наезженную человечью дорогу у подножия скалы. Легла на неё, обняла её руками и заплакала, потому что баба есть баба и совсем она не мужик, хотя на её месте и мужик, быть может, заплакал бы.
Потом Баба шла по торной дороге. Шла и думала: «Почему же так устроено, что даже если ты доберёшься до поляны своего счастья, одолеешь людей, волков, ловцов, капканы, бездорожье, домчишь туда, где еды досыта, питья допьяна и любви без просыпа, всё равно будут там какие-нибудь твари жрать тебя? Стоит ли тогда туда рваться, ведь пока не найдёшь, вера есть в неё, поляну своего счастья, и вера эта греет пуще солнышка. А когда добежишь и узна́ешь про тварей летучих, готовых и тут из тебя обед приготовить, всё, дальше-то бежать некуда, и живи теперь с тем, что есть, без мечты. Интересно, есть ли кони, что обратно к людям возвращаются? Туда, где жизнь в узде да в стойле, но смерть от старости, а не в драконьей пасти?»
Пока думала, чуть коня не проворонила. В сандалиях-то «сенсорная пятка» с тонкой кожей не работает! Прямо на неё по дороге несётся красавец вороно́й с переливами. Раскинула привычно Баба руки и сказала громко: «Стой! Стой! Тихо, тш-ш», конь и остановился. Вскарабкалась Баба на камень, с камня на коня. Тёплый, вонючий, без седла неудобный, хорошо узду не потерялеле ногами в обхват удержишь. Но какое-никакое, а средство передвижения: всё быстрее, чем пешком. Теперьдорога, теперь можно и верхом. Поехали неспешно, чтоб Бабе не соскочить. Дорога привела её к знакомому городу, к тому самому, где Баба в Школе Ловцов училась, а значит, и до дома рукой подать.
Спе́шилась Баба у городских ворот. Продать коня, конечно, дело правильное, но Баба, она ж не продавец, она ловец, да к тому же баба: сантименты внутри баб водятся. Она ж дома почти, закончились её злоключения, скоро рубаху поменяет, маму увидит и супа поест. По такому случаю хочется что-нибудь доброе сделать, хоть кому, даже коню.
Знаю, куда бежал. Думаешь, там лучше? спросила она коня и потрепала по гнутой шее.
Конь закивал головой, словно понял её.
А если я знаю, что нет? Если я точно знаю и скажу, что там драконы злые, коней жрут, всё равно побежишь?
Конь так же кивал головой, потому что кони всё время головами кивают.
Тогда знаешь, что? Беги и убедись сам!
Сказала, развернула коня и хлопнула по крупу ладонью ласково. Конь, как пьяный, шатаясь от неожиданного поворота судьбы, поскакал по дороге обратно в горы. Сначала медленно, словно не верил, а потом поднялся на дыбы, станцевал на задних ногах и ринулся во всю прыть к своему абсолютному счастью, где досыта, допьяна, без просыпа, если не
Не загонись! крикнула Баба ему вслед.
Люди как люди
Глава 1. Бабино пришествие
Шумный город Баба не любила: все там орут, толкаются, тебя не видят, а видят лишь твои карманы и способы их опустошения. Только ступила за городскую стену, так началось: попрошайки за рукава хватают, зазывалы в уши орут, распространители свитки в руки пихают, гадалки судьбу по глазам предсказывают, и не по очереди, а все разом. Не похожа она на горожанку: загорелая, поджарая, в холстинеселянка по виду. Думают, что тут на новенького, вот и бросились разводить на все лады. Хорошо, что у неё в карманах пусто и беречь нечего: пара орехов да ягод сушёных немного. Отбилась, с грехом пополам. А идти ещё до самого центра, где казённые дома по обыкновению располагаются. Сколько их таких, просящих и втюхивающих, ещё на пути встретится?
Баба шла по городу тараном, уверенно, высоко подняв голову и никому в глаза не глядя, чтоб понимали: мимо иду, не приставай. Но надоедливые уличники приставали всё равно. Дети-попрошайки в ноги кидались, приходилось перешагивать. Один за ногу её обхватил и проехался так несколько шагов, пока ручонки не устали держаться, а потом отвалился, как клещ, и идти ей стало легко, хоть взлетай! Те, кто молили: «Подай, доченька, на хлебушек бабушке. Я за тебя силы добрые попрошу, чтоб здоровья и богатства тебе прибыло», когда проходила мимо безответно, прибавляли в спину: «Шоб те пусто было, корова бездушная! Шоб ты паршой сама пошла и дети твои! Шоб скотина твоя издохла, и налогами тебя задавили!»