Я отступил назад, судя по шорохам, партизан было много. Не было никакой необходимости рисковать, можно снаружи спалить все здание. Но я опоздал, к моим ногам прилетела и тут же разорвалась граната, я потерялся в поднятой взрывом пыли.
Начал стрелять наугад, ориентируясь на крики. Слышал многочисленное царапанье пуль о корсет. Кажется, бросили еще и дымовую шашку, чтобы лишить меня зрения и возможности спасения, ни черта было не видно.
Бей его, бей!
Умри, мразь! За наших мужей, детей и родителей! Техасская гнида!
Стреляйте точнее!
Сердце слева, Лора, слева!
На нем броня! кто-то закричал визгливо, женщина.
В голову цельтесь, в голову! Эти слова совпали с ударом в лицо. Защитное стекло треснуло, я окончательно ослеп, заблудился в лабиринте развалин.
Назад! Отступить! надрывался бестолковый оператор, в начавшемся сражении слово «назад» не совпадало с понятием «выход». Я исступленно метался, как запертый в клетке зверь, спиной натыкаясь на стены и хаотично стреляя по сторонам, левой рукой защищая лицо от шальных и направленных пуль.
Ответные выстрелы не причиняли вреда, но раздражали изрядно. Я рычал, наступал и искал партизан, радуясь каждому предсмертному крику. Еще один мощный удар по лицу, и пластик разлетелся, проясняя картину: несколько женщин, прячась за полуразрушенными самодельными баррикадами, вели огонь. Я пошел на них, поднимая автомат, и был встречен градом пуль, бивших в грудь и мажущих мимо, все более редких по мере того, как патроны у противника заканчивались. Две пули-убийцы обожгли бровь и щеку, но не смогли проникнуть сквозь металлический барьер, мне повезло, что попали в искусственную часть черепа. Горячая кровь залепила глаз, потекла по подбородку, но кожей шеи я ее уже не чувствовал. Заревел от ожога, нажал на курок, а затем вздрогнул, чуть не выронив оружие.
Лицо. Одно в толпе, измазанное грязью и копотью, но знакомое. В воспоминаниях пустота, но сердце вдруг болезненно заныло, словно в него по рукоятку вогнали ржавый нож. Палец дрожал на курке, но голос из груди уже вопил во всю глотку: не делать того, зачем пришелне убивать. Он был столь громким, что на время перекрыл приказы командира. Я по-прежнему не помнил своего прошлого, но знал его из рассказов Джона, видел на бережно хранимой фотографии. И особенно отчетливо представлял после нашего последнего разговора с другом
На фронт? Уже завтра? с очевидной грустью, сжимая напряженный кулак, спросил Джон накануне. Это было через десять дней после того, как я впервые встал на ноги. Некогда было отлеживаться по больницам, я нужен был в строю.
Отомщу оркам! прорычал я, ударяя стальной рукой по поверхности стола, за который мы присели. Пластиковая прозрачная поверхность издала тонкий стон от удара, но, к счастью, не треснула. Отомщу гнидам! За Эмили!
Да даотвел Лев взгляд, нервно вычерчивая пальцем узоры на столешнице.
Ты одобряешь? потребовал я ответ, мне не понравилась его невнятная реакция. Разве Джон не патриот? Техасего родина. И моя тоже, хотя я и забыл детство.
Он поднял глаза, в них плескалась решительность, но какая-то неестественная.
Так держать, солдат! поднял он вверх кулак, как делали все техасцы. Ты нужен стране! Победа будет за нами!
Я удовлетворился его слабой поддержкой, широко улыбнулся:
Покажем оркской мрази, как нужно воевать!
Ты прости меня, Тони, сказал он вдруг очень тихо, снова опуская взгляд, словно не мог выдержать моего воинственного патриотизма. Прости за все, друг.
Ну что ты, успокоил я его, думая, что он переживает за мои потерянные конечности, за то, что не смог уберечь от травмы. Ты же меня спас от смерти.
Да, да, снова повторил он, так словно сам в это не верил. Кусанул губу, покачал головой. Вновь напряженно сжал кулак, так что хрящи побелели. А затем нерешительно вынул из нагрудного кармана фотографию и протянул через стол:Это было в твоей военной форме, когда мы тебя обнаружили. Я сохранил. Это против правил, но я не смог Не думал, что отдам, но кажется, это тебе нужно.
Я уставился на незнакомое лицо девушки, держащей маленького ребенка. Не узнал, но догадался мгновенно. Голос задрожал:
Эмили?
Джон кивнул.
А это кто? я разглядывал ребенка, внутри начал подниматься гневони убили не только девушку, но и дитя.
Друг пожал плечами: он не знал. Я мог только предполагать, что этот новорожденныймой сын. Или дочь. На обратной стороне не было никаких надписей.
Вот звери! прорычал я, разрываемый ненавистью к убийцам. Твари, ничтожества! Женщин и детей за что?!
Джон вздрогнул от яростного всплеска моих эмоций. Его лицо застыло в болезненной гримасе.
Это война, Айрон, тихо ответил он, его голос почудился мне смутно виноватым. Или они нас, или мы их. Побеждает сильнейший.
Вот именно, подхватил я его слова, убирая фото в нагрудный карман моей защитной формы. Это фото отныне будет моим личным талисманом, я пронесу его через всю войну. И я отомщу за смерть Эмили и ребенка, клянусь тебе! Клянусь!
И вот теперь я столкнулся с тем, чего абсолютно не ожидал: зеленые глаза, как будто выходцы из прошлогонавсегда, я думал, утерянного, смотрели на меня с выражением безграничного шока, красивые губы приоткрылись в беззвучном крике. В руках маленький пистолетсмехотворная защита, учитывая сложившиеся обстоятельства.
Я застыл недвижимо, боясь вдохнуть. Словно пошатнулась земная ось, и я переместился во времени, оказавшись там, где не могу бытьне в Индианаполисе, а в Ричмонде, не в две тысячи пятьсот семьдесят первом году, а на два года раньше Одна лишь мысль кружилась в голове, помимо навязчиво повторяемой трели оператора: Эми жива!!!
Стреляй, стреляй! орали вокруг, но девушка медлила. В её глазахужас узнавания. Полные губы в шоке шептали:
Тони?.. и повторяли уже уверенней:Тони!
Эмили? автомат вывалился из рук, повис на ремне и с грохотом ударился о броню.
Внимание! Критическая ситуация! верещал голос в послушном мозгу. Немедленно уходите оттуда! Любые контакты с местным населением запрещены! Помните: даже женщины и дети могут быть врагами. Уничтожьте всех или уходите!
Я воспротивился приказу поднять автомат, делая это сознательно. Делая это впервые. Единственное, о чем мог сейчас думать: Эмили жива. Но, черт возьми, почему она на стороне врага?!
Эмили?! выпалил я, испытывая всевозрастающую злость. Почему ты стреляешь в меня?!
Ее лицо побелело от ответного гнева.
Адресую тот же вопрос тебе, Тони! Ты пришел забрать мою жизнь. Ты предлагаешь мне умереть, не защищаясь?
Сжав кулаки, ненавидя, я показал на партизан пальцем:
Почему ты за них? Почему предала страну?
Я?! возмутилась она яростно, вновь прицелилась мне в лицо, хотя, очевидно, нажимать на курок не хотела и не собиралась. Слёзы наполнили ее красивые усталые глаза, голос был соткан из отчаяния:Это ты, Тони! Ты предал меня! Ушел защищать, а сам убиваешь
Я, оторопев от ее слов, молчал. Партизаны притихли, проникшись горем девушки и не мешая нашему странному диалогу. Да и стрелять им больше было нечем, патроны кончились, беззащитные мишени, реши я их перебить.
Позывной «Айрон», ответьте! Ответьте и выполняйте приказ! И только голос в моей голове надрывался, мешая сосредоточиться на словах Эми, понять, что произошло с моей жизнью. Осознать, в чем ошибся. Кому поверил. Что натворил по незнанию.
Разве это я пришла разрушить твой дом? заплакала Эмили. Посмотри вокруг, взгляни на себя, что с тобой стало! Ты предал страну, встал на чужую сторону! Я думала, ты умер. Потом сказали, ты попал в плен. Пугали, что вернешься чужим, убийцей, забудешь меня, как и другие предатели, не счесть, сколько их уже было. Но я не верила! Думала, ты не такой, писала письма, ждала, любила. И кто передо мной сейчас? Как ты мог перебежать на сторону Техаса, Тони?! Ее последний крик повис в прогорклом воздухе, эхом разошёлся меж стен, как похоронный звон колоколов.
Далёкие редкие автоматные очереди не нарушали гнетущую атмосферу, а напротив, подчёркивали ее жирной чертой: в городе шла полным ходом зачистка, стилфайтеры по плану уничтожали всех потенциальных врагов. Детей и женщин и я впервые отчетливо представил ужас своего положения, задумался над тем, кто я есть. Понимание пришло в одно мгновение, стоило взглянуть во влажные от горьких слез глаза. Все мертвые враги, я осознал, могли быть бывшими друзьями