Моё имяГалейт, говорит безликий мужчина. Возможно, ты его слышал?
Воцаряется тишина. Затем Ревик усмехается.
Тыбич мира видящих? говорит он. Тот, который одолел Сайримна одной рукой? Ты лжёшь.
Териан делает шаг вперёд, его веселье уже не так заметно.
Галейт поднимает руку перед каждым из них, как учитель, разнимающий школьную драку.
То, кем я был, пожалуй, не так важно, как то, кем я стал, дипломатично отвечает он и спрашивает Ревика:Почему ты просто не вышел из этой клетки, кузен? Если бы ты захотел, они бы не сумели тебя удержать.
Ревик позволяет своим плечам расслабиться. Все ещё не отводя глаз от Териана, он пожимает плечами, крепче стискивая руки.
Возможно, я заслуживаю смерти, говорит он.
Галейт кивает.
То есть, ты так устал от этой жизни? Ты слишком молод, чтобы чувствовать себя так. Для твоего вида, имею в виду.
Ревик смотрит на Териана.
Возможно, так и есть. Я устал.
Безликий мужчина и Териан обмениваются лёгкими улыбками, затем голос Галейта начинает звучать более тепло.
Я понимаю, кузен. Лучше, чем ты думаешь. Но видишь ли, Рольф, таких как ты и ямного. Уставших от бессмысленных смертей и войн. Уставших от мира, которым правят лжецы и старики, мечтатели и фанатики. Тех, которые чувствуют, что Кодексы, законы, библии и предрассудки обоих видов больше не отражают настоящей действительности. Мы бы хотели, чтобы эти Кодексы он улыбается. Модернизировали, скажем так.
Ревик закрывает глаза, прислонившись головой к камню.
Обратись к моему брату, Уэлену.
Ты ещё не слышал моего предложения
И все же я не дурак, перебивает Ревик, открывая глаза. Какую бы игру ты и твой питомец Сарк не вели, ты хочешь имя моей семьи. Ты выбрал не того сына. Ничто из сказанного мной не будет услышано в Памире, и уж тем более моей собственной семьёй. А люди у меня уже в печёнках сидят вместе с вашей «модернизацией».
Безликий мужчина поднимает руку в очередном жесте мольбы.
Я знаю, что твоя жизнь была тяжёлой, Ревик. Я знаю о смерти твоих родителей. Я также знаю, что ты был усыновлён семьёй, которая тебя не хотела.
Когда подбородок Ревика напрягается, тон Галейта становится осторожным.
Мне также известно о твоих нынешних проблемах, как я и сказал. Но женщины умирают в родах, кузен. Даже среди вашего вида. Бессмысленно выбрасывать столь многообещающую, молодую жизнь из-за такого относительно нормального события. Она не была видящей. Этот твой суицид не может быть неизбежным.
Он медлит, наблюдая за лицом Ревика.
Ребёнок был от Бловелта? Или от кого-то другого?
Ревик поначалу не отвечает. Он издаёт отрывистый смешок.
Ты действительно хочешь, чтобы я тебя убил. Возможно, мне стоит исполнить это твоё желание.
Галейт вновь поднимает руку.
Ты ошибаешься на мой счёт. Моё сожаление к твоим бедам искренне, кузен, он медлит, все ещё наблюдая за лицом Ревика. И я уже поговорил с твоим кровным кузеном, Уэленом, добавляет он. Я рассказал ему, где ты. Я поведал ему о твоём затруднительном положении. Твоя семья понимает больше, чем ты думаешь, вопреки твоему желанию отдалиться, жить среди моих людей и участвовать в этой омерзительной войне от её лица.
Это было не для неё, говорит Ревик.
Это было для неё. Ты чувствовал себя обязанным
Я имею в виду, это была не её вина, Ревик вновь смотрит в тёмные углы камеры. Прошу, уходите.
Ревик, твой кузен, Уэлен, меня не интересует, в словах Галейта звучит бережная тяга. Мы не испытываем необходимости в семейных именах. Этот клановый бред в прошлом. Я хочу твой талант, Ревик. Я полагаю, что ты можешь стать самым ценным из наших активов.
Териан наклоняется ближе. Он поднимает два пальца в форме V, играя ими перед лицом Ревика.
Вторым по ценности, говорит он, подмигивая.
Галейт посмеивается, похлопывая Териана по спине одной рукой.
Да, говорит он. Это Териан сильнее всего ходатайствовал за твою вербовку, Рольф. Брату Териану сильнее всего не терпится увидеть, на что ты способен. Боюсь, он досрочно создал тебе некую репутацию. Которую тебе, возможно, придётся защищать в ближайшем будущем.
Его улыбка становится более видимой, когда он видит невольную реакцию Ревика на его слова.
Я тоже страстно желаю стать свидетелем этих талантов, кузен, говорит он. Воистину, так и есть. Больше всего желаю.
Прилив тепла нарастает в какой-то части Ревика, которая больше не нуждается в ощущениях.
Он все ещё размышляет, обдумывает эту искру в своём сознании, когда стены вокруг меня вновь погружаются во тьму.
Глава 14Клятва
Я задыхаюсь задыхалась задыхаюсь захваченная в тесных тисках света, яйцевидном кармане, который неподвижно держит меня на месте.
Внутри этого разгорячённого свечения я рождаюсь.
Звезды плывут мимо меня бледным роем, небо прерывается резкими глазами и вспышками молний, змеевидными разрядами золотого, оранжевого и кроваво-красного, от позднего склона садящегося солнца.
Я снова с ним.
Я никогда и не покидала его.
Теперь мы вместе лежим на кровати, овившись друг вокруг друга, одни в комнате, которая находится в здании, полном видящих. Я знаю, что должна быть как они. Я знаю, что должна быть такой же, как те женщины, которых мы встретили, когда зашли с улицыи все же он единственный здесь, кто ощущается таким же, как я. Его дыхание согревает мою кожу, его пальцы охватывают меня, гладят моё лицо, шею и волосы, гладят мои руки, пальцы, губы.
Боль между нами усиливается, достигает пика арки, начинается как нежная тяга и круто взмывает вверх, становится более невыносимой, безжалостной, пока я не уверяюсь, что мои внутренности будут вырваны наружу и разорваны на столько кусков, что ничего и вовсе не останется.
Под тем местом, где я лежу, манит золотистый океан. Он знаком.
Ещё более знаком, чем горы, которые мы делим, горе из-за наших прошлых.
Он тоже здесь.
«Я сожалею, говорит он. Я сделал это. Я сделал это с тобой. Я сожалею»
«Ш-ш-ш, мой голос звучит ровно, как будто отделённый от схлёстывающихся светов, от призраков, плывущих над нашими головами. Ревик, все хорошо».
«Не оставляй меня, Элли. Не оставляй меня одного с этим».
Я чувствую в нем смятение, недоумение из-за собственных слов и того, что он под ними подразумевает. Однако это чувство усиливается; его руки крепче сжимаются на моей коже.
Боль тоже усиливается, отчего становится сложно видеть.
И все же мои слова вылетают легко, без раздумий и сожалений.
«Я не оставлю тебя, говорю я ему. Никогда не оставлю».
Там присутствует вопрос. Вопрос, который шокирует его сердце.
Я прошу его о чем-то. Во всяком случае, мой свет это делает. Я не могу сказать, что это полностью сознательный вопрос, но стоящая за ним интенсивность реальна, и она ощущается совершенно как я.
Я прошу его о чем-то.
Я хочу от него обещания. Клятвы.
Я хочу, чтобы он отдал себя мне.
Это бредто, о чем я его прошу, но я не забираю вопрос обратно, и не пытаюсь как-то описать его словами. Я лишь жду, глядя, что он скажет. Прежде чем я успеваю полностью осознать вопрос или возможные ответы, которые он может дать, он соглашается.
В этом согласии живёт покорность.
Я чувствую там стыд, как будто он знает, что должен ответить отказом, но не можети не станет. Он стискивает мои пальцы, и я вижу слезы в его глазах. Они поражают меня, остро трогают сквозь боль, и он тянет меня ближе, пока
Он целует меня. Это краткий поцелуй. Неловкий. Неуклюжий. И все же он нежный. В нем чувствуется смысл, больше смысла, чем я могу осознать. Я чувствую, как он вновь соглашается, и в этот раз это ощущается окончательным. Абсолютным. Теперь он уверен.
Клятва дана. Это нечто большее, чем обещание.
Это ощущается одновременно как финал и начало.
Когда я думаю об этом, ночное небо исчезает. Свет над нами сплетается в сложные схемы, снуя туда-обратно как волан меж шёлковых нитей. У меня складывается беглое впечатление, что время сместилось. Переплетение нитей становится все более и более сложным, более деликатным, более прекрасным и интимным и соединённым с моим сердцем.
Я вижу картину, формирующуюся в этой бескрайности небакартину пламенного, бриллиантового света в такой схеме, от которой перехватывает дыхание и не находится слов. Моё сопротивление прекращается, и боль, которую я чувствовала прежде, расплавляется в теплом дыхании, ощущении конца, начала.
Я знаю, каким-то образом. Это для меня знакомо.
Я чувствую это и в нем тоже, этот прилив знакомости.
Ощущение такое душераздирающее, такое интенсивное, что я не могу видеть больше ничего.
Он принадлежит мне. Он принадлежал мне прежде, чем я задала вопрос.
Здесь мы знаем друг друга, и в этом знании живёт безвременность, нечто, что находится так далеко от моего сознательного разума, что ощущается почти инопланетным. То глубинное чувство знакомостиэто то, что я не могу объяснить себе, то, что я понимаю без слов и вовсе не понимая на самом деле.
Что-то становится иным.
Я ещё не знаю этого, но это никогда больше не будет прежним.
Глава 15Изменение
Я сидела на окне, балансируя с пятки на носочек на подоконнике из белого крашеного дерева.
Моя задница начала неметь примерно через двадцать минут после того, как я взгромоздилась на свой насест, но я не слезала с узкой планки, глядя на забрызганное дождём окно. За стеклом жил серый мир с угольными улицами и тоскливыми деревьями, перемежавшими длинные полосы тротуаров.
Там шёл мужчина в брезентовом дождевике и толкал перед собой магазинную тележку, наполненную консервными банками и прикрытую синим брезентом. Он поднял взгляд на окно.
Я задержала дыхание и застыла, пока он смотрел на меня, но его лицо оставалось обречённым, его глаза казались размытыми из-за дождя. Стиснув ручку тележки, он продолжал толкать её по улице с неизменным выражением лица.
Медленная, протяжная, вопросительная тяга скользнула через мой живот.
Мои глаза закрылись. Я вздрогнула от боли.
Он искал меня. Эта тяга на мгновение сделалась торопливой, наполненной томлением. Затем она вновь померкла, устремившись куда-то ещё.
Я взглянула на кровать, не поворачивая головы.
Над ним висел гобелен, где синий бог с гневным лицом скакал на льве, а его голову по кругу обрамляли ярко-оранжевые и красные языки пламени. Мои глаза переместились на гобелен поближе ко мне, тот, что изображал золотистого Будду с множеством лиц. Кучу дополнительных голов венчало изящное андрогинное лицо, источавшее золотистый свет.
Затем Ревик пошевелился, и мой взгляд неохотно опустился к нему.
Он спал на спине, раскидав ноги и руки в разные стороны, раскрыв ладони и пальцы. Я всматривалась в мягкость выражения его лица и ощущала, как возвращается то тянущее, тоскующее ощущениев этот раз нетерпеливое настолько, чтобы вернуть тёплый прилив тошноты.
Я проснулась от этого ощущения и от того, что Ревик обвился вокруг меня, наполовину придавив своими руками и телом во сне. Я осторожно избегала его раненого плеча, даже не думая об этом, но я также крепко обвилась вокруг него. Моё лицо покоилось в изгибе его шеи, одна моя нога обвилась вокруг и между его ног. Моя рука оказалась закинутой ему на талию, стискивая его голую спину, а пальцы ласкали его кожу.
Я неосознанно притягивала его, не меньше, чем он меня.
Ощущалось совершенно естественным, что его пальцы запутались в моих волосах, что он той же рукой притягивал меня ближе, а его губы во сне задевали мой висок. Когда я погладила его голую руку и грудь, лаская его пальцы, он издал тихий звук, которого оказалось достаточно, чтобы я окончательно проснулась.
Этого также оказалось достаточно, чтобы я быстренько выбралась из его кровати, когда осознала, что кое-какие его части бодрствовали отдельно от его разума.
С тех пор он искал меня своим светом. Не настолько, чтобы разбудить его, но настолько, чтобы вызвать у меня тошноту.
Я все ещё не уходила.
Я не могла решить почему, но мои причины остаться казались иррациональными даже мне самой.
Я умирала с голода. Я как никогда нуждалась в душе. Я пахла грязной озёрной водой, а мои волосы обладали консистенцией свалявшейся соломы. Я хотела чистую одежду. Я также могла бы поговорить с другими видящими, более дружелюбными, попытаться узнать побольше о моей маме, Джоне и Касс, и о том, что в новостях показывали обо мне и Ревике.
Вместо этого я находилась здесь и смотрела, как он спит.
Казалось, я не могла заставить себя уйти даже теперь, когда мне нужно было в туалет.
Почувствовав на себе взгляд, я повернулась.
Увидев, что мы не одни, я сдвинулась с места, наполовину соскользнув со своего насеста на окне.
Уллиса улыбнулась мне с порога, все ещё напоминая актрису старого кино со своими волосами, заколотыми на голове, и в пудрово-голубом халате, облегавшем её бедра. Отвернувшись от меня, она придирчиво и бесстрастно смерила Ревика взглядом.
Не подумав о причинах, я до конца слезла с подоконника и пересекла комнату, привлекая взгляд женщины к себе.
Уллиса нахмурилась, источая лёгкое недоумение.
Это недоумение никуда не делось, когда она повернулась, чтобы изучить мой свет тем же взглядом прищуренных глаз, которым она смотрела на Ревика.
Что? тихо спросила я, когда дошла до неё.
Уллиса покачала головой. Затем её лицо осветилось такой искренней улыбкой, что меня это застало врасплох.
Ему лучше, сказала она, сжимая мою руку тёплыми пальцами. Такое облегчение. Ты проделала с ним очень хорошую работу.
Я моргнула, глядя в фиалковые глаза женщины.
О, отозвалась я. Хорошо. Да, он выглядит лучше, взглянув на Ревика, я отвернулась, подавляя смущение и не понимая, откуда именно оно взялось. Сохраняя как можно более беззаботное выражение, я посмотрела ей в глаза. Слушай, можно мне как-нибудь позаимствовать одежду? Ещё я умираю с голоду, и душ
Да! Да. Конечно! Уллиса сжала мою ладонь, источая ещё больше тепла. Ты можешь получить что угодно, пока ты здесь, Мост Элисон! Все что угодно!
Я улыбнулась в ответ, слегка занервничав из-за её энтузиазма.
Спасибо. Я отплачу тебе, как только я
Нет. Нет, нет, видящая отмахнулась, описав в воздухе резкую линию пальцами. В этом нет необходимости. Для нас это честь. А Реви'старый друг.