А что, если прямо сейчас?спросила она.
Карл дома?
Нет, он ушел на весь день. Какие-то его друзья-художники хотели встретиться с ним, так что я не ожидаю его до самого вечера.
А как же вечерняя служба в церкви?
Ты для меня важнее, сынок. Приезжай.
Джон немедленно приехал, и они с Мамой сели за все тот же круглый стол в гостиной, за которым часто собирались семейные советы.
Как ты себя чувствуешь?спросила Мама, и Джон знал, что этот вопрос не простая формальность.
Учитывая, что они одни, что ни один из них не вечен и что один член семьи уже ушел, не воспользовавшись шансом, подобным этому, Джон решил, что настало время быть предельно откровенным, рискнуть сказать и выслушать некоторые вещи.
В общем, Ма...Джон вынул из кармана мятый листок бумаги, на котором он набросал кое-какие заметки. Он хотел удостовериться, что охватил все вопросы,пока благоприятная возможность не ускользнула или пока он не пошел на попятный.У меня такое чувство... В общем, Ма, мне надо обсудить с тобой разные вещи. Мама кивнула.
Хорошо.
Джон заглянул в свои записи.
М-м... Первое, что тебе следует знать: начальство студии расширяет нашу программу. Завтра передача будет длиться целый час, с пяти до шести; будет проводиться крупная рекламная кампания на телевидении и в печати, что предполагает рост популярности моей и Эли Даунс и повышение зарплаты.
Мама искренне обрадовалась.
О, это очень интересно!
Да... именно интересно.
Мама внимательно взглянула на Джона.
Кажется, ты не особо рад.
Ну... помнишь, когда я в последний раз приходил сюда один... после того рецидива, или что это там такое было, на торговой улице?
Мама хихикнула.
Конечно, помню.
Ты сказала, что, возможно, Бог говорил со мной.
Я по-прежнему так думаю.
Что ж. Тогда еще два вопроса: во-первых, откуда ты знаешь, что это Бог? И во-вторых... испытывал ли Папа переживания, подобные моим?
Мама чуть приподняла брови:
Ты хочешь сказать, что это не все вопросы? Джон кивнул.
У меня их куча.Он заглянул в свои записи. Наступило время исповеди. Однажды вечером я находился один в своей квартире... накануне той встречи с Папой, когда я в последний раз видел его живым... и услышал все эти голоса снаружи...Потом он рассказал все: о голосах в ночи, о «криках» Тины Льюис, о диком вопросе в сценарии, которого на самом деле в сценарии не было, о видении на торговой улице (о котором Мама уже знала) и затем о странном переживании, испытанном вчера вечером.Я проповедовал, Ма. Понимаешь, я просто говорил так, как обычно говорил пастор Томпсон...
Пастор Томпсон?Мама едва не рассмеялась.Ах да! Да, я помню его проповеди.
Я тоже помню. Так вот, иногда я вспоминал ихи вчера говорил именно так. Это было нечто нереальное. Но меня это страшно поразило, и я сказал Карлу,а он стоял за моей спиной, сбитый с толку моим поведением,я сказал ему... Я сказал:
«Я прямо как Папа».
Мама протянула длинное «м-м-м-м-м...» и медленно, задумчиво кивнула.
Ма, мне прибавляют зарплату, моя популярность возрастает, а следовательно возрастает ответственность... и знаешь, Бен Оливерэто мой начальник, директор программы новостей Шестого каналавызвал меня к себе в кабинет и фактически поинтересовался, все ли у меня в порядке с головой. До него дошли кое-какие слухи, и знаешь, Ма... темп моей жизни не снижается, и я должен знать...
Джон, с головой у тебя все в порядке.
Что ж, это приятно слышать, но откуда ты знаешь? Мама уже поднялась на ноги.
Позволь мне показать тебе кое-что.
Пока Джон сидел за столом, напряженно соображая, что говорить дальше, Мама прошла в чулан в коридоре, порылась в альбомах с фотографиями и вырезками и возвратилась со старой общей тетрадкой.
Помнишь это?
Она подтолкнула тетрадь по столу к Джону, и он вспомнил. Он узнал свой собственный почеркеще по-детски нетвердыйна обложке: «Личный дневник Джона Барретамладшего». Уже много лет он не видел эту тетрадь, но Мама, конечно, сохранила все вещи такого рода.
Ты берег ее как зеницу ока,сказала Мама с лукавыми искорками в глазах.Ноя забыла, когда именно, вероятно, когда тебе исполнилось тринадцать или около тогопотерял к ней интерес, и она валялась по дому, пока я не убрала ее в чулан.
Джон начал листать тетрадь. Это походило на путешествие на машине времени. Перед ним были мысли, чувства, записи девяти-десяти летнего Джона Барретамладшего вместе с какими-то бессмысленными каракулями, рисунками и даже несколькими сказками, включая «Историю о ленивом динозавре, который не хотел работать», «Кто съел мое яблоко» (с иллюстрациями) и «Большие ноги Сэма».
И Джон чувствовал, что держит в руках подлинное сокровище.
Невероятно.
Начато 19 июля 1959 года,сказала Мама.
Когда Джон перелистнул пожелтевшие страницы и раскрыл дневник на первой записи, сделанной в тот день, воспоминания тридцатилетней давности вернулись к нему.
Первая запись гласила: «Сегодня вечером я слышал голос Господа и видел Агнца Божьего, который снимает с нас наши грехи. Сегодня я отдал свою жизнь Иисусу. Я стал новым творением во Христе, и все, что повелит мне Господь, я сделаю, потому что я сказал Ему, что Он может взять мою жизнь и использовать меня. Аллилуйя! Мне не терпится посмотреть, какие чудеса сотворит Господь в моей жизни».
Мама была готова обосновать свою точку зрения.
Я помню тот вечер, и Папа всегда помнил его. Я помню, как на воскресном вечернем служении ты вышел к алтарю и молился, и Папа пророчествовал тебе.
Джон кивнул: воспоминание о том вечере медленно, фрагмент за фрагментом, возвращалось к нему.
Видишь ли, сынок, мы можем забывать наши обещания, но Господь не забывает. И если тысяча лет как один день для Него, то что значат какие-то тридцать два года?
Как было бы удобно, подумал Джон, как славно было бы спрятаться сейчас за обычным своим скептицизмом, снисходительно улыбнуться Маме и проигнорировать ее теорию. Если бы не недавние грубые вторжения в его душу и ум, совершенные... непонятно кем или чем... он так и поступил бы. Он изрядно поднаторел в этом. Но сейчас, когда перед его глазами находилась эта запись, он вспомнил тот летний вечер1959 года. Он вспомнил свою молитву и напряженность моментамаленькую церковь, духоту, запах пота, гладкую лакированную поверхность алтаря, молящихся праведников, сестру. Эймс за пианино. Он вспомнил свое видение, галлюцинацию, что бы это ни было: маленького ягненка, который стоял прямо перед нимтакой реальный, что Джону показалось, он может дотронуться до негос глазами невыразимо нежными и сияющими. Он снова услышал пророческие слова Папы, ритм Папиной речи и тембр его голоса.
И Джона поразило то, насколько переживания прошлого вечера похожи на те переживания тридцатидвухлетней давности.
Я помню, я сказал: «Используй меня, Боже».
Ну вот,сказала Мама; она сидела, сложив на столе руки, с мягким выражением лица.Ты спросил меня, откуда я знаю, что с тобой говорил Бог. И это одна из причин. Ты противился этому, я знаю, но думаю, Господь вынуждает тебя сдержать обещание.
Джон решил, по крайней мере, поподробнее рассмотреть Мамину теорию.
Значит... если ты права... я кончу, как Папа? Мама не знала, следует ли ей оскорбиться или нет.
Да? И как же это?
Ну... во время нашей последней встречи он сказал, что слышал крики потерянных душ. Он испытывал переживания, подобные моим?
Многие годы.
У Джона отвалилась челюсть.
Многие годы? Мама кивнула.
Но почему я никогда не знал об этом? Мама легко пожала плечами.
Тебя никогда не было поблизости. Сначала ты учился в колледже, потом работал на радио в Вичите... а потом на телевидении в Лос-Анджелесе...
Но он никогда не говорил мне. Никогда ни словом не упоминал об этом.
А если бы сказал?
Ответ напрашивался сам собой, и только под неумолимым маминым взглядом Джон неохотно признал:
Я бы счел его безумным. Мама кивнула.
Сомневаться не приходится. Джон хотел знать точно.
А он был, Ма?
На самом деле ты хочешь знать, не безумен ли ты?
Я не сомневаюсь, что мне передалось это от Папы. Я просто хочу знать, что это такое. Мама покачала головой.
Нет, Джон, тебе не передалось это от Папы. Ты не унаследовал это, как... как форму носа или тому подобное. Это больше похоже на передачу миссии. Папа хотел, чтобы ты исполнял служение, как исполнял он. Помнишь, он отдал тебе свой плащ?