Не переживай, ма, подбодрил он. Активирован режим невидимости, так что никто с тебя не приколется. Спустишься в люк, а там уже лестница с чердака на этаж. Восемь пятьдесят восемь, как раз успеваешь! он нагнулся, помогая мне вылезти из кабины. А вот эти сапоги ты зря надела.
Зря, молча признала я, утверждая веревочную ступеньку в выемке под восьмисантиметровой шпилькой.
Я опаздывал в школу. Тебе, значит, можно, а мне нельзя?
Сергей! Твоя школа за два квартала! Может, ты будешь в булочную через дорогу на вертолете летать? Захлебом?!
За хлебомнет. А вот Ленка по дороге из садика упирается, нив какую не хочет идти. Вчера вообще чуть не убежала! Ну почему бы, скажи, не вызвать какой-нибудь специальный вертолетик, в цветочек, с детским сиденьем?
Что ты несешь? Какой еще «в цветочек»?..
А что ты думаешь? У них там все есть. Я, конечно, точно не знаю, но можно же проверить
Сережка!
Я в курсе, как меня зовут. Не кричи.
А ты не груби матери. Надо немедленно сдать твою фитюльку в милицию! Пусть разберутся и отправят куда следует.
Да? Чтобы с этих вертолетов обстреливали кого-нибудь? Я, по крайней мере, использую их в мирных целях!
Сергей
Ладно, ма, проехали. Все равно тебе нечем крыть.
Сережкин ящик для «металлолома», как называл это Иван, был поделен внутри тонкими фанерными планками на секции и подсекции, по углам крепились ящички с крышками, а одну стенку сплошь залепляли спичечные коробки, похожие на миниатюрный комоде выдвижными полочками. Приборы, инструменты, радиодетали и прочие железки держались в идеальном порядке. Провести обыск так, чтобы Сережка не заметил, практически нереально. Ну и пусть замечает! Всему есть предел!
Хуже то, что я не помнила, как выглядит эта фитюлька. Сережка последний раз показывал мне ее месяц назад, да и было мне тогда немного не до того. Ничего, найдуопознаю. Наверное.
Ближе к обеду в офис позвонила Галка. Мне давно удалось вбить ей в голову, что звонить мне на работу просто так, поболтать, категорически воспрещено и чревато всяческими бедами. Так что причина не могла не быть экстренной. И заключалась, как всегда, в Сережке.
Ты слышала, что у них произошло? В школе? На спортплощадке? Там учитель едва не погиб! Всех распустили по домам, а я подумала, ты-то на работе
Как дети? С ними все в порядке?!
Да небось пацаны сами как-то всей Витек говорит, это случилось как раз, когда твой Сергей
После идеально провернутой операции с отмыванием денег столичный шеф, помимо скромной премии, дал мне понять, что я могу слегка расслабиться. Даже если упустить сейчас заказ на целую партию вертикальных и горизонтальных жалюзи, фирма не особенно обеднеет.
Как раз подошел автобус, и через двадцать минут я стояла на школьном стадионе, в окружении нескольких сонных ментов и группки зевак. Лысый физрукна вид и вправду редкостный козелразмахивая руками, в сотый раз показывал, где именно он стоял. В двух шагах от этого места на земле поблескивало нечто вроде сплющенных водопроводных труб. Подойдя поближе, я определила, что это трубы и есть.
Ранее они были спортивным турником.
Сережка подошел неслышно:
Что ты тут ищешь, ма?
Ты еще спрашиваешь?! я выпрямилась. Где она?! Твоя фитюлька!!
Он насупился:
Я ее тебе не отдам. Я ничего не сделал.
Что? Может быть, ты это называешь «в мирных целях»?!
Он хотел, чтобы я подтянулся двадцать раз. Говорит, иначе меня не переведут в одиннадцатый класс. Двадцать раз, мама! Он козел, понимаешь?!
Я молча ждала ответа. Сережка умный, так что вопроса можно и не задавать.
Ну, я и вызвал тяжелую машину с посадкой на брюхо И рассчитал, когда он отойдет в сторону, ты мне веришь?! Если б я хотел его можно было б запрограммировать стрелковый, с вмонтированным пулеметом, последние слова сын произнес мечтательно, со вздохом.
Где она? устало повторила я.
У меня с собой, ясно же. И чего ты вообще сюда полезла, ма? Тащусь с твоей женской логики
«Женскую логику» я пропустила мимо ушей, заметив мимоходом, что Сережка, как всегда, прав. Протянула руку:
Дай сюда.
Нет.
На Сережкином лице была мрачная готовность. К войне, к многолетней осаде, к отлучению от семьи и уходу из дома. Надо было идти на компромисс.
Допустим, сказала я. Оставь у себя. Но поклянись, что больше не пустишь ее в ход. Ни в каких целях.
Повисла пауза.
Клянусь, пробормотал сын.
Иван принес мне тортик и цветы. А Леночкеогромного плюшевого зайца.
Его артель наконец получила подряд на строительство загородного особняка в тайге, на берегу реки. У меня возникло подозрение, что заказчиктот самый крутой дядя, который тогда покупал у нас жалюзи. Наверное, завеялся в наш город, скрываясь от криминальных разборок, а потом осмотрелся и решил осесть в этих местах. Я его где-то понимала. Красиво, речка, тайга
Обнимая счастливого, трезвого, бородатого Ивана, я и себя понимала. Да, я была права. С нормальным, сильным, любящим мужикомна край света: так и должно быть. Вовсе не демонстративное бегство назло всем от скособоченной жизни с этим гением. А простой, самодостаточный женский поступок. Логичный, как заметил бы Сережка.
Иван сказал, что по условиям подряда артель должна сдать объект до конца июля. А в августе мы поедем на юг. На море!
Леночка визжала от счастья, обнимая зайца; он был выше ее на полторы головы. Сережка разглядывал отчима со слегка снисходительным, но уважением. И не отказался от чая с тортиком. Я даже забеспокоилась, не предложит ли он вызвать в помощь артели какой-нибудь грузовой вертолет своей фитюлькой. Нет, не предложил.
Физрук оказался куда большим козлом, чем я думала. Он и вправду не аттестовал Сережку, и его не перевели в одиннадцатый класс. Директриса, к которой я пошла на поклон втайне от сына, мрачно глянула на мою столичную сумочку и посоветовала подать документы в кулинарное ПТУ, единственное в нашем городе.
Я со дня на день ждала разрушения школы до фундамента в результате вертолетной атаки неопознанного происхождения. Но Сережка прокомментировал ситуацию лаконичным «пофиг». И зарылся в железки, предоставив мне одной нездоровые размышления с участием призрака армии на горизонте.
На город упала жара и голодные стаи комаров. Леночкин садик закрылся на лето, и приходилось брать ее с собой в офис, под защиту вертикальных и горизонтальных жалюзи. Столичный шеф задержал мою июньскую зарплату; пояснения были невнятны. Я подала заявление на отпуск в августе и сосредоточилась на ожидании Ивана, потихоньку собирая чемодан.
Впервые за столько лет мы поедем на море.
Все будет хорошо.
Муж вернулся без предупреждения, когда я была на работе. И первое, что мы с Леной увидели, вернувшись домой, был роскошный мягкий уголок небесно-голубого цвета. Второетелевизор с плоским и длинным экраном. Третьим был сам Иван, загорелый дочерна, слегка под хмельком, распираемый самодовольной гордостью.
Леночка повисела у отца на шее, потом уступила ее мне. Затем настала очередь громких восторгов по поводу Ивановой добычливости; я изобразила их вполне искренне, хотя обивка уголка была диковатая, а наш старый телевизор никогда не вызывал у меня нареканий. И только после этого осторожно поинтересовалась, сколько у нас еще осталось денег.
Ни фига у него не осталось, бросил Сережка. Откуда-то из-за ящика с железками.
Я вопросительно обернулась:
Иван?
Что «Иван»?!
И тут же мне стало его жаль: так скоропостижно скончались на бородатом лице самодовольство и детская радость. Жалость конечно, была неуместна. Равно как и мое сдавленно-истеричное:
А море?
Прикусила язык, но было поздно. Праздник обратился в свою противоположность.
Иван потрясал кулаками и брызгал слюной, орал что-то бессвязное о семейном достатке и всяческой блажи, о себе-кормильце и моих столичных привычках, с которыми пора кончать раз и навсегда, а там завел и о вечном: о Сережкином отце и «этих драных жалюзях» Я слушала, не возражая и все больнее прикусывая губу. Не будет никакого моря. Будет мягкий уголок и плоский телевизор; неслыханная роскошь для нашего города, на зависть Галке. И так всю жизнь.