Ученик Аль, на занятиях надлежит смотреть не в окно, а на свою работу или на учителя. Что есть игла вышивальщика, Аль?
Тёмные глаза Аля, обратившиеся к отцу, вспыхнули беспокойно и горячо. В такие смотреть, будто угли в ладони держатьи красота мерцающая, колдовская, и жжётсядо боли, до кровавых волдырей. Мамины глаза. А голос свойне робкий, как шелест летнего ветра, а звонкий, подобно говору быстрого горного ручья.
Игла есть продолжение не только пальцев вышивальщика, но его сердца и глаз. Нить, продетая в иглу, связывает воедино взгляд, сердце и руку. Каждый стежок настоящий мастер делает сперва глазами, потом сердцем и только потомрукой.
Что ты опять увидел в этом окне, ученик Аль?
Птицу, учитель.
Что? вздрогнув, Томео повернулся. Ему почудилось, что на подоконник упала тень огромных крыльев. Будто не городская пичугаюркий воробей или неуклюжий голубьпролетела мимо, а какая-то большая нездешняя птица.
Только я думаю, что это не так, учитель.
Что? Томео опять вздрогнул. Глаза сына смотрели взволнованно; губа закушена, вороная прядь перечёркивает бледный лоб. «Мальчик мой, задохнувшись от нежности, подумал Томео, как же ты похож на Альду. Особенно сейчас». Эта прозрачная кожа, детская хрупкость узких плеч, тонких запястий. Захотелось обнять, нежно и крепко, прижать к сердцу, никогда не отпускать. Защищатьот ветра, времени, непогоды. От смерти. Игла вышивальщикапродолжение сердца? Тымоё продолжение, мальчик. Моя солнечная нить. Что я без тебя? Пустая игла, которая бестолково ранит ткань жизни, не оставляя ни света, ни красоты волшебного рисунка.
Томео заставил себя опустить задрожавшие руки. Потому что знал, что бессилен. Так, как не смог уберечь Альду. А ведь пытался. Лучшая знахарка, лучшие лекарства. Рубашку вышилс хризантемами. В каждый лепесточек весь свет, всю надежду вложил. Сам всё время рядом; в последние дни о еде и сне вообще забыл, домашние считали, что помешался. А ему казалось: если не выпустит из руки исхудавшую ладошкуудержит. Не отдасттой, костлявой страшной гостье, которая уже по-хозяйски озиралась на пороге. Не удержал. Так потом и похоронили в той рубашке с хризантемами. Соседки всё шептались, что непорядокживое, мол, живым. Дуры. Разве он мог кому-то ещё отдать те, её цветы?..
Разве он мог теперь лишний раз приласкать мальчика, опасаясь вызвать у других зависть; опасаясь испортить его слишком мягким воспитанием; опасаясь потерять. Будто мальчик теперь был единственным живым цветком, и страшно было сломать его неловким движением. Будто теперь само прикосновение Томео, не сумевшего удержать любимую супругу, было отравлено беспомощностью и обречённостью.
Что не так, ученик Аль? строго переспросил Томео.
Я думаю, что сперва мастер делает стежок сердцем, а потом уже взглядом. Потому что мастер часто вышивает то, чего нет на самом деле. То, чего нельзя увидеть.
Какие цвета, матушка Клио! восхитился Томео, перебирая мотки новых шёлковых ниток. И откуда вы берёте такие дивные краски?
Ну, мастер Томео, коричневое лицо старушки ещё больше сморщилось от довольной улыбки. Я ведь не выпытываю ваших секретов!
Пальцы вышивальщика с удовольствием поглаживали тёплый шёлкбудто спинки разноцветных чудных зверьков.
Чёрный, Томео удивлённо разглядывал растрепавшийся моток на своей ладони, похожий на огромного паука. А вот ещё Раньше ведь у вас не было чёрных ниток, матушка Клио? И серых Помните, много лет назад, когда я спросил, вы мне сказали, что даже глаза не могут быть черныя просто плохо разбираю цвет. И что туча, несущая плодородный дождь, на самом деле переливается серебром и перламутром, если разглядеть её суть А иные тучи изображать не след
Ну, старушка будто смутилась, времена меняются, мастер. И после яркого заката наступает ночь, хотим мы этого или нет. Вот и я теперь решила, что нитки должны быть всяких цветов, чтобы каждый мог выбрать то, что ему нужно.
Матушка Клио отобрала у Томео чёрный моток и сердито отшвырнула обратно в корзинку. Чёрного паукак беззаботным ярким бабочкам.
Ученик Лис, о чём должен думать мастер за работой?
О работе, учитель, востроносый белобрысый юноша запнулся под строгим взглядом. Поправился:О предмете, который создаёт о о его сути. Иначе суть созданного предмета, а значит его назначение и действие, могут быть искажены
Хорошо.
Семь пар глаз выжидающе смотрели на Томео; семь тонких игл подрагивали в нетерпеливых пальцах, готовые связать воедино мысль, чувство и волшебное сияние шёлка.
Когда вы будете вышивать тучу на своём небе, вы должны думать о дожде внутри её. Добром, долгожданном дожде, о котором молятся крестьяне в жаркие дни. О жизни внутри вашей тучи, но не о темноте и тяжести. Понятно? Теперь можете начинать.
Он посмотрел, как иглы скользнули к чистым полотнищам ткани: однимедленно и нерешительно, другиеуверенно. Опёрся о подоконник, с удовольствием чувствуя пальцами прохладное прикосновение камня. Над ратушей в безоблачном небе плавилось раскалённое солнце. Сейчас приятно думать о дождео тёплом летнем ливне, который прибьёт горячую пыль, вымоет до блеска мощёные улицы. Под таким ливнем хорошо плясать, хохоча и подставляя под ласковые струи лицо, плечи и ладони. Хорошоособенно когда ты беззаботный мальчишка, а не уважаемый мастер цеха вышивальщиков Давно не было дождянедели две, три? Странно, уже очень давно
Что это, ученик Аль? Томео вдруг осип, и вопрос получился почти беззвучным.
Дождевая туча, мастер, почтительно ответил Аль, не прерывая работы. Стежок за стежком ровно ложились на туго натянутую ткань, обозначая границу между светлой глубиной неба и краем тучи. С каждым движением проворной иглы туча на ярко-синем небе Аля всё больше становилась похожа на огромную хищную птицу. Чёрную птицу, раскинувшую крылья над маленьким, будто игрушечным, городом.
Чёрную птицу.
Чёрную.
Мастер Томео всё ещё пытался справиться с голосом. Аль ловко закрепил последний стежок; нагнувшись, перекусил кончик нити. И тут за окном в небе, потемневшем в один миг до густой чернильной темноты, полыхнула молния. На улице вскрикнула женщина; один из учеников испуганно ахнул; упала корзинка со швейными принадлежностями, с жалобным звяканьем рассыпались по полу коробочки с иглами. На город, измученный трехнедельной жарой, обрушилась яростная, сверкающая огненными молниями, чернокрылая гроза
Утром в дом мастера Томео ворвался посетитель. Отряхнул на пороге грязь с башмаков, истрёпанных дорогой; сбросил мокрую накидку из козьих шкур. Долго кланялся удивлённому хозяину, раскладывал у ног подаркибочонок с мёдом, лёгкое, будто кружевное одеяло из козьего пуха. Благодарил сбивчиво, но искренне, захлёбываясь словами.
Мол, слава мудрому мастеру Томео, который всё знает и чувствует. И позор на голову глупого Мак-Гала, дурня из дурней. Даром что выбрали его старостой восточные хранители хлеба. Не заметил Мак-Гал, что истлела старая, ещё дедом дарёная вышивка. Рассыпалась в пыль. Пока сообразил дурень Мак-Гал заглянуть в сундук; пока ахал да собирался в путь; пока топтал неуклюжими ногами дорогутут бы и совсем засохла земля, погиб урожай. Но слава мудрому мастеру Томео, который всё знает и чувствует! Ах, какой могучий ливень вчера ласкал пересохшую землю! А теперь мастер Томео передаст глупому Маг-Галу новую вышивкучтобы добрый дождь впредь всегда поил досыта восточные земли?
Мастер Томео долго разглядывал вчерашнюю работу сына. Хмурился. Велел Алю показать иглу. Игла оказалась обыкновенной, ученической, как и должно. Спросил, указывая пальцем, но избегая дотрагиваться до бока чёрной хищной тучи:
Почему ты вышил её так, Аль?
Аль ответил робко, не поднимая глаз, но упрямо:
Помните, вы мне ответили, отец, что сначала мастер должен увидеть будущее создание. Но не глазами, а своим сердцем. И потому это не всегда будет то, что видят остальные. Я увидел её такой.
Сначала Томео хотел приказать сыну распустить злосчастную вышивкустежок за стежком, начиная с самого последнего. В порядке обратном тому, с которым стёжки ложились на ткань. Потом передумал. Это было бы равносильно признанию, что ученическая работа пугает мастера Томео. Что ей придаётся больше значения, чем должно. Что вчерашняя гроза, кстати, ударившая молнией в ратушу, могла быть не просто совпадением.