Вот как гости, опорожнив штоф запеканки, остались без дела, то батюшка, желая занять их чем-нибудь до ужина, начал с ними разговаривать.
Ну что, приятели, спросил он казаков, что у вас на Дону поделывается?
Да ничегоотвечал казак с толстым брюхом. Все по-прежнему: пьем, гуляем, веселимся, песенки попеваем
Попевайте, любезные, продолжал батюшка, попевайте, только бога не забывайте!
Казаки захохотали, а приказный оскалил зубы, как голодный волк, и сказал:
Что об этом говорить, сударь! Ведь это круговая порука: мы его не помним, так пускай и он нас забудет; было бы винцо да денежки, а все остальное трынь-трава!
Батюшка нахмурился; он любил пожить, попить, пображничать; но был человек благочестивый и бога помнил. Помолчав несколько времени, батюшка спросил подьячего, из какого он суда?
Из уголовной палаты, сударь, отвечал с низким поклоном приказный.
Ну что поделывает ваш председатель? продолжал батюшка. А надобно вам сказать, господа, что этот председатель уголовной палаты был сущий разбойник.
Что поделывает? повторил приказный. Да то же, что и прежде, сударь: служит верой и правдою
Да, да! верой и правдою! подхватили в один голос все казаки.
А разве вы его знаете? спросил батюшка.
Как же! отвечал казак с совиным носом, Мы все его приятели и ждем не дождемся радости, когда его высокородие к нам в гости пожалует.
Да разве он хотел у вас побывать?
И не хочет, да будет, повторил казак с большой головою. Не так ли, товарищи?
Все гости опять засмеялись, а подьячий, прищурив Свои Ишачьи глаза, прибавил с лукавой усмешкою:
Конечно, приехать-то приедет, а нечего сказать, тяжел на подъем! Месяц тому назад совсем было уж в повозку садился, да раздумал.
Как так? вскричал батюшка, да месяц тому назад он при смерти был болен.
Вот то-то и есть, сударь! По этому-то самому резонту он было совсем и собрался в дорогу.
А, понимаю! прервал батюшка. Верно, доктора советовали ему ехать туда, где потеплее?
Разумеется! подхватили с громким хохотом казаки. Ведь у нас за теплом дело не станет: грейся сколько хочешь.
Этот беспрестанный и беспутный хохот гостей, их отвратительные хари, а пуще всего двусмысленные речи, в которых было что-то нечистое и лукавое, весьма не понравилось батюшке; но делать было нечего: зазвал гостей, так угощай! Желая как можно скорее отвязаться от таких собеседников, он закричал, чтоб подавали ужинать. Не прошло получаса, как стол уже был накрыт, кушанье поставлено и бутылки с наливкою и виноградным вином внесены в комнату: а все хлопотал и суетился один Андрей. Несколько раз батюшка хотел спросить его, куда подевались другие люди, но всякий раз как нарочно кто-нибудь из гостей развлекал его своими разговорами, которые час от часу становились забавнее. Казаки рассказывали ему про свое удальство и молодечество; а приказный про плутни своих товарищей и казусные дела уголовной палаты. Мало-помалу они успели так занять батюшку, что он, садясь с ними за стол, позабыл даже помолиться богу. За ужином батюшка ничего не кушал; но, не желая отставать от гостей, он выпил четыре бутылки вина и две бутылки наливкиэто еще не диковинка: покойный мой батюшка пить был здоров и от полдюжины бутылок не свалился бы со стула! Да только вот что было чудно: казалось, гости пили вдвое против него, а из приготовленных шести бутылок вина и четырех наливки только шесть стояло пустых на столе, то есть именно то самое число бутылок, которое выпил один покойный батюшка; он видел, что гости наливали себе полные стаканы, а бутылка всегда доходила до него почти непочатая. Кажется, было чему подивиться; и он точно этому удивлялсятолько на другой день, а за ужином все это казалось ему весьма обыкновенным. Я уж вам докладывал, что мой батюшка здоров был пить; но четыре бутылки сантуринского и почти штоф крепкой наливки хоть кого подрумянят. Вот к концу ужина он так распотешился, что даже безобразные лица гостей стали казаться ему миловидными, и он раза два принимался обнимать приказного и перецеловал всех казаков.
Час от часу речи их становились беспутнее и наглее; они рассказывали про разные любовные похождения, подшучивали над духовными людьми, и дажестрашно вымолвить! забыв, что они сидят за столом, как сущие еретики и богоотступники принялись попевать срамные песни и приплясывать, сидя на своих стульях. Во всякое другое время батюшка не потерпел бы такого бесчинства в своем доме; а тут, словно обмороченный, начал сам им подлаживать, затянул: удалая голова, не ходи мимо сада, и вошел в такой задор, что хоть сейчас вприсядку.
Меж тем казаки, наскучив орать во все горло, принялись делать разные штуки: один заговорил брюхом, другой проглотил большое блюдо с хлебенным, а третий ухватил себя за нос, сорвал голову с плеч и начал ею играть, как мячиком. Что ж вы думаете, батюшка испугался? Нет! все это казалось ему очень забавным, и он так и валялся со смеху.
Эге! вскричал подьячий. Да вот там на последнем окне стоит никак запасная бутылочка с наливкою: нельзя ли ее прикомандировать сюда? Да не вставай, хозяин; я и так ее достану, промолвил он, вытягивая руку через всю комнату.
Ого! какая у тебя ручища-то, приятель! закричал с громким хохотом батюшка. Аршин в пять! Недаром же говорят, что у приказных руки длинны
Да зато память коротка, прервал один из казаков.
А вот увидите! продолжал подьячий, поставив бутылку посреди стола. Небось, вы забыли, чье надо пить здоровье, а я так помню: начнем с младших! Ну-ка, братцы, хватим по чарке за всех приказных пройдох, за канцелярских молодцев, за удалых подьячих с приписью! Чтоб им весь век чернила пить, а бумагой закусывать; чтоб они почаще умирали, да пореже каялись!..
Что ты, что ты? проговорил батюшка, задыхаясь со смеху. Да этак у нас все суды опустеют.
И, хозяин, о чем хлопочешь! продолжал приказный, наливая стаканы. Было бы только болото, а черти заведутся. Ну-ка, за мнойура!
Выпили? закричал казак с крючковатым носом. Так хлебнем же теперь по одной за здоровье нашего старшого. Кто станет с нами пить, тот наш, а кто наш, тот его!
А как зовут вашего старшину? спросил батюшка, принимаясь за стакан.
Что тебе до его имени! сказал казак с большой головою. Говори только за нами: да здравствует тот, кто из рабов хотел сделаться господином и хоть сидел высоко, а упал глубоко, да не тужит.
Но кто же он такой?
Кто наш отец и командир? продолжал казак. Мало ли что о нем толкуют! Говорят, что он любит мрак и называет его светом: так что ж? Для умного человека и потемкисвет. Рассказывают также, будто бы он жалует Содом, Гомор и всякую беспорядицу для того, дескать, чтоб в мутной воде рыбу ловить; да это все бабьи сплетни. Наш господин барин предобрый; ему служить легко: садись за стол не крестясь, ложись спать не помолясь; пей, веселись, забавляйся, да не верь тому, что печатают под титлами, вот и вся служба. Ну что? ведь не житье, а масленица, не правда ли?
Как ни был хмелен батюшка, однако ж призадумался.
Я что-то в толк не беру, сказал он.
А вот как выпьешь, так поймешь, прервал подьячий. Ну, братцы, разом! Да здравствует наш отец и командир!
Все гости, кроме батюшки, осушили свои стаканы.
Ба, ба, ба! Хозяин! закричал подьячий, Да что ж ты не пьешь?
Нет, любезный! отвечал батюшка, я и так уж пил довольно. Не хочу!
Да что с тобой сделалось? спросил толстый казак, о чем ты задумался? Эй, товарищи! Надо развеселить хозяина. Не поплясать ли нам?
А что, в самом деле! подхватил приказный. Мы посидели довольно, не худо промяться, а то ведь этак, пожалуй, и ноги затекут.
Плясать так плясать! закричали все гости.
Так постойте же, любезные! сказал батюшка, вставая. Я велю позвать моего гуслиста.
Зачем? прервал подьячий. У нас и своя музыка найдется. Гей, выначинай!
Вдруг за печкою поднялась ужасная возня, запищали гудки, рожки и всякие другие инструменты; загремели бубны и тарелки; потом послышались человеческие голоса; целый хор песельников засвистал, загаркал, да как хватит плясовуюи пошла потеха!