Я сначала перепугался, что ты умер, сипло выдавил Нильс.
Я усмехнулся. Мой сын боялся за мою жизнь сильнее, чем я.
Почему они не стали нас убивать? спросил мальчик.
Я лишь покачал головой и обвёл взглядом комнату, пытаясь найти дверь, но таковой не оказалось.
Ответ один. Мы для чего-то им нужны, сказал я, и снова содрогнулся от неприятной мысли об опытах над нашими телами.
Как думаешь, они мирно настроены? спросил Нильс.
Я многозначительно посмотрел на него, и мальчик всё понял, отчего его нога заходила ходуном, а зубы принялись терзать ногти с новой силой. Он посмотрел в никуда. Если б эти гуманоиды были мирно настроены, они бы не стали уничтожать целую планету.
Но с другой стороны, если б они хотели всех замочить, они б и нас тогда прибили, словно в продолжение рассуждал Нильс.
Ты забываешь про опыты, подумал я, но промолчал.
Догадываешься, где мы? спросил мальчик.
Ни малейшего представления не имею, отвечаю.
Самое ироничное, что мы, скорее всего, в солнечной системе, сказал Нильс.
Я нахмурился.
С чего ты взял?
С тех пор, как корабль взлетел, мы ни разу не были во тьме. В иллюминаторы всегда бил свет. Значит, это солнце.
Я на секунду задумался. Недаром говорят, что нынешнее поколение гораздо умнее и находчивее нас. Когда мне было двенадцать, я растил кабачки на бабушкином огороде, читал Гарри Поттера и думал, что сладкая вата состоит из настоящей ваты с добавлением сахара.
Впрочем, я пожал плечами. Мы не знаем технологии этих существ. Быть может, они перенесли нас в другую галактику каким-нибудь специальным суперпрыжком. Как в тех фантастических фильмах.
Нильс засопел, задавшись целью вырвать зубами ноготь с корнем. Он отрицательно замычал.
Нет, и всё-таки, я думаю, мы бы что-нибудь увидели. Какую-нибудь смену света. Если б коридор светился, свет появился бы отовсюду, но лучи всегда падали слева.
Я вздохнул. Мне нравилось, что юный Шерлок Холмс не унимался. Пока мальчик думает и строит догадки, в нёмв отличие от меняживёт жажда жизни.
Здесь пахнет, как в нашей школьной раздевалке на физкультуре, нервно хмыкнул Нильс.
Может, мы и есть в раздевалке, ответил я и механически улыбнулся.
Когда они войдут, надо попробовать с ними поговорить не успел Нильс закончить, как часть стены в дальнем углу с шипящим звуком отскочила, обнажая чёрный пролом. Движение оказалось настолько резким, что я отпрянул, а сын вскрикнул и подпрыгнул.
Внутрь вошёл чёрт меня побери, вот тебе и серые человечки. Скафандр пришельца в корабле позволил разглядеть лишь голову, спрятанную в шлем. Ещё тогда я отметил сходство гуманоида со стереотипным образом инопланетян: тонкие ручки и ножки, длинные тела, большие продольные головы с огромными чёрными глазами и тонкими прорезями для носа. А вот рот у гуманоида отсутствовал. Он вроде бы угадывался, но отверстие перекрывало множество сухожилий, кожанных уздечек, отчего инопланетянин походил на древнего зомби, которому зашили рот.
Из-под потолка полился механический голос:
Лягте на ваши скамейки.
Папа, прошептал Нильс, и схватил меня за руку.
Существо указало длинным худым пальцем на мою скамейку, потом на скамейку Нильса, а голос под потолком повторил:
Лягте на ваши скамейки.
Даже гугл-говорилка звучала лучше. У голоса хромали гласныетянулись неестественным образом, а согласные будто пережёвывались и их произносили без губ, на дыхании. Наверное, это инопланетный акцент.
У нас нет выбора, прошептал я и быстро взъерошил Нильсу волосы, не отрывая взгляд от гуманоида. Ложись на свою скамью. Думаю, всё будет хорошо.
Я отпустил мальчика и пересел на свою.
Мы ложимся, обратился я к пришельцу, заваливаясь на спину.
А если они нас убьют? дрожащим голосом спросил Нильс. Его лицо побледнело, глаза бегали из стороны в сторону. Я вспомнил документальные видео людей перед казнью на войне. Чёрт, они выглядели так же. Сжав в кулак жалость и ненависть к гуманоидам, я сказал:
Если б они хотели, они б уже убили нас.
Я верил себе и нет. В любом случае, я не мог разорвать швы, связывающие нас с Нильсом, образуя кусочек земной реальности в этом неизвестном где. А ещё я хотел, чтобы малыш не умер по глупости, когда можно было остаться в живых.
Ещё раз всхлипнув для пущей убедительности, Нильс осторожно лёг на скамейку. Только тогда я позволил себе посмотреть в потолок. А потом моргнули вместо тёмной доли секунды увидел вспышку.
Я моргнул ещё раз. Ничего не случилось. Тогда я чуток приподнял голову на инопланетянина, но того в камере уже не было. Постойте, он только что же
Меня слабо осенило. Наверное, я какое-то время отсутствовал. Я вспомнил вспышку в звездолёте, перед тем, как очутиться в тюрьме. Если б не смена обстановки, я тоже подумал бы, что прошла доля секунды.
Нильс, позвал я и сел. Мальчик лежал на скамье. Согнутые ноги аккуратно опирались о стену, руки безвольными верёвочками свисали на пол.
Нильс, снова позвал я и толкнул сына в плечо. Мальчик не шевелился.
5
Стоя на коленях, я дёргал Нильса за плечо. Паника начиналась с лёгкой тревоги. Родное сердце мальчика билось в бешеном ритме, губы высохшие, обветрившиеся, словно шелуха листьев на дороге. Я звал сына и тряс. Бледная нога оторвалась от стены и безвольно ударила меня в плечо.
Что они с ним сделали? Вдруг Нильс умрёт? Я не готов жить без него, без последней ниточки, связывающей меня с землёй.
Тогда-то последние события и накрыли меня волной. Я рыдал, уткнувшись Нильсу в грудь. И я плакал не только из-за мальчика, который, хоть и не приходил в себя, но дышал. Я выплакивал наш уютный уголок с женой, родительскую дачу, где я провёл детство, первые игрушки Нильса, собранные в чулане, электронные фотоальбомы на комоде. Всего этого нет. Только сейчас пустота в полной мере напомнила о себе бесконечным эхом бесконечных километров между неизвестной планетой и пространством, где когда-то располагался не просто маленький шарик Вселенной, а мой настоящий дом, моё прошлое. Почему мы не остались на ферме и не умерли сразу?
Омыв грудь Нильса слезами, я вскочил и принялся пинать стены. Я кричал что-то безумное, гавкающее, захлёбываясь собственной слюной. Босые ноги стучали по металлу глухо, и никто не ответил на мой выпад. Никто меня не расстрелял.
Едва успокоившись, я упёрся кулаками в стены и зашипел под нос что-то гневное.
Пап услышал я позади слабый голос. Прикинь, они гермафродиты.
И сквозь слёзы я сухо засмеялся. Обернувшись, упал на колени и подполз к Нильсу. Мальчик медленно моргал, обводя камеру рассеянным взглядом.
Ты жив! Жив, мой малыш, прошептал я и обнял сына. Не стал отрывать его тело от скамьи, накрыл собою сверху, стараясь защитить от серых гуманоидов, серых человечков, мать их!
Я так просто не сдамся Слова давались Нильсу с трудом.
Помолчи, побереги силы, сказал я, вдыхая родной запах мальчика. Заберите его от меня, и я превращусь в безвольного смертника, а пока мне есть для чего жить!
6
Нильс рассказал мне о видениях. Придя в себя, мальчик сел, оперся спиной о стену, обхватил колени и заговорил. Над ним повис свет и группа серых гуманоидов что-то рассматривало, изучало. Они не делали мальчику больно, но, по его словам, будто выкачивали силы.
Знаешь, на что было похоже, произнёс Нильс. Как в том журнале. Про уфологию. Я читал воспоминания людей, похищенных инопланетянами. Вот то же самое. Свет. Головы. Огромные чёрные глаза.
Я вздохнул, часто сжимая кулаки и борясь с желанием раскроить черепа всем ныне живущим гуманоидам.
Мне так холодно, вздохнул Нильс.
Губы мальчика отдавали синевой, сосуды на ногах проступили сквозь кожу. Я немедленно сел рядом и обнял Нильса. Сердце мальчика билось едва заметно, отсюда и озноб, хотя в камере по моим внутренним меркам стояло около двадцати пяти градусов тепла.
Они точно не сделали тебе больно? спросил я, растирая ладоши Нильса. Зачем спрашиваю? Всё равно, даже если делали, я ничем не смогу ответить.
Я проголодался, вдруг сказал Нильс. Быка б съел.