Сергей берёт крест из бокса с нумерацией «11.05», рассматривает неведомый приятный материал. Нажимает, повторяя за человеком из инструкции. Крест надламывается, но ничего не происходит. Старик прикладывает препарат телу.
Теплота, смех, бегущий щенок, щемит грудь ожидание подарка на праздник, кто-то родной смеётся рядом Ощущения, словно из детства, проносятся и оставляют после себя бодрую, полную сил расслабленность. Старику хочется смеяться от переполняющей его энергии. Сил так много, что он просто не способен вновь грустить. Сергею становится стыдно, но он ничего не может поделать. Старик с оттенком ярости выбрасывает скукожившийся кусок пористого нечто. Изнутри его гложет нетерпение. Что за безумные препараты? И Сергей решает пройтись по базе, осмотреться, сжечь ненормальную бодрость. У него ещё около двух часов, никаких противопоказаний не поступило, можно и прогуляться. Берёт свой новый терминал, отыскивает в нём ключ от комнатки, цепляет к поясу бокс с крестами и выходит в коридор. Мысли роятся в голове. Что с ним теперь будет? Когда ему дадут связаться с Женей и его семьёй? Как он может приблизить этот момент?
Ноги несут Сергея по коридору, а интуиция тянет его на улицу. Интересно, на этой базе вообще можно выходить? Надя говорила что-то про плац. Окружающая старика постройка всё больше напоминает некую идеальную больницу, даже воздух и температура внутри полностью сбалансированы. Иногда в коридорах попадается спешащий персонал в таком же белоснежном одноразовом одеянии, что и у него. Сотрудники проскальзывают мимо, никак не акцентируя внимания на старике. Интересно, насколько большой тут контингент? Периодически Сергей сверяется с картой на терминале.
Выход толстые, совершенно непробиваемые прозрачные двери. Почему-то биологическая синтетика их не скрывает. Створки, наполовину разъехавшись, демонстрируют ухоженную зелёную траву вокруг дороги. Сергей выходит. На улице пасмурно и тепло хоть какое-то отличие от белоснежных коридоров. Слегка оглядывается, замечает нескольких посторонних прохожих. Решает игнорировать их и сильно потягивается, широко расставив руки и демонстрируя всем невольным созерцателям живот. Ему до противного хорошо. Оставляет вход и отправляется по неведомой дорожке, прячет терминал сейчас он не нужен.
Частые лавки, уединённо отгороженные друг от друга кустами или сочными деревьями. Впереди показываются ровные ряды елей. Сергей направляется к ним. «Всё устроится, думает он. Отслужу необходимый срок и вернусь, не я первый, не я последний. Но какая же наглость!» В старике вновь вскипает бешенство. Его выдернули из жизни, перевернули всё вверх дном!
Дорога заворачивает вдоль чёткой линии елей, ограждающих одну из ровных поверхностей тренировочной площадки. На площадке явно идёт тренировка. Сергей решает глянуть на скрытое за хвоей. Проход к деревьям не предусмотрен, но старик совершенно нахально прокладывает себе путь по тёмному газону, двигаясь между сочных колючек.
Сетка забора. На плацу ряд из тридцати троек боевых распятий. Старик видел такие только по терминалу в социальных роликах, проплаченных правительством. Вид настоящих боевых костюмов электрическим током проносится в сознании. Война, такая далёкая в сводках новостей, встаёт у старика прямо перед глазами. Сергей понимает, что всё это время относился к ней как чему-то очень далёкому, словно её и не существовало. Реальность, пронзительная, словно смертельная болезнь, медленно-медленно высовывает голову из-под его кровати. Сергею просто необходимо ещё хоть раз увидеться с семьёй! И как же мало этот раз. Нет, раза очень мало, несколько раз, может, пару дней. А может, хотя бы теоретически, после всего он сумеет видеться с ними намного чаще? Вдруг у него появятся какие-то привилегии? Сергею хочется умолять кого-то, но ему стыдно. Старик бесстрашно пробирается вдоль забора дальше. Ему просто необходимо увидеть происходящее ближе в том, что там происходит, есть некая фатальная нотка, но и кроется надежда. Старик хочет увидеть всё, чтобы стать более готовым. Может, это его в итоге спасёт? Старик ловит себя на этих переживаниях и хочет откинуть их, как наивные, но эти эмоции не поддаются. Он просто обязан взглянуть!
На плацу командир роты что-то громко рассказывает перед сильными фигурками спецназначенцев. Есть обычные муравьи рабочие, такие как Сергей. А есть муравьи-солдаты. Отличие ребят на плацу от обывателей настолько же разительное. Все из последних поколений, все с полным набором модификаций. У Сергея в голове возникает голос из рекламы детского училища «Доспех», сравнивающий девятое поколение с модификациями и без: итоговая скорость принятия решения выше более чем в пять целых четыре десятых раза; скорость реакции выше на сорок процентов; полная тактическая подготовка, повышен угол обзора, увеличен коэффициент полезного действия мышц, особое внимание отдано связкам Древние герои Ахиллесы и Гераклы, обученные людьми охотиться на чудовищ.
Старик с волнением пытается оценить происходящее. Командир отдаёт приказ, и весь отряд синхронно бросается к боевым костюмам двум с половиной метрам последних технологий. Чёрные раскрытые панцири на мощных ногах напоминают выпотрошенных ракообразных из доисторических эпох пластины керамического баолита, нагромождённые одна поверх другой в местах сочленения, внутри требуха трубок и мягкие, явно биологические, внутренности. Тридцатьтройки стоят, широко расставив чехлы для рук с гвоздями контактов. Солдаты начинают стремительно упаковываться.
Сергей видит, как ближайший парень ещё совсем мальчишка, лет восемнадцати, просовывается в ложемент костюма. А вот и знаменитые стигматы. Вечно с ними проблемы никак не могут зажить до конца. На запястьях и щиколотках виднеются немного приоткрытые щели. Парень с видом фанатика нанизывает намеченные раны на острые штыри контактов. Старику физически больно на это смотреть, по телу бежит мучительная волна эмпатии.
Манипула синхронно активирует ещё открытые распятия, все машины отступают правой, до этого сведённой вместе с левой ногой и лишь затем яростно захлопывают открытые пазы. Сергей ещё успевает уловить выражение боли на лице парнишки, перед тем как на «туловище» тридцатьроек наезжает знаменитый «клюв», заканчивая упаковку. Командир даёт команду «вольно». Его человеческая фигурка кажется миниатюрной перед этими биомеханическими монстрами. Костюмы расслабляются, кто-то переносит вес на одну из ног, кто-то рассматривает с шелестом разворачивающийся веер своей ладони. Командир ходит вдоль по-прежнему ровной шеренги и явно даёт наставления.
Сергей чувствует тревогу, внутренне содрогаясь от увиденного. В какой-то момент, словно щелчок, произошло невероятное кощунство. И старик не может понять, где именно он его просмотрел.
А манипула вновь выпрямляется по струнке, красиво разворачивается и направляется куда-то за прямоугольные коробки зданий. Сергей выбирается из елей, смотрит на терминал. Нужно скоротать ещё сорок минут перед отправкой обратно. Кажется, он уже успел запачкать свой сегодняшний наряд.
Старик шагает по петляющей дорожке. Посещает случайно найденную кабинку уличного туалета. Недавняя, скрывающаяся за соснами, военная реальность отходит на задний план, создаётся впечатление ровного, спокойного парка, какие бывают рядом с крупными больницами. Сергей минует девушек с терминалами на лавке. Видимо, кураторы, наподобие его Нади. Что-то излишне серьёзно обсуждают, им это явно не идёт.
Впереди, за забором и полосой сосен, правильные линии каких-то военных ангаров. Возле входа на новый участок, словно вышедшие из сказок исполины, два охранника в распятиях и с тяжёлыми плазмомётами Шестоковича. Сергей подбирается поближе, чтобы рассмотреть парней, но сохраняет такую дистанцию, которая не позволит с ним заговорить. Один из охранников приветливо поднимает ладонь, замечая рассматривающего его старика. Сергей кивает и оставляет облачённых в чёрное солдат и их пост. За эту ограду ему явно проход закрыт.
Старик бредёт дальше, вглубь местного лабиринта из елей.
Баскетбольная площадка, играют шесть парней. Старик останавливается, заворожённый скоростью и реакцией, он не всегда может проследить за сменой ситуации и логикой принятых решений. Смотрится довольно красиво, так что, захваченный этим зрелищем, он упускает момент, когда наступает время возвращаться.