Дальнейшее было совсем неинтересно. Мастер-сержант с помощью своих помощников с трудом построил не привыкших к дисциплине рекрутов. Неожиданно быстрая церемония присяги, после чего сержант выдал короткую, абсолютно казенную патриотическую речь и отправил, как он выразился, «это стадо» на вокзал, вместе с уже знакомым капралом Райаном. Там их уже ждал поезд. Всех запихнули в один вагон. Капрал выдал документы назначенному старшим среди отправлявшихся в лагерь подготовки высокому бугаю по фамилии Джонсон и, отдельно, Толику. Он даже уделил последнему на несколько минут больше, чем всем остальным, любезно объяснив, что Тому еще предстоит пересадка на поезд, идущий в Форт-Беннинг.
Капрал оказался настолько добр, что даже попрощался с новоиспеченными солдатами. Он стоял в конце вагона у дверейневысокий человек средних лет, подтянутый и еще довольно стройный, несмотря на начинающий отрастать и уже слегка заметный под обтягивающей формой животик.
Там, куда вы направляетесь, будет нелегко, обратился капрал к притихшим новобранцам. Когда вы попадете в лагерь подготовки, то сразу поймете, насколько это не похоже на гражданскую жизнь. Вам это не понравится. Вы даже решите, что ваши командиры требуют от вас слишком многого. Вы подумаете, что все они полные дебилы. Вы будете думать, что попали к самым грубым и жестоким людям в мире. Я собираюсь сказать вам одну вещь: вы сильно ошибетесь! Если вы хотите облегчить себе жизнь, прислушайтесь к моим словам сейчас. Делайте все, что вам говорят, и держите рот на замке.
Спасибо, капрал! ответил кто-то, и все засмеялись.
Они еще не знали, насколько он прав, не представляли всего, что их ждет, и веселились, словно дети на каникулах. Один Толик сидел мрачный, пытаясь понять, насколько опыт советской учебки и службы в ВДВ сможет ему помочь. Впрочем, и он скоро отбросил в сторону все эти размышления, очарованный интересными видами из окна неторопливо, по меркам его опыта, едущего поезда. Остальные новобранцы, давно привычные к подобным пейзажам, откровенно скучали, не зная, чем заняться. Но скоро нашлись карты. В другой части вагона сбилась в кружок тесная компания вокруг одного из парней, рассказывающего интересные истории и короткие анекдоты. И только Томпсон сидел в гордом одиночестве у окна, разглядывая непривычную и в то же время смутно знакомую жизнь. Поездка заняла почти два дня. И только к вечеру второго он оказался у ворот лагеря, где уже толпились еще с десятка два таких же, как он, одетых в гражданское парней и ждали вызванного караулом сержанта-инструктора.
Подошедший сержант словно сошел с экрана голливудского фильма. Высокий, мускулистый, в идеально подогнанном обмундировании, на котором, казалось, не найти и пятнышка, с лицом стопроцентного белого анлосаксонского американца, он так и просился на обложку иллюстрированного журнала. Заметив реакцию сержанта, командовавшего караулом, Толик сразу понялничего хорошего ждать от этого человека не стоит. Но первое время все прошло без происшествий, хотя Толик и был наготове в ожидании какой-нибудь подлянки.
Сержант отвел их в столовую, где новобранцев покормили холодным ужином из колбасы и фасоли. После чего, дав всего пару минут на отдых после еды, инструктор собрал всех в некое подобие строя и минут тридцать гонял на плацу, заставляя ходить туда-сюда небольшой колонной и обрушивая на обалдевших от такой неожиданности рекрутов целые потоки брани. Толику досталось меньше всего, хотя и он получил свое. За неправильное выполнение строевых приемов. Почти все они выполнялись совершенно не так, как привычно пытался делать Томпсон, опираясь на старые навыки.
Кто тебя учил такой пакости, проклятый ублюдок? Ты двигаешься словно джерри, а не добропорядочный американский солдат! Придется позаниматься с тобой дополнительно! прорычал сержант стоящему в первой шеренге Толику.
Услышав же чей-то сдавленный смешок, сержант вообще рассвирепел и минуты две орал, что если стоящие перед ним павианы думают, что их неумение передвигаться строем лучше, чем пусть неправильные, но армейские навыки рекрута Томпсона, то они дико ошибаются. И он, сержант Чак Мак-Гвайр, докажет им это в ближайшие дни. После чего, заставив еще раз пройтись строем по плацу, повел их колонну к интендантскому складу.
У склада их уже ждали несколько групп новобранцев. После того как всех построили и завели внутрь склада, началось превращение толпы гражданских индивидуалов в единообразный строй солдат. Новобранцы по очереди подходили к одному из четырех недовольных неожиданно свалившейся работой интендантов, раздевались и стояли, слегка подрагивая от холодных прикосновений портновского метра и напряженных взглядов стоящих в очереди. Всё происходило быстро, относительно тихо и напоминало конвейер. Вот только что перед Толиком стоял бравый ковбой в пропыленной, еще сохранившей слабый запах лошадиного пота одежде. А буквально через несколько минут он исчез в глубине склада, и появился у другого выхода уже одетый в новенькую, топорщащуюся униформу, с набитым вещами мешком в руках, обалдевший и даже как бы еще не понявший, что произошло. Вот и сам Томпсон (или всё же Пискунов?) уже стоит голый перед скучающе-озлобленным сержантом и так же непроизвольно вздрагивает от холодных прикосновений железных наконечников. Он тут же получил огромное, просто непредставимое количество пилоток, шапок, перчаток, носков, ботинок, нижнего белья, рубашек, ремней, штанов и мундиров. Из всего этого изобилия Толику больше всего понравились ботинки. Настоящие прыжковые «коркораны» из натуральных материалов, мечта российского парашютиста восьмидесятых. Впрочем, как всегда, реальность оказалась совсем не похожей на мечту. Но обувь была вполне сносной, то есть носимой. Впрочем, как и вся форма. Разве что галстуки к повседневной форме, удавки, которые Толик тихо ненавидел еще там. Но деваться было некуда, и вот он уже занял место в строю сразу за бывшим ковбоем. Форму, конечно, требовалось ушить, но он ее слегка обдернул, кое-где подтянули выглядел, на его взгляд, более-менее удовлетворительно. Что, однако, явно не понравилось сержанту Мак-Гвайру.
Это кто у нас тут такой умник яцеголовый? Ну-ка, выйди из строя. Ты думаешь, что ты в модном салоне, ублюдок? Червяк поганый, понял?
Так точно, господин сержант, червяк поганый, сэр! ответил Толик, вызвав несколько неуверенных смешков в строю за спиной.
Остряк-самоучка из яйцеголовых? Ничего, ты меня еще не знаешь, но ты меня узнаешь. И не обрадуешься, щенок! рявкнул на едином дыхании разозленный дрилл-сержант. И добавил, усмехаясь: Джамп!
К удивлению сержанта, Толик, задержавшись буквально на секунду, сгруппировался и, подпрыгнув в воздух с криком: «Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи!» приземлился на согнутые, пружинящие ноги, с растопыренными руками. Откуда было знать простому дрилл-сержанту из Америки, что многократно читаная-перечитанная книга о Джине Грине была одной из немногих, которые Толику действительно нравились.
Отставить! снова рявкнул сержант. Ложись! Тридцать отжиманий!
Конечно, новое тело было нетренированным, но чисто на упрямстве Толик, очередной раз удивив Чака, сделал тридцать пять отжиманий, крикнув в конце:
И пятерочку за десантуру!
Встать! Самый хитрый? немного смягчившись, однако всё еще изображая недовольство, спросил сержант. Но, видимо, поняв, что теряет время, скомандовал: Становись в строй! Взвод! Направо! Бегом!
Бежать пришлось недалеко, иначе бы Том совсем запыхался.
В новом здании их уже поджидали со своими инструментами парикмахеры.
Теперь, обритые наголо, одетые в униформу, они казались одинаковыми. Настоящими солдатами. Но только казались. Сержантам пришлось еще раз потрудиться, чтобы снова собрать из них более-менее организованную колонну и отвести к казармам. Где им щедро выделили полчаса на обустройство, душ и прочие туалеты. Но Толику, подсознательно ожидавшему еще какой-нибудь пакости, времени хватило как раз. Остальные, особенно те, кто раздевался медленно, мчались в душ бегом, расталкивая сослуживцев, и быстро мылись, чтобы успеть забежать еще и в туалет. А кое-кто не успел и вылетал из душа под крики и брань сержантов. Наконец все собрались у коек. Сержант Мак-Гвайр медленно прошелся вдоль центрального прохода, разглядывая стоящих с обернутыми вдоль бедер полотенцами солдат.