Заседание Совета Семи объявляется закрытым, шелестит де Ги, и его слова тонут в аплодисментах, предназначающихся Советнику Каро.
Бастиан возвращается домой пешком. Ему нравится дышать весенним воздухом Азиля, проходя по мосту над Орбом, смотреть на бегущую воду, идти и любоваться цветением садов Ядра. Лепестки вишен начали опадать на прошлой неделе, и их нежно-розовые роскошные облака готовы вот-вот смениться белой кипенью распускающихся яблонь. В палисаднике соседей девушка-садовница поливает ярко-синие ирисы и вежливо кланяется, заметив Советника Каро. Бастиан игнорирует её приветствие, размышляя, что совсем скоро решётку соседской ограды полностью скроют виноградные листья и для того, чтобы полюбоваться цветущими клумбами, придётся заглядывать в гости.
«Велю Веронике развести у нас перед домом какие-нибудь цветы, думает Бастиан. Какой толк от роз на заднем дворе, если их не видно от парадного входа? И если жене так нравится возиться с цветами в городском парке, почему бы ей не высадить хоть что-то на газоне?»
Мысли о Веронике вызывают привычное раздражение. За восемь лет брака Бастиан так и не смог к ней привыкнуть. Первые два года девочка-подросток, ходившая за ним по пятам и глядевшая влюблёнными глазами, раздражала настолько, что Бастиан искал сотни поводов вернуться домой попозже и уйти пораньше. Спасала работа: молодой Каро заступил на место погибшего отца Вероники и постигал сложную науку управления Азилем. Спали супруги в разных спальнях: мысль о сексе с женщиной, у которой ещё даже грудь не оформилась, вызывала у двадцатисемилетнего Бастиана тоску. Их полноценная брачная ночь случилась лишь через год после свадьбы, когда молодая семья получила разрешение на ребёнка. «Формальности должны быть соблюдены, строго приказал Бастиану отец. Всегда помни, что ты сейчас занимаешь своё место лишь благодаря браку с ней!»
Когда в Саду отец Ланглу передал им новорожденную Амелию, Вероника взяла дочь с выражением лица, которое Бастиан истолковал как разочарование. В тот момент он впервые испытал желание ударить жену. «Забыла своё место? орал он на неё дома. Не нравится, что это мой ребёнок и я выбрал её матерью не тебя? Катись к чёрту, это моё право! Знаешь, какие хилые дети рождаются у шестнадцатилетних соплюх? Не смогла родить моего ребёнкасумей растить и воспитывать!» Вероника плакала, сжавшись в углу, и её плач, искривлённые дрожащие губы и распухшие от слёз веки всё сильнее выводили Бастиана из себя. Как можно не ценить его заботу о её здоровье? Он избавил её от тягот беременности, от родовых мук, от риска умереть, не сумев разродиться, а эта маленькая идиотка посмела косо посмотреть на его, а значит, и свою дочь!
Выговор отлично подействовал на Веронику. Она прекратила таскаться за мужем и смотреть на него обожающими глазами. Всецело посвятила себя дочери. «Хоть что-то у неё получается!» язвительно отмечала мадам Каро, мать Бастиана. Вероника возилась с крошкой Амелией с утра до позднего вечера, сама купала, сама переодевала, сама готовила на кухне младенческие смеси, учила подросшую дочку читать, считать. Ей помогала только Ганнанянька, в своё время вырастившая саму Веронику. Она была единственным советчиком и наставником в воспитании малышки, семья Каро лишь контролировала процесс и результатами была удовлетворена.
Бастиан думает о дочери, и губы трогает лёгкая улыбка. Идеальное дитя. Умное не по возрасту, активное, любознательное, интересующееся делами отца едва ли не больше всех в семье. Он часто шутит, что готов создать прецедент, сделав дочь первой в истории Азиля женщиной-Советником. «Мой рыжий талисман», нежно думает он, вспоминая, как Амелия сидит на краю его стола, когда он работает. Её завораживает процесс появления на бумаге букв и столбиков цифр из-под отцовского карандаша. Пожалуй, дочьединственное во всём мире существо, с которым Советник Каро не может быть строгим. Любящим отцом, потакающим малейшим её капризам и способным бесконечно любоваться очарованием своего ребёнкада, с удовольствием и постоянно. Но никогдастрогим и суровым.
«В субботу свожу её в Ось. Покажу, где работаю. Пусть посмотрит на Азиль с высоты, на которую поднимались лишь единицы». Бастиан кивает своим мыслям и прибавляет шаг. Не терпится вернуться домой и поцеловать рыжую макушку, пахнущую мужским парфюмом. Он прекрасно знает, где дочь стащила этот флакон и для чего. Она же папина девочка.
На углу улицы, у последнего поворота к резиденции Каро, Бастиан ненадолго останавливается и любуется высокой старой глицинией. Нежно-сиреневые лепестки цветущего дерева падают в подставленную ладонь, ложатся на лацкан тёмного сюртука. «Не верю, что такой красоты не осталось больше нигде в мире, думает Бастиан. Если Бог, которым отец Ланглу забивает головы прихожан, существует, он не позволит этому дереву остаться одному. Иначе зачем оно цветёт каждую весну?»
Ещё не переступив порог дома, Бастиан чувствует неладное. Издалека он видит брошенный на газоне электромобиль младшего брата, покорёженный фонарный столби радостное ожидание встречи с дочерью сходит на нет. А когда Советник Каро видит хмурую Амелию, сидящую на ступеньках крыльца, мрачное предчувствие овладевает им полностью.
Здравствуй, конопушка, обращается он к дочери. Что стряслось?
Амелия закрывает собой входную дверь, растопырив руки и расставив босые ноги, набирает полную грудь воздуха и выпаливает:
Пап, обещай, что не убьёшь дядю Ники до смерти, иначе туда нельзя!
Он пьян и что-то разбил в доме? интересуется Бастиан, подхватывая девочку на руки.
Дочь сурово сопит, строго хмурит реденькие светлые брови.
Обещай, или мне придётся тебя пнуть!
Бастиан одной рукой открывает дверь, пытается войти в дом, но Амелия хватается за дверной косяк и не пускает его.
Пап! Это важно! гневно кричит она.
Хорошо. Давай договоримся. Он ставит дочь на ковровую дорожку у двери, присаживается на корточки. Ты вводишь меня в курс дела, а я решаю, как мне поступить. Договорились, bien-aimé?
Амелия вздыхает, нехотя кивает.
Пап, дядя Ники сделал что-то настолько плохое, что бабушка визжит уже о-о-очень давно, а дедушка собирается его убить своими руками. Если я за него не заступлюсь, мне не с кем будет играть дома. Ганна медленно бегает и боится играть в прятки в музейных комнатах, а Клотильда и Люсиль глупые, с ними неинтересно.
Бастиан выдавливает улыбку, целует влажную ладошку дочери.
Обещаю сначала всё выяснить, а потом поступить так, как должен поступить твой папа. Где сейчас все?
Розовый пальчик с обгрызенным ногтем указывает в сторону гостиной.
Дядя Ники сидит там и молчит на дедушку. Бабушка ну ты слышишь.
Причитания Ивонн Каро разносятся по всему дому. Бастиан морщится. Материнские истерики он предпочитает пережидать вне дома, но, похоже, сегодня не тот случай. Он разрешает Амелии покрутить глобус в своём кабинете, а сам решительно направляется в гостиную. Ковры на полу делают поступь Бастиана почти беззвучной, но как только он появляется в дверях, мадам Каро кричит, не оборачиваясь:
Немедленно разуйся!
Здравствуй, мама, сдержанно произносит Бастиан, стряхивает с ног ботинки и переступает порог. Отец, Доминик, доброго дня. Что тут происходит?
Фабьен Каро отходит от окна, обменивается со старшим сыном крепким рукопожатием и кивает в сторону пунцовой от гнева жены, меряющей шагами комнату:
Ты как раз прервал матушку на самом интересном месте. Твой брат вернулся от трущобных девок едва живой и в побитой машине. Изгадил колёсами газон, наследил на коврах, и мать пытается объяснить ему, что он был категорически неправ.
Младший брат, одетый в свой лучший костюм, приветственно машет Бастиану с дивана. Ники чисто выбрит, причёсан и бледен как смерть. Бастиан щурится, рассматривая синяки под глазами брата, и спрашивает:
Что на этот раз, Доминик? Наркотики, дешёвое пойло? К чему такой официальный вид?
Здравствуй, Бастиан. Я как раз дожидался тебя, чтобы рассказать. Позови Веронику, я хочу, чтобы вся семья была в сборе.
Вот уж Вероника тут точно лишняя, возражает старший брат, но что-то во взгляде Доминика заставляет его замолчать.