Что? спросила, нависнув сверху, Жахаздоровенная тётка из «новых политических», моя бригадирша. Сказали, тебя завтра в смену не брать.
Да, сказала я. Наверное. Не знаю. Ничего пока не знаю.
Зачем тебя водили?
Врать было нельзя, узнают, что совралабудет очень плохо.
Сказали, пересмотр.
Пересмотр дела? С чего вдруг?
По вновь открывшимся
Падла!.. она толкнула меня обратно, и я чуть не расшибла голову о поперечину. Ну, падла
Пол страшно заскрипел под её толстыми ногами.
Я попыталась не спать, и мне приснилось, что я не сплю.
Я даже не проснулась, когда меня тащили. И когда прижали лицом к раскалённой печке, не сразу поняла и не сразу почувствовала
* * *
Деточка теперь я была «деточка». Но как же так я же предупредилон оттуда всё это как-то скверно попахивает
Директор был расстроен до степени растроганности. Он готов был меня простить за всё былое и ещё на год вперёд. Лишь бы я осталась.
Я понимаю, сказала я тихо. Но даже если есть хоть один шанс и даже если этот шанс мне даёт комиссионер и даже если это будет моя последняя ошибка
Я замолчала, понимая, что так, скорее всего, и окажется в конце концов.
Хорошо, вдруг неожиданно спокойно сказал директор. Я вас отпускаю в годичный академический отпуск. В конце концов, у вас есть на него право. И если что-то не получится тамвам есть куда вернуться.
Я что, голос неожиданно сделался какой-то писклявый, такой хороший специалист?
Незаменимый, сказал директор твёрдо.
Вот уж никогда не думала
Теперь мне нужно было не разреветься.
Я встала:
Спасибо.
А всё-таки, директор посмотрел куда-то в угол, зачем? Почему? Не понимаю
Не могу объяснить, сказала я. Хочу, но Это зов. Я же на четверть горянка Ну, как с гипнокодированием: что-то сидит где-то внутри и реагирует на комбинацию слов, и уже ничего не сделать, сопротивляться невозможно. Я знала, что это когда-то произойдёт, просто не ждала именно сейчас
Значит, медицина бессильна, сказал директор, подписал пустой бланк и протянул мне. Заполнитес такого-то по такое-то, сбор материала по теме ай, что я вам объясняю Потом в кадры и бухгалтерию. Всё, удачи.
* * *
Комната оставалась за мной и три четверти оклада тоже, а машину я сдала, потому что зачем мне нужна будет машина? Это потребовало некоторой настойчивости, машина полагалась по штату, но я эту настойчивость сумела проявить. Кстати выяснилось, что мне за неиспользованные два отпуска и тьму переработанных часов положена компенсация, за которой надо зайти на следующей неделесолидная, в общем-то, сумма, особенно по моим запросам.
Потом до вечера я вводила Обриша в тонкости методик, хотя уже понималапарень всё запорет, и не потому, что дурак, а по причине отсутствия научного терпения. В нашем деле нацеленность на результат губит почти так же, как в деле каменоломномразве что руки-ноги остаются при тебе
Гиротрамваи уже не ходили, и я вызвала развозного. Пока ждала его у проходной, пошёл дождь. Потом я услышала, как отъезжают главные ворота. Из двора Департамента с влажным шорохом выехали три длинных жёлтых лимузина и тут же скрылись за поворотом. Я смотрела им вслед и о чём-то напряжённо думала. Настолько напряжённо, что не заметила подкатившего развозного.
Водитель опустил стекло:
Эй, тётка, едем?
Едем, племяшек
Он гыкнул, но дверь открыть и не подумал.
Я села на переднее, рядом с ним, чтобы он мог любоваться всеми моими рубцами. Нет, вру, не всеми
Значит, так, племяшек. Первым делом в «Старого Енота», там подождать, потом в «Галерею», там тоже подождать, потом на Героев, семнадцать. Запомнил или повторить?
Зап-помнил
Сам с Юга?
Ага. Из Савфакса.
И как у вас там с белыми субмаринами?
По реке-то они не осмеливаются А на побережье, бывает, ерохвостят. Хотя, мню, всё уж не так, как в прежде. Побаиваться стали.
Побаиватьсяэто правильно рассеянно поддержала я, а когда он ринулся развивать тему, осадила: Давай, джакч, езжайи молча, понял?
Он опасливо кивнул.
В «Старом Еноте» можно было не только поесть за столиком, но и взять еду на вынос. Я часто этим пользовалась, меня здесь знали (такую забудешь) поэтому и предлагали иной раз что-нибудь особенное. Вот и сейчас поварёнок Фрош подмигнул мне и сказал, что есть жаркое из кролика под соусом из озёрных грибов. Я засмеялась и сказала, что озёрные грибы до Столицы не доплывают уже давно, а он сказал, что их научились выращивать в садках на Каскадных, и скоро этого деликатеса будет завались в любой заводской столовке, а покавот, только у них. Я взяла на двоих, расплатилась и направилась к развозному. Развозной толковал о чём-то с длинным хлыщом, похожим на сутенёра. Тот стоял, наклонившись вперёд, держа в согнутой и отведённой руке дымящуюся сигару. Увидев меня, хлыщ кивнул водителю, показал пальцами другой руки какой-то знак и пошёл прочь мерзкой вихляющейся походкой.
Кто это? спросила я, усаживаясь. Чего хотел?
Я не понял, растерянно сказал водитель. Какой-то «весёлый мертвяк»
Новый наркотик, сказала я. Не связывайся, убьют.
А вы откуда знаете?
Эх, малыш, сказала я. Мне ли не знать Поехали.
Три года назад эфимикрин синтезировали как раз для купирования леволатерального синдрома. А не так давно выяснилось, что если его прогреть в кислой среде с банальнейшим древесным маслом
В «Галерее» я взяла две бутылки тягуче-сладкого «Подморозка»; вино было дорогое, но надо же как-то отметить перемену участи?
Около дома я расплатилась с сильно задумавшимся южанином и пошла в подъезд. Гомонящая стайка подростков у киоска при виде меня пришипились (был случай, когда я им сделала по-настоящему страшно). Привратник, услышав шаги, открыл один глаз и сказал:
Вам письмо, доктор.
Суньте в карман, я повернулась боком.
Конверт был большой и тяжёлый. Журнал или бомба.
Я поднялась на этаж. Лестницу опять чем-то залили, по углам валялись окурки и пластиковые стаканчики. Дверь квартиры была заперта изнутри, пришлось звонить. Приоткрылся глазок, потом лязгнула задвижка.
Академик Каан Ши был похож на мумию огромной летучей мыши: тёмное высохшее лицо, запавшие маленькие глазки, длинный кожисто-лоснящийся тёмно-коричневый халат, в который он кутался даже в самую жару Только ноги выдавали его человеческую природу, потому что на ногах были разношенные войлочные полусапоги, а летучие мыши войлока боятся. Когда-то вся эта восьмикомнатная квартира была его; потом, когда при Творцах Академию низвели до ничтожности, всё у него реквизировали, подселили не пойми кого, одно время даже откровенных бандитов, а ему оставили только кабинет и прилежащую комнатку, где долгое время ютились его взрослые племянники, брат с сестрой. Племянникаон был военныйубили на несчастной хонтийской войне, а племянница сразу после революции оказалась в первой волне жертв леволатерального синдрома, который тогда называли «бабьим бешенством» почему-то поначалу ему были подвержены только женщины, потом положение выровнялось. Когда новые власти с расшаркиванием решили вернуть академику отнятую тиранами собственность, он неожиданно отказался, попросив только направлять к нему на подселение близких к науке людей. Но мало кто из учёных соглашался делить с Кааном Ши кровакадемик был известен был несдержанностью в научных спорах и изощрённой язвительностью.
Так что я была его единственной квартиранткой, как-то связанной с научной деятельностью
Ваше наимудрейшество!.. я чмокнула академика в щёку. Сегодня пир. Прошу не возражать. И, если можно, ваши бокалы
* * *
Сказать, что мы с академиком нарезались, я не могу, но какой-то порожек мы на второй бутылке проскочилии оказалось, что у нас одинаковый недостаток: чудовищная трепливость. Мы оба торопились что-то рассказать, не слыша собеседника, и вышел дурной галдёж, причём я понимала, что это дурной галдёж, но остановиться не могла. Рассказывать почему-то хотелось про то, про что я и думать себе не разрешалапро арест, про фильтрационный лагерь, про эшелон, про «Скалу» и я несла какую-то словесную рубленую лапшу, пытаясь что-то объяснять, описывать, отсылать к классике и почти перешла на тюремный жаргон, когда поняла, что в нашей компании возник третий.