Даже временами испытываешь какую-то досаду, и порой руки и ноги невольно двигаются, как бы желая помочь летчику.
А он упорно повторяет одну фигуру за другой. Сколько он сделал переворотов, петель Нестерова, бочек, виражей, боевых разворотов… — трудно счесть. Командиру полка, старому инструктору, привыкшему иметь дело с горячей озорной молодежью, видимо, надоело это нудное зрелище:
— Ты определил ему время в зоне, как положено?
— Нет.
Василяка недовольно хмыкнул.
— Зря! Этот может с утра и до вечера кордебалетить.
Владимир Степанович перестал следить за пилотажем. Он деловито расправил под ремнем складки своего черного реглана, чуть отодвинул назад пистолет, висевший у него сбоку, и доверительно спросил:
— Как думаешь, получится из него что-нибудь путное или нет? Ему ведь уже тридцать четыре года. По возрасту самый старый летчик в полку. Может, поздно из него делать истребителя. Человека просто можем ни за грош угробить. У него жена, дочь…
Я уже имел определенное мнение о Коваленко, но задумался.
Летчик-истребитель именно делается, но делается не в тридцать четыре года, в 17 — 20 лет. И обязательно только тогда, когда юноша полюбит эту профессию. Летать на самолете можно и до пятидесяти и более лет. А вот в тридцать четыре года только еще научиться летать на истребителе и быть хорошим рядовым воздушным бойцом — трудно. По крайней мере никто в полку не мог привести такого примера.
Для истребителя (речь идет о таких летчиках, кто истребляет врага, а не просто летает), как и для спортсмена, существует возрастной предел. Правда, среди советских летчиков есть несколько человек и под тридцать пять лет, сбивших много фашистских самолетов. Однако они летают на истребителях с молодых лет и сейчас являются большими командирами.
Коваленко — рядовой, а теперь много молодежи, уже освоившей самолеты, так стоит ли, действительно, с ним возиться? Допустим, научим его хорошо летать на боевом «яке», пошлем в бой — и он погибнет…
Василяка снова спросил:
— Конечно, мы формально ни в чем не будем виноваты. А морально?
У Алексея Порфирьевича Коваленко была трудная жизнь. Перед войной он окончил без отрыва от производства аэроклуб. Началась война — попросился на фронт. Не отпустили. Но того, кто сам хочет на фронт, не могут долго задержать. В армии окончил военно-политические курсы, и ему присвоили звание политрука. После настойчивых просьб его послали на учебу в запасной истребительный полк. Но там сказали, что для истребителя он не подходит: стар.
Тогда он «дезертировал» из тыла на фронт. На фронте попал на глаза внимательному человеку — командиру нашего 5-го истребительного авиационного корпуса генералу Д. П. Галуневу. Тот направил его к нам в полк: попробуйте, поучите, из него должен выйти истребитель.
Василяка предложил мне заняться Коваленко. Я всегда имел дело с профессиональными военными летчиками. Этот же — сугубо гражданский человек. Только война заставила его стать военным. Он выбрал самую беспокойную профессию в авиации — истребителя. И уверен, что будет истребителем. Ну как такому не помочь!
Уверенность в себе и настойчивость — главные условия успеха в любом деле. Люди, не верящие в свои силы, не могут побеждать Такие в тяжелые минуты способны только на отчаянность, которая, как и трусость, спутник поражения, А что касается возраста — у Алексея богатырское здоровье и сила. Они в содружестве с его напористым и рассудительным характером компенсируют задор молодости.
Я полетал с Коваленко на учебном истребителе и выпустил самостоятельно в полет на боевом. Теперь изредка, когда в небе не было жарких боев, он летал на фронт. И все же за него пока болит душа. А Василяка напоминанием о жене и дочери Коваленко усилил эту боль. И я заколебался.