Только взглянув на командира, я понял, что ситуация очень серьёзная. Прежде я не видел у него такого растерянного лица, словно он не ветеран рейсов в самых суровых условиях, с какими доводилось сталкиваться человеку, а зелёный юнец, впервые оказавшийся перед лицом опасности.
Мы потеряли поезд.
Вот что он сказал. Я далеко не сразу понял, о чём идёт речь. И ещё дольше пытался осознать, как такое могло произойти. Боюсь, чтобы продолжить свой рассказ, я вынужден снова затронуть техническую сторону вопроса.
Каждый вездеход в составе санно-гусеничного поезда оборудован приёмо-передающей системой, которая постоянно поддерживает связь с соседней машиной. У ведущего и ведомого "Урсуса" задействованы по одному каналу, а на остальныхпо два, в обе стороны. Если хотя бы один сигнал пропадёт, тут же будет поднята тревога на всех вездеходах, не заметить которую невозможно. Сигнал распространяется максимум на сотню метров. Это сделано с большим запасом: обычно мы ездим гораздо ближе друг к другу. Поэтому "внезапно" потеряться, несмотря на порой нулевую видимость, невозможно.
Однако именно это и случилось с нами. Каким-то непостижимым образом наш "Урсус", двигаясь в голове колонны (а значит, принимая на себя основную нагрузку по преодолению снежных заносов), умудрился оторваться от остальных более чем на сотню метров. При этом сигнализация не сработала. После остановки поезд нас так и не догнал. И произошло всё это совершенно незаметно для следовавшего за нами вездехода, хотя они должны были забить тревогу задолго до того, как это сделала приёмо-передающая система. Ведь по инструкции машины движутся так, чтобы были видны задние огни впереди идущей.
Другими словами, одновременно случилось сразу несколько событий, каждое из которых и по отдельности крайне маловероятно. Павлу Георгиевичу было от чего растеряться.
Логика подсказывала, что для воссоединения с поездом нужно просто подождать. От курса мы не отклонялись, и никаких причин делать это у других "Урсусов" тоже не было. В течение нескольких минут они должны были нас настигнуть.
Этого не произошло.
Более того, попытка установить с ними связь также потерпела неудачу. На всех каналах Валера Моисеенко ловил только помехи. Прежде я не слышал от нашего радиста, чтобы он так ругался. Ещё бы тут не ругаться, когда самодиагностика показывает, что приборы в полном порядке. Приборы, которые не позволяют связаться с поездом, находящимся уж точно никак не дальше десяти минут езды от нас.
Спустя полчаса безуспешных попыток вызвать другие "Урсусы" Павел Георгиевич решил воспользоваться спутниковой связью.
Здесь необходимо подчеркнуть, что к этому способу дозволяется прибегать только в крайних случаях. Докладывать в Аврору или Бореалис о местонахождении поезда необходимости нетэто делается автоматически, при обмене бортовой системой и спутниковой так называемым "рукопожатием". Узнавать прогноз погоды? Неплохая шутка для Морены. А уж болтать о всякой ерунде и подавно строго воспрещается. Исключительно экстренные вызовыи точка.
С момента начала регулярных рейсов по маршруту АврораБореалис ещё ни разу не приходилось прибегать к этому последнему средству. И вот теперь момент наступил.
И что же ты думаешь? Ответа мы не дождались и по этому каналу связи! И снова приборы настойчиво убеждают нас в своей полной и беспрекословной исправности. А из динамиков раздаётся лишь треск помех.
Должен признаться, мне очень не по себе. Я понимаю, что раз ты это читаешь, значит, нам удалось выбраться из столь странной ситуации. А ты читаешь, я уверен. Этот дневник ещё окажется в твоих тёплых и нежных руках.
Ах да, не написал ещё кое о чём.
Связь с поездом (и, полагаю, остальным миром в целом) пропала как раз в тот момент, когда Саша Шабалин увидел лежащего на снегу человека. Совпадение?
Позже, тем же днём
Спасённый был поручен Филиппу.
Оказалось, тот обладает навыками врача. Небольшими. Явно не та кандидатура, которой стоит доверять жизнь человека, но выбора нет.
Так вот, со слов Людиновского, бедолага совершенно не пострадал. Это кажется непостижимым, и всё же это правда. Я лично навещал выжившего и убедился, что на его коже нет ни следа обморожения. Вообще у этого типа вид абсолютно здорового мужчины. Насколько я могу судить, ему лет сорок. Абсолютно лысый, не по вине природы. Лицо круглое, глаза маленькие и глубоко посажены, нос кажется каким-то вытянутым, а губы пухлые, как у старомодных фотомоделей и поблескивают. Телосложениехудощавое; в этой связи особенно неуместно выглядит живот, отчётливо выпирающий, даже когда его обладатель лежит на спине. Представляю, как это всё выглядит при ходьбе. Ноги коротковаты для его роста (метр восемьдесят), а руки наоборот, длинные. Мускулатура развита слабо.
Единственная приметная чертататуировка. На правом предплечье изображение медведя, стоящего на задних лапах и сжимающего в передних длинноногую красотку. Так себе искусство.
Скажу честно, этот мужчина вызвал у меня неприязнь. Я понимаю, он едва не погиб и чудо, что нам удалось его заметить и спасти. Умом понимаю. Сердцемнет.
Откуда он взялся? Как смог выжить? Почему его появление совпало с потерей связи и поезда?
У нас у всех полно вопросов, а ответа никто дать не может. Ни единого, хоть сколько-нибудь приемлемого.
От спасённого также пока ничего не добиться. Несмотря на отсутствие каких-либо травм и нормальные жизненные показатели, он находится в бессознательном состоянии. Попытки привести его в чувство не увенчались успехом.
Что нам теперь делать? Действуем строго в соответствии с инструкцией.
Ждём.
Раз уж нас угораздило заблудиться, мы обязаны остановиться там, где оказались, включить все передатчики на полную мощность и дожидаться помощи. Что бы ни случилось с нашим вездеходом, остальные наверняка в порядке и должны нас искать. Мы никак не могли далеко удалиться от установленного маршрута. Так что остаётся набраться терпения. Запасов воды и пищи для нас и топлива для "Урсуса" у нас полно, механизмы вездехода работают нормально (в отличие от приборов, это сомнений не вызывает). Жизням нашим совершенно ничего не угрожает. Кроме, разумеется, паники. Нельзя ни в коем случае её допускать, и Павел Георгиевич, первым взявший себя в руки, именно об этом нам всем напомнил.
По всем подсчётам, нас должны найти в худшем случае через сутки.
29 июня, воскресенье
Когда я писал последнее предложение предыдущей записи, я не верил, что этот пессимистичный сценарий воплотится в жизнь.
Однако именно это и произошло. Минуло двадцать четыре часа с тех пор, как мы потеряли наш поезди не изменилось с тех пор ничего.
Ни-че-го.
Нас не нашли, связи по-прежнему нет, спутниковая система позиционирования не ловит сигнал с орбиты и не может подсказать путь к Бореалису. Куда мы в ближайшее время всё равно направимся. Так приказал Павел Георгиевич, и будь я проклят, если это не единственное разумное решение в сложившейся ситуации.
Мы сможем найти поселение и без помощи спутников. К чёрту высокие технологии. Наши штурманы Олег Рощин и Филипп Людиновский уверенно заявляют, что проведут нас к Бореалису. Если даже выйдет промашка, там есть специальный маяк, транслирующий сигнал каждые тридцать секунд. Он и наведёт нас окончательно.
А ждать больше смысла нет. Что бы ни произошло вчера, это не просто одиночный сбой. В личной беседе Саша Шабалин высказал мысль, что, возможно, проблемы вовсе не у нас, а как раз у поезда. Потому-то они отстали от наси не могут найти сейчас.
Однако командир не разделяет этого мнения. Опять-таки, с ним трудно спорить. Представить себе ситуацию, при которой вышли из строя сразу пять надёжных вездеходов, непросто. Это должно быть внешнее воздействие, некий катаклизм, который почему-то не затронул нашу машину. Слишком маловероятно, притянуто за уши.
Поэтому мы не производим поиски поезда, а готовимся двинуться к Бореалису. Это произойдёт в ближайшие полчаса.
30 июня, понедельник
Едем.
Как будто ничего не изменилось, и если бы я не знал о происходящем, не заподозрил бы неладное. Мои обязанности также остались прежними: продолжаю готовить для экипажа завтраки/обеды/ужины.