Ты, наверное, уже решила, будто мы только работаем, а в остальное время едим, смотрим телевизор или спим.
Конечно же, я утрирую твои мысли. У нас не всё так печально.
По вечерам мы собираемся в столовой, которая является одновременно и кают-компанией. Там мы вместе проводим досуг. Например, играем в карты. Помимо меня, это дело особенно любят штурман Олег Рощин и мой тёзка радист Юра Добренко. И, доложу тебе, они достойные соперники, пускай у нас и не спарринг. Вдобавок Юра тот ещё шутник и балагур; его хохмы настолько удачно вплетаются в игровой процесс, что у нас и зрители есть, которые сами не играют, а с удовольствием наблюдают за процессом. Забавно теперь вспоминать, что при знакомстве он показался мне высокомерным типом.
Нередко нас радует своим умением играть на гитаре механик-водитель Аркадий Воронов. Он обожает творчество Высоцкого и знает, наверное, половину песен барда наизусть. Правда, вокальные данные Аркадия, скажем так, не позволяют ему повторить стиль Владимира Семёновича, но проникновенные тексты отнюдь не в бесталанном исполнении берут-таки за душу.
Мой друг Саша Шабалин и радист Валера Моисеенко просто обожают настольные игры. Представь себе. Конечно, не простые, а-ля "доберись из пункта А в пункт Б первым", а в те, где нужно развивать своё поселение, например. Я не очень вникал, поскольку мне это неинтересно и, честно говоря, малопонятно. Тут с Сашей мне не по пути.
Командир наш, Павел Георгиевич, тоже отнюдь не остаётся в стороне. Ему нет необходимости всё время находиться в кабине, и он старается всегда посещать наши вечера. Обычно сидит и читает книгу (да-да, самую настоящую! Уверен, ты оценишь), причём мы со своими чуть более активными видами отдыха ему ничуть не мешаем. Порой же, когда мы немного угомонимся и переходим к беседам, он присоединяется к нам и рассказывает одну из бесчисленных историй, свидетелем которых был сам. Ну или, в крайнем случае, слышал от надёжных людей. Баек командир не любит.
Единственный, кто, похоже, ничем не увлекаетсяэто штурман Филипп Людиновский. Он не пропускает наших встреч, но и ничем себя на них не проявляет, просто присутствует. Не говорю, что это плохо, люди ведь все разные. Обязанности свои выполняети хорошо. Единственный, с кем он может подолгу беседоватьнаш командир.
Я ещё, кажется, не упоминал, что нет алкоголя. Вообще нет, на всей планете. Удивительно, правда? Поговаривают, периодически пытаются провезти "огненную воду"и каждый раз нарушителя сухого закона успешно ловят если не перед отправлением, то по прибытии на Аврору точно.
Пребывание в вездеходе в течение длительного времени не лучшим образом сказывается и на теле. Поэтому на каждом "Урсусе" оборудован спортзал. Совсем небольшойтам можно одновременно заниматься максимум вдвоём, а о том, чтобы пробежаться по настоящему, а не на тренажёре, остаётся только мечтать. И всё же это отличная возможность убить время с пользой. Как знать, может, по возвращении ты меня не узнаешь, столь сильно я подкачаюсь.
Шучу, конечно.
И на этой позитивной ноте прощаюсь с тобой на сегодня.
Целую и крепко обнимаю!
18 июня, среда
Наверное, это будет пока последняя запись в дневнике.
Вернусь к нему, когда мы прибудем в Бореалисуверен, мне будет, чем поделиться с тобой. И уж лучше пускай отсутствуют темы для очередной заметки, нежели снова приснится какая-нибудь чертовщина или, тем паче, что-то случится.
Пишу и понимаю, как нелепо моё желание не встревожить тебя, не писать о чём-то скверном. Ведь раз ты читаешь эти строки, значит я в порядке, благополучно вернулся на Землю и нахожусь рядом с тобой.
Да и не происходит ничего скверного. Ну испортил обед, пересолив суп. С кем не бывает? Сделаю ребятам отличный ужин и реабилитируюсь.
Так что, дорогая, до встречи в Бореалисе!
28 июня, суббота
...
Даже не знаю, с чего начать.
До сих пор не верится, что это вообще реальность. Прошло несколько часов с того момента, как наш рейс перестал быть рутинным, а никакого удобоваримого объяснения у меня нет. И не только у меня.
Попробую изложить всё как можно более связно. Уверен, это и мне поможет упорядочить собственные мысли.
Начался день, как обычно.
После завтрака я немного почитал, потом позанимался на тренажёрах. Подумывал внести очередную запись в дневник, несмотря на высказанную в прошлую среду мысль, что до Бореалиса писать мне будет не о чем. Собственно, так и оказалось.
На тот момент.
Всё изменилось сразу после полудня.
Полдень здесь, на Морене, понятие такое же относительное, как и любое другое время суток. Снаружи ведь ничего не меняется. А вот на борту "Урсуса" в это время как раз заканчивается очередная шестичасовая смена, и на вахту заступают отдохнувшие члены экипажа.
Так было и в этот раз. Спустя минут десять после этого вездеход вдруг остановился. Для меня это сразу стало сигналомчто-то случилось. Я уже писал, что санно-гусеничные поезда движутся постоянно и лишь чрезвычайные обстоятельства способны повлиять на это.
Я покинул свою комнату. По инструкции мне не положено самостоятельно приходить в кабину, поэтому я ждал в коридоре, когда Павел Георгиевич сделает оповещение по внутренней связи. Вместо этого через несколько минут я увидел Аркадия Воронова и Филиппа Людиновскогоребят из второй смены. Они только-только отправились отдыхать, отстояв свою вахту, как им пришлось выполнять приказ командира. В чём он заключался, я тогда ещё не знал. Понял только, что им предстоит выйти наружу, потому что они облачились в спецодежду, которую мы надевали на учениях в Авроре. Она полностью закрывает все участки тела и способна какое-то время противостоять адскому холоду Морены. Я узнал товарищей только по вышитым на комбинезонах фамилиям.
Они мне ничего не сказали, молча проследовав к выходу. Отсутствовали совсем недолго. Я засёк время по часамчетыре минуты. Зачем я это сделал? Поверь, Лидачетыре минуты в той буре, через которую пробивается наш поезд, это вечность. Даже в спецодежде.
Наконец, они вернулись. С ног до головы облепленные снегом; ярко-оранжевый цвет комбинезонов почти полностью сменился белым. И что-то несли на носилках.
Я глазам своим не поверил. Это был человек!
Тоже засыпанный снегом, что не помешало убедиться в отсутствии на нём какой-либо спецодежды. Обычный шерстяной свитер и брюки. На ногахботинки.
По-моему, я не дышал всё то время, пока Аркадий и Филипп проносили тело мимо меня.
Тело? Я написал тело?
Чёрт с два! Это ЖИВОЙ человек. Я отчётливо видел, как он дышал. Он пребывал в бессознательном состоянии, но совершенно точно сумел не погибнуть там, где холод настолько сильный, что обжигает, подобно кипятку, и способен выдуть всё тепло из организма за считанные мгновения. А на этом бедолаге, напомню, одежда была совершенно неподходящая даже для наших земных зим. Как он мог выжить?
Если тебе всё это показалось знакомым, тоне показалось. Именно так был одет я в том странном сне. О котором я, конечно же, сразу вспомнил, и меня словно ледяной водой окатили.
Чтобы отмахнуться от жуткой картинки промёрзшего мёртвого вездехода со скелетами в коридоре, я переключился на другие мысли. Вопросов касательно этого человека у меня была уйма, но поскольку ответов на них пока никто мне дать не мог, я сосредоточился на иных, более прозаичных.
Например, почему его принесли в наш вездеход? Ведь, несмотря на заявления о полной автономности каждого "Урсуса", лазарет и, соответственно, врач имеются на пассажирских и грузопассажирских модификациях. А на грузовых, как наштолько запас медикаментов.
И всё-таки мужчину забрали именно мы. Поверь, Лида, это не праздный вопрос вовсе. В чём я убедился очень скоро, когда встретился с командиром.
Ну а пока чудом выжившего разместили в свободном жилом помещении. Это так называемый "резерв" на всякий случай. Какой именно "всякий", мы прежде могли только гадать. Уж точно даже проектанты "Урсусов" не предполагали, что речь будет идти о спасённых людях.
Павел Георгиевич пришёл в скором времени. Я обратил внимание, что вездеход по-прежнему стоит на месте. Неужто ещё кто-то остался снаружи?
Правда оказалась гораздо фантастичнее. И, увы, намного хуже.