А вот его родной домик, выцветший за прошедшие годы, но всё ещё держащийся молодцом. Он едва не прошёл через ограду, как делал каждый раз, когда сюда приезжал, но вовремя вспомнил, кто он сейчас, и скрылся в тени дерева у опушки. Не хватало ещё, чтобы мать его увидела. Своего сына, которого похоронила пару дней назад, сына, который стремительно сгнивал и прятал свой нелицеприятный облик за железной маской.
Она там. Наверное, спит. А может, просто лежит и думает о нём. Может, она плачет. И никогда не получит чёртов пылесос в подарочной упаковке. А он не может пройти оставшиеся десять метров и заключить её в объятия.
Он поднял глаза к окну спальни. Чёрные окна, внутри нет света. Хотя было бы странно, если свет горел.
Он выждал минуту в надежде, что окна откроются, и он сможет увидеть свою мать. Но этого не произошло. Он бы заплакал, если мог. Но слёзные железы не сжались, чтобы выдавить хотя бы капельку влаги.
Он не заслужил такого к себе отношения. Всю свою сознательную жизнь он пытался быть нравственным. Если нарушал их, то только сдуру или по неведению. Никому не желал зла. Лелеял наивную, но искреннюю мечту о всеобщем счастье на земле. И вот что получил в итоге.
Это было неправильно. С ним не имели права так поступить и лишить его хотя бы этой последней встречи.
Живой мертвец повернулся и исчез в серебристой темноте, окутавшей лес. Через минуту после его ухода на окне второго этажа скрипнули открываемые ставни.
Роме приснился кошмар. Уже третью ночь подряд, начиная с того дня, когда папа пришёл с работы очень поздно и с белой повязкой на голове. С того дня всё изменилось. Мама стала плакать очень частопо два-три раза за день. Рома не видел каких-либо причин для этогоразве что папа заболел. Рома не знал, болен он или нет, но папа сказал ему, что повязку ему сделали врачи, а Рома знал: если человек ходит к врачам, то у него что-то болит. Из-за этого мама и могла плакать. Но если ей жаль папу, то почему они стали ссориться каждый день? Рома не понимал. Он спросил у мамы, но она ему не ответила, а начала плакать в очередной раз. Больше Рома не спрашивал. Он не хотел, чтобы мама плакала.
Эти кошмары. Они были серые и бесформенные, как паутина на бабушкином чердаке. Рома проснулся в холодном поту, но не закричал, как было вчера. Страшные видения тут же начали меркнуть и стираться из его памяти. Через полминуты Рома уже не мог сказать, что же ему такое приснилось. Страх исчез вместе с воспоминаниями о плохом сне. Чувствовал он только однонестерпимое желание сходить в туалет. Рома подумал, что если бы он проснулся чуть позже, то обязательно обмочился бы в постель, как маленький. Он был рад, что проснулся вовремя.
Рома откинул одеяло, поставил ступни на пол и пошарил руками под кроватью. Горшок находился здесь, покрытый пылью: Рома редко справлял нужду по ночам и втайне этим гордился. Это была ещё одна ступень, приближающая его к взрослым, ведь ему всё-таки было уже семь лет. Но теперь горшок был ему нужен, и срочно.
Спуская штанишки с изображёнными на них весёлыми мышатами, Рома прошлёпал к окну. Здесь на полу сверкал лунный зайчик, и было меньше шансов попасть струёй мимо горшка. Если он сделает это на пол, то потом придётся вытирать тряпкой, чтобы мама не наругала утром. Поэтому Рома целился тщательно. Закончив дела, он подтянул штанишки и положил горшок у окна. Утром он выльет его, куда надо. Раньше это вместо него делала мама, но теперь он может и сам.
Перед тем, как вернуться в постель, Рома посмотрел на двор через окно. Отсюда была видна только часть забора, где была калитка. Остальное загромождала кирпичная стена гаража. Сейчас гараж был пуст, хотя раньше в нём стояла машина папы. Машина исчезла тогда же, когда у папы появилась повязка. Папа сказал Роме, что она сломалась и к ним больше не приедет.
Я попал с ней в большой переплёт, грустно сказал он ему. Рома не понял, что это за слово «переплёт», но спросить не успел, потому что папа встал и вышел на улицу покурить. Когда он вошёл обратно, Рома уже забыл об этом.
Негромко скрипнула калитка. Рома увидел, что какой-то человек стоит у калитки и пытается снять дверь калитки с крючка. Роме показалось это странным. Люди к ним по ночам не приходили (хотя, может, и приходили, но он не знал об этом, потому что спал ночью). Мама с папой иногда даже телефон отключали ночью, чтобы их не тревожили. Рома попытался представить, как пойдёт разговор, если этот человек войдет в дом, в то время как мама с папой будут спать. Не получилось.
Папа поговорит с ним, подумал Рома, зевнул и лёг обратно на кровать.
Направляясь к двери дома, он вдруг понял, что у него нет с собой никакого оружия. Он остановился в нерешительностине подыскать ли сначала что-нибудь?.. Но потом он взглянул на дверь гаража. Отсюда три дня назад выезжала белая «Чайка». Внутри что-то всколыхнулось, и он со злостью подумал: «Если понадобится, я разорву его глотку своими собственными руками». И ступил на лестницу.
Внезапный грохот вытащил Галину из сладких объятий сна, окатив её ливнем холодной воды. Первой мыслью было: Этот недоумок опять напился. Но муж лежал на кровати у противоположной стены и громко храпел. Обычно они спали вместе, но с тех пор, как муж стал убийцей, Галина отказывалась лежать с ним на одной кровати. Муж бурчал, что это всего лишь несчастный случай и он не виноват в смерти того водителя. Как же, не виноват.
Твой дружок Волоухин всё устроил так, чтобы ты оказался чистеньким! кричала Галина, швыряя тарелки в мужа. Твой дружок, вместе с которым ты нажираешься каждую субботу, иначе ты бы уже был за решёткой! Ублюдок!
Я был трезв! кричал навстречу Антон, уворачиваясь от летящих в него предметов. Я пил в тот вечер только пиво, только лишь чёртово ПИВО! Он был сам виноват в аварии, как ты не можешь понять!
И так далее. Это повторялось каждый вечер, и одному Богу известно, во что это обходилось маленькому Роме. С него хватало и вечеров, когда отец возвращался домой мертвецки пьяный и принимался ломать всё подряд. Такие вечера повторялись с учащающейся регулярностью, и что-то этакое рано или поздно должно было случиться.
Но сейчас муж спал. Эти три дня он не прикасался к бутылке вообще. А в прихожей кто-то жутко грохотал, и похоже было на то, что этот «кто-то» выламывает дверь.
Господи, прошептала Галина и бросилась к мужу.
Антону снилась машинабелая «Чайка», за рулём которой он видел самого себя. Пьяного вдрызг, напевающего под носом. Он играл с удивительно послушной баранкой, с удовольствием наблюдая, как белая пунктирная линия на асфальте то приближается, то отдаляется. Он вырисовывал идеальную волну на узкой полосе дороги и гордился своим мастерством.
Наблюдая за этим, он вдруг с ужасающей ясностью понял, что будет дальше. Всё будет, как и три дня назад: он увидит автомобиль, несущийся навстречу, и его осенит гениальная мысльпопугать водителя, вплотную прижавшись к пунктирной линии и разминувшись на миллиметр с бортом автомобиля. Это ли не высший пилотаж? Он повернёт руль в сторону, его машина с лёгкостью выскочит на встречную полосу, и
Но этого не произошло. Встречной машины не было, зато на остывающей пригородной дороге возник человек. У него была пробита грудь остовом руля, голова разбита, обнажая кое-где кости черепа, и он улыбался. Между губами сочилась кровь. Антон вдавил в тормоз, но «Чайка» неслась всё быстрее Человек заслонил собой всё на свете и вдруг отчётливо сказал:
Проснись, в прихожей кто-то есть!
Голос эхом прокатился в голове, и Антона выбросило в реальный мирв тёмную спальню, где над ним склонилась жена в ночной рубашке. Он вспомнил, как вечером опять разругался с ней.
Галина была напугана. Губы её дрожали, и она шёпотом повторяла:
Проснись же! У нас кто-то в прихожей
Антон проснулся окончательно.
Как это? спросил он и откинул одеяло.
Не знаю, жена положила руку ему на плечо. Выламывает дверь
У Антона засосало под ложечкой. Он услышал грохот в прихожей.
Рома прошептала Галина одними губами.
Рома? Чёрт побери, там же Рома!
Пойдём к малышу, отрывисто сказал он.
Медлить было нельзя. В любую минуту грабитель, вор или кто бы там ни был, мог ворваться в дом, а из прихожей рукой подать до спальни сына