Да хватит орать, гнида! выкрикнул я.
Лицо боярина перекосила злобная гримаса.
Крестоотступник! Не зря тебя предали анафемегореть тебе вечно в адовом пламени! Знаешь ли ты, сознаёшь ли, сколько по твоей вине пролито невинной крови?!
Царь Алексей Михайлович медленно развернулся и так же молча, как и вошёл, направился к выходу, так ничего и не сказав.
До встречи в пекле, великий государь! крикнул я.
Спина царя вздрогнула, но он продолжил свой путь. Князь Одоевский услужливо распахнул перед ним двери пыточной.
За язык твой поганый! палач кулаком-обухом ударил по моей голове, и в глазах вспыхнули и расцвели алыми брызгами звёзды.
* * *
Пусть бунтовщик покается и принесёт государю все вины, услышал я голос князя Одоевского, когда очнулся.
Допросить с пристрастием?
Говорят, у вора много злата скрытоприпрятал, злодей!
Добро надо вернуть, согласился боярин. Фролку спроситеего брат сговорчивее будет.
Трусливее! подал голос палач.
К тебе попадёшь, не таким ещё голосом запоёшь, захихикал рыжебородый дьяк.
Сегодня на лобном месте помост поставили для воров, сказал один из помощников палача.
Завтра обоим голову с плеч! дьяк довольно потёр руки.
Он оглянулся на меня и, увидев, что я уже открыл глаза и слушаю, спрятал злорадную улыбку:
Что, Стенька, будешь рассказывать о своём воровстве и есаулах-разбойничках? Молчишь?
Они все молчат, задумчиво проговорил Одоевский. Долгорукий рассказывал, как в Темниковском уезде захватил бунтовщиков, а главарём у них оказалась баба. Алёной назвалась. Долгорукий её на костёр посадил, а она, ведьма, и на огне горела, но молчала. Истинная ведьма!
Да-а-а! протянул дьяк и задумчиво посмотрел на свой пояс, где висела его вапница.
Такой же был и Илья Иванов, встрял в разговор тучный боярин, сидевший на лавке.
Много их было, подтвердил Одоевский и посмотрел на меня:Скольких людей взбаламутил, сколько крови пролил, антихрист окаянный!
С вами разве сравнишься?! отозвался я. Наслышан я, как вы в Галиче зверствовали, нижегородские, а главный ваш палачкнязь Долгорукий. Не судьба мне была с ним в бою встретитьсявот у кого руки в крови! кричал я.
Меня стала бить нервная дрожь, а на глаза постепенно наплывал красный туман.
Эх, жаль, что не добрался до вашего главного палача, я стал подниматься с пола, но на меня бросились помощники палача.
Всех вас надо с раската, как Прозоровского, а первымиДолгорукого, Барятинского, Ромодановского и, конечно же, государя вашего! я пробовал вырваться из цепких рук подручных, но судороги неожиданно скрутили моё тело, наполнили его болью и стали рвать на части.
* * *
Под Симбирском стояла грязная, дождливая осень. Господи, сколько времени я потерял напрасно возле его стен! Всё зря. Отступить не мог. Везде, где я был до этого, ко мне приходила победа, была свобода людям, настоящая воля! Воевода Милославский оказался хитрее прочих. Он надёжно укрылся за стенами Малого города на вершине горы. В центре Симбирска высился мощный кремльтолстые, рубленые стены с башнями по углам, большой запас пушечного зелья, съестных припасов. Воевода готовился с лета, ждал меня и надеялся на помощь воеводы Барятинского. Барятинский кружит под городом, выжидаетя никак не могу навязать ему бой, только короткие стычки. Он всегда уходит. Добить же его мне мешает неприступный камень за спинойпопал в клещи!
С народным войском было всё больше хлопот. Закалённых казаков, прошедших огонь и воду, было мало и явно не хватало. Крестьяне приходили и, немного повоевав, вновь уходили, шастали по лесам, жгли помещичьи усадьбы в своих волостях и, думая, что навсегда избавились от боярского ярма, на этом успокаивались. Уходили по ночам, низко поклонившись шатру, в котором спал батька-атаман. Утром на смену ушедшим приходили новые, вооружённые косами и дубинами. Сила при мне была большая и неуёмная, но совершенно не обученная ратному делу. Их сплачивала только ненависть к боярам и воеводам. У бояр была своя ненависть и страх перед осмелившимися взбунтоваться холопами. Ненависть сталкивалась с ненавистью, как волна с волной на морском берегу. Людивсегда люди. Если бы мы оставались все вместе, держались друг за дружку, нас никакая сила не смогла бы перебороть. Поодиночке нас разбили, поодиночке переловили и поодиночке же стали вешать
* * *
Чертёнок маялся у дверей, боялся подойти, а я, хмурый и злой, сидел на лавке в горнице, кутался в овчинный полушубок. Начало октября выдалось холодным, изба не топилась и кругом бродили ледяные сквозняки.
Докладывай, нечего там топтаться! Выпей вина! я кивнул на полную яндову, стоящую на грязном, неубранном столе.
Чертёнок несмело шагнул к столу, плеснул себе в чарку вина, выпил, вытер усы и выпалил:
Бьём Милославского, батька!
Уже месяц бьём! процедил я сквозь зубы, чувствуя, как приливает к лицу кровь и где-то внутри начинает колотиться сердце от кипучей ненависти к обороняющемуся воеводе. На кол посажу! обещал я больше себе, чем казаку, расправу над воеводой. Уже четыре раза штурмовали кремль и никакого толку. Надо его взять, Чертёнокещё несколько недель и под кремлём никого не останется, все разбегутся! я схватил яндову и припал к терпкому монастырскому вину, вернул полупустой сосуд на стол и покосился на Чертёнка. Крестьяне зимовать по домам разойдутся. Повязали нас крепким узлом бояре, никак не разойтись. Чьи люди ушли сегодня под Казань?
Чертёнок промолчал.
Не любят крестьяне воевать на чужом местедумают, что всех своих бояр уже победили. Не успеем взять кремль, на помощь Барятинскому подойдут люди Урусова и Долгорукого, я поднялся, скидывая на лавку полушубок. Сегодня сам поведу людей на приступ.
Нельзя тебе, атаман, там быть.
Слишком бережёте своего атаманабабой сделали, а не атаманом! я снял со стены саблю, подвесил, поднял с лавки два пистоля и сунул их за пояс.
Неровён час, г
Что?! резко спросил я.
Ранят, Чертёнок уставился в пол.
Молчисами говорите, что вашего атамана ни пуля, ни сабля не возьмут! Мол, заговорённый онможет, если захочет, обернуться ясным соколом или серым волком! я прошёл через горницу и ударил в дверь.
Она распахнулась, и в избу влетел холодный осенний ветер. Я сразу же увидел бегущего к избе казака.
Батька, Барятинский опять подходит к Симбирску!
Неймётся, значит, воеводе?! заскрипел я зубами. Сегодня я с ним покончу! Чертёнок, зови Ивана Ляха, Мишку Харитонова, Петра Еремеевапусть людей собирают! Дадим бой воеводе!
* * *
Бой произошёл у речки Свияги, в двух верстах от Симбирска Конница понеслась навстречу боярским всадникам с гиканьем и удалым свистом, загремели пистоли, но их тут же заглушил пушечный грохот.
Вперёд, соколымолодцы-удальцы! весело кричал я, размахивая саблей и увлекая вперёд конницу. Сегодня расправимся, наконец, с Барятинским! шептал я себе под нос.
Сошлись и тут же перемешались в диком крике, в смертельных взмахах сабель, под ржание встающих на дыбы лошадей.
Ух! стрелец с красной, кровавой полосой на лице, отмеченной саблей, откинулся на спину коня.
Над головой прогремел выстрел. Кто-то громко закричал. Вокруг перекошенные ненавистью лица стрельцовбоярских людей. Эх, сабля, гуляй, милая! Сегодня твой пирвкушай чужую кровь, неси смерть!
Мы быстро опрокинули и разметали дворянскую конницу. Впереди проглянул обоз Барятинскоговот она, удача и победа! И вдруг, впереди обоза выбежали ряды стрельцов. Их пищали окрасились дымками, грянул залп, и полетели с коней мои лихие казаки. Мой конь споткнулся, и я тоже начал падать. Конь тихо заржал, опрокидываясь на бок. Я успел соскочить и покатился по жидкой, взбитой копытами коней, орошённой кровью и дождём земле.
Батька, сюда! закричал Иван Лях.
Его крик утонул в новом оружейном залпе. Пороховой дым густым облаком покрыл поле, скрывая стрельцов и казаков. Битва стала нереальным сном, в котором всё слишком медленно и вяло. Не дым, а болото, сквозь которое продираешься с большим трудом.