Надо действовать скрытно. Ариэль отключила Бейжафлор и пользуется любым прикрытием из возможных, но онасамый известный на Луне инвалид-колясочник, потому на нее смотрят, о ней говорят. И все же адвокатесса решает положиться на непреодолимое безразличие толпы. Она въезжает в центр компактной группы Долгих бегунов, чтобы проскользнуть мимо двух жандармов, которые слоняются в пестрой тени деревьев, высаженных по центру проспекта Кондаковой. Небольшой мысленный пинок в адрес систем управления креслом позволяет подстроиться под скорость бегунов. Тела, на которых много краски и мало одежды, кисточки, браслеты и боевой «макияж» все это окружает беглянку со всех сторон. Она почти забыла священные цвета ориша. В бесконечном цикле движения ощущается дерзкий вызов. Бегэто сопротивление.
Марина была одним из Долгих бегунов.
Марина осталась в ее мыслях навеки. Путешествие в одиночестве всегда пронизано меланхолией и размышлениями.
Перед адвокатессой возникает хабгромадное центральное пространство, от которого исходят три городские квадры. Она не может не взглянуть на Гнездо, которое теперь принадлежит брату. Там, наверху, сады апельсинов и бергамотов, которые все еще хранят следы серебряной краски, оставшейся после катастрофической свадьбы Лукасинью Корты.
Станция Меридиан. Она готовится к небольшому рывку, с которым кресло цепляется за движущуюся лестницу, и та уносит Ариэль вниз, на площадь. На вокзале в любое время суток полным-полно народа; она едет от одного скопления пассажиров к другомуте прибывают, уезжают, экстравагантно приветствуют друг друга, сентиментально прощаются. Тут есть камеры. Но видетьодно, замечатьдругое. За всеми следят, однако ее никто не ищет.
Ариэль присоединяется к толпе пассажиров на лестницах, ведущих к платформам. Включает Бейжафлор, покупает билет, и ее кресло, отцепившись от ступеньки эскалатора, катится на платформу. Кресло знает место посадки и везет ее к нужному шлюзу. Освещение превращает стены из бронированного стекла в зеркала, в которых отражаются призраки и миражи. Две минуты. Старый Трансполярный экспресс, идущий на север, прибывает вовремя. Она все расскажет брату, когда окажется на другой стороне мира. Лукас заслужил объяснения, почему Ариэль не сможет представлять его в Суде Клавия.
Она никогда не была на обратной стороне Луны. Но знает мифы и легенды, которые рассказывают про те края на видимой стороне: что там сплошная паутина старых, протекающих туннелей, тесных до клаустрофобии и хаотичных; что там можно задохнуться от тел, запахов и спертого воздуха, которым дышат десятки тысяч студентов. Что-то вроде кровеносной или нервной системы. Старая квартира в Байрру-Алту была узкой и тесной, как яйцо с двойным желткомс ней и Мариной. Ариэль много раз просыпалась ночью от ощущения, что комната захлопывается, словно литейная форма, и поглощает ее. Там они были вдвоем. На темной стороне Луны, в пульсирующей сети туннелей и коридоров, трамваев, метро и подвесных дорог, в тысячи раз больше тел.
Огромный поезд, две палубы неуклюжей, угловатой машинерии лунного производства, подъезжает к платформе. Шлюзы совмещаются с миллиметровой точностью и герметизируются. Заряд батарей: на волосок ниже двадцати процентов. В пределах допустимых параметров, учитывая тот факт, что ей пришлось сильно потратиться, чтобы не отставать от Долгих бегунов.
Что заставляет ее окинуть взглядом платформу? Цветовая несообразностьнечто строгое и серое среди модных на Луне коричнево-ржавых тонов? Кто-то движется против течения: отряд людей идет клином, в унисон, от эскалатора вдоль платформы. Пассажиры сторонятся их, и шаг переходит в рысь, рысьв бег.
Наемники УЛА.
Люди высыпают из поезда. Ей не пробиться. Она не сможет подняться на борт.
Извините, кричит Ариэль, приказывая креслу двигаться вперед. Натыкается на маленькую девочку, та теряет равновесие и падает на стекло. Родитель девочки подхватывает ее, возмущенно шипит. Простите, простите, простите!
Они видят ее. Они идут за ней.
Все в порядке, раздается женский голос. Я вас держу.
Чьи-то руки хватаются за подлокотники кресла. Женщина улыбается беглянке. На незнакомке свитер в стиле фэр-айл, вельветовые бриджи, гольфы и броги.
Другие руки хватаются за подлокотники кресла и пытаются оттащить адвокатессу от поезда. Ариэль вскидывается, лупит их, силится отбиться, но противников слишком много.
А вот это очень плохая идея, говорит женщина.
У нее дерзкий австралийский акцент. Она приходит в движениенога, кулак, ребро ладонии три наемника падают. Пассажиры с криками разбегаются. Мелькают ножи, но женщина уходит от них, словно превратившись в жидкость, и клинки летят на платформу, скользят прочь. Одна наемница лежит на спине, задыхаясь. Другая таращится на опустевшую ладонь. Третий поднимается с полированного синтера, прижимая руку к лицу: сквозь пальцы сочится кровь.
Этот поезд готов к отправлению, говорит женщина в свитере и без церемоний затаскивает кресло в шлюз, который тут же закрывается; оттудав тамбур.
Поезд трогается. Ариэль оглядывается на оставшихся на платформе. Касается полей шляпы на прощание, а потом Трансполярный экспресс входит в туннель.
Она паркует кресло. Ее спасительница, одетая по-земному, садится напротив, снимает перчатку и протягивает руку.
Я, черт побери, надеюсь, что вы Ариэль Корта. Дакота Каур Маккензи, к вашим услугам. Гази факультета биокибернетики.
Ариэль подбирает перчатку, сжимает: кожа в один миг становится твердой как сталь.
Вы идеально рассчитали время, говорит адвокатесса.
У нас были люди в каждом поезде.
Ариэль улыбается.
И в нужном вагоне?
Вагонов, в которые можно заехать в инвалидном кресле, не так уж много.
Можно подумать, вас предупредили Три Августейших Мудреца.
Они сказали, что высварливая негодяйка, заявляет Дакота Каур Маккензи. В семье Корта все такие суки?
У нас еще есть волк. Он бы вам понравился.
Когда поезд покидает туннель и выходит на Полярную магистраль, в окна проникают лезвия света. Вагон покачивается на стрелках, а потом включаются двигатели на магнитной подвеске, и Трансполярный экспресс разгоняется до тысячи двухсот километров в час. Дети бегают взад-вперед по проходу; студенты, возвращающиеся в исследовательские центры из коллоквиумов видимой стороны, смеются, кричат и болтают. Рабочие спят, баюкая шлемы от пов-скафов и ранцы как младенцев.
Я заслужила выпивку, говорит Дакота Маккензи и заказывает «Лобачевского».
Что-что? переспрашивает Ариэль.
Новая мода на нашей стороне. Белый ром, сливки, имбирь и корица. Студенты их заказывают, чтобы нажраться.
Выглядит как стакан спермы, говорит Ариэль, когда стюард приносит коктейль вместе с ее собственным напитком.
А у вас что?
Шорле с эстрагоном, лаймом и лемонграссом.
Черт подери. Ну, если у менясперма, то у вас какое-то ЗППП. Я-то думала, Корта знают толк в выпивке.
Вам досталась неправильная Корта.
Хватит с меня усердия новообращенных. Как бишь он назывался? Особый коктейль Корта?
«Голубая луна». Рафа утверждал, что изобрел его сам. Но, держу пари, это был какой-нибудь пылевик только что с вахты, в одном из баров Жуан-ди-Деуса. Он мне никогда не нравился. Слишком сладкий. Наливать синий кюрасао в невинный мартинибезумная, дурная вещь.
Дакота берет своего «Лобачевского» и тут же ставит на место. Ее глаза широко распахнуты.
Уходим, шепчет она.
Ариэль без раздумий и колебаний отодвигается от стола.
Поезд замедляет ход, говорит Дакота.
Глаза Ариэли округляются. Старый обычай: любой может остановить поезд, где угодно на Луне, чтобы сесть в него. Дакота тянется к ручкам инвалидного кресла; Ариэль шлепает ее.
Не толкай меня.
Дакота направляется к задней части поезда. Ариэль катится следом.
ВТО у Лукаса в кармане, говорит она.
Кто сказал, что это Лукас? Мы в двадцати минутах от Хэдли. Это вотчина Маккензи. Кортапредпочтительные заложники.
Через пять вагонов в сторону хвоста пассажиры начинают замечать, что поезд останавливается.
А что будет, если они сядут в хвост? спрашивает Ариэль.