Молодой все-таки снизошел к объяснению. Теперь он излагал причины выселения с той же готовностью, с которой раньше отказывался от каких бы то ни было объяснений.
Вы губите местное население! говорил он, ударяя ладонью по столу в такт своим словам. Давно доказано, что вмешательство высших цивилизаций в дела туземцев приносит один только вред. Могут произойти самые неожиданные социальные катаклизмы.
Пеулынаши друзья. Мы ничего плохого им не делаем. Спросите их, мы хоть одного из них убили?
Виктор видел, что Косматый притворяется, что он ведет какую-то свою игру, но какуюне понимал.
Ваши друзья, ха-ха! театрально хохотал Молодой. Эти ваши друзья обрабатывают ваши поля, охотятся для вас, это скорее ваши рабы! Вы стали рабовладельцем, милейший!
Пеулыне рабы. Они помогают нам, мыим, что плохого?
Чем? Чем, черт возьми, вы им помогаете? Ситец? Бусы?
Почему ситец-бусы? Мы их лечим, оружие даем, лопаты, инструмент всякий. Мы много им помогаем.
Оружие? Да вы хоть соображаете, чем хвастаетесь? Это самое главное обвинение против вас.
Косматый напружинился и мгновенно побагровел.
Что ты нам указываешь, Лисенок? зарычал он. Ты приехал, мы не звали тебя, почему тебя слушать?
От злости Молодой даже привскочил с места.
Вы из себя монарха-то, державного монарха не стройте! Это не я, это Земля вам указывает, родина наша!
Наша родина здесь!
Земляваша родина в высшем смысле. Вы люди
А-а-а, в высшем смысле! Оставь его себе, свой высший смысл. Мы здесь родились и другой родины не хотим. Почему тебя слушать?
Лицо инспектора пошло красными пятнами, тонкие губы искривились, глаза горели бешенствомвот-вот взорвется. Но сдержался, сжал зубы, с минуту молчал.
Значит, так, сказал он наконец с трудом и вполголоса. Мы выселяем вас потому, что здесь вообще запрещено находиться. Во-вторых, ваша колония ведет себя по отношению к местному населению преступным образом.
Ай-ай-ай!
Молодой нервно сморгнул и продолжал:
Ваше вмешательство в естественный ход истории влечет за собой самые гибельные
Пеулы живут в сто раз лучше, чем другие. Кому спасибо?
А кто уничтожил племя атана? Не вы?
Мы. Но они жгли наши дома, убивали нас. И пеулов тоже убивали. Терпеть?
Они и двух минут не могли говорить спокойно. Что-то сделалось с воздухом, со звуками, со значением словабсолютно все колонисты были взбудоражены. Они переговаривались между собой, размахивали руками, угрожающе поглядывали на инспектора. Тот чувствовал эти взгляды, но виду не подавал.
Стены дрожали от органного гудения верхних и нижних ветров, бордовые тучи носились по небу. Будет буря!
Кроме опасности социальной, вы несете в себе опасность генетическую. Вы для пеуловчума. Рано или поздно вы убьете их одним своим присутствием.
Это как это?
Не забывайте, у них генетический код тот же, что и у людей. Ведь вы не можете отвечать за каждого колониста, и если кому-нибудь взбредет в голову м-м-м породниться с ними, то последствия
Да что ты все со своими последствиями? отмахнулся Косматый. Все нормально будет. Последствия!
Пеулы вымрут, если это случится. Вы даже представить себе не можете, какие от этого могут получиться дети.
Почему не могу? Могу. Дети как дети. Только волос больше, да уши длинные. А так обычные дети. У некоторых даже кожа белая.
Да нет, ну откуда вам знать?
А что там не знать? Что я, помесенка ни разу не видел?
Что-о? Как вы сказали? по-детски удивленными глазами Молодой уставился на Косматого.
Я сказал, раздраженно пробасил тот, что никаких дурных последствий не получается. Одна только польза. Свежая кровь
Свежая кровь! И вы еще хотите остаться на этой планете! Вы убиваете их, вы вредите им, как только можете, и еще хотите, чтобы вас не выселяли?! Да вас судить надо!
Косматый вскочил с места. Друзья и Молодой тоже. Один из телохранителей жутковато осклабился и вспрыгнул на стол.
Назад! крикнул Косматый.
Виктор навсегда запомнил этот момент, когда над столом вдруг выросли четыре фигурыКосматый, сжимающий и разжимающий кулаки, нетерпеливые телохранители, Молодой, испуганный, загнанный, нахохленный. Виктор запомнил внезапную тишину, Паулу, почему-то хватающую его за рукав, и то, как сам он, бормоча что-то, протискивается вперед, идет к Молодому, становится рядом, угрюмый, настороженный Как оттаивали глаза Косматого, как он наконец сказал:
Сядем.
Сядем, энергично, с фальшивой бодростью повторил Молодой, и все успокоились. Они сели и с прежним пылом продолжали бессмысленный разговор.
Виктор отошел к полкам за спиной Молодого. Слишком стало опасно. Напротив белым пятном застыло лицо Паулыс ней тоже творилось что-то непонятное. Нет, точно, словно вся планета сошла с ума в тот день перед бурей, которая все грозила и не шла.
Почему, почему Молодой уговаривал их, ведь все было решено и ничего от него не зависело? Почему так ярился Косматый, доказывая свою правоту? Умный человек, он не мог не знать, что все слова бесполезны.
Посмотрите, как вы живете, до чего вы дошли!
Пятьдесят лет назад нас было триста, когда отец взял все в свои руки, а сейчас уже полторы тысячи вот до чего мы дошли! (Элементарная диктатура, бормотал Молодой, ущемление личности, тут и до фашизма недалеко). А никакой диктатуры. Обсуждения, решения, право голоса у каждоговсе это есть.
А бюрократический аппарат? А эти телохранители? Вы посмотрите, сколько бездельников здесь развелось! Это по-вашему не вырождение?
Нельзя так говорить! Парни стараются, гробят себя, ты, Лисенок, ничего в этом не понимаешь, тебя совсем другому учили. Без них невозможно.
И так они спорили, перескакивали с одного на другое, возвращались к пеулам, снова кричали о вырождении, и никак нельзя было понять, кто из них прав. У Молодого не хватало слов, он срывался, терял нить, а Косматый, наоборот, набирал силу. Он даже успокоился, его клокочущий астматический бас уже не ревел, уже гудел ровно и сильно, под стать верхним ветрам, а те словно забрав у него все бешенство, дико орали на разные голоса.
Вы посмотрите, как живут наши люди! Как они одеты! Как устали они!
Молчи, Лисенок! Мы устали, нам некогда и негде щеголять платьями. Это все будет потом.
Потом не будет. Будет все хуже и хуже. Вы посмотрите, они уже норы роют в своих домах.
Норы удобнее, чем дома. Надо только уметь их строить.
У вас нет ни одной ракеты. От вас бегут. Никто из тех, кого вы послали на Кадеко в Космический корпус, не вернулся.
Мозгляки. Этих не жаль. Нам нужны сильные люди.
Вы убьете себя работой, у вас нет ни сил, ни людей, чтобы выжить. И если Земля перестанет вам помогать
А она нам и не помогает. Нам не нужно. Дайте нам сто лет, и здесь будет не хуже, чем на Земле, только не мешайте. Здесь будет огромный красивый город-страна и у каждого будет много еды и много времени отдохнуть.
А пеулы? Куда вы пеулов денете?
Они, конечно, будут жить с нами. Не скалься, Лисенок, они не будут у нас рабами.
Тогда рабами будете вы.
Буря выла на все голоса, верхние ветры пели реквием, нижние визжали простуженно, что-то сильно ударилось в дом, закачалась под потолком самодельная лампа из листьев, но никто не обратил внимания, и Молодому стало казаться, будто все это происходит во сне. Спор ни к чему не приводил, да и не мог привести, спор выдыхался, а Косматый давил, давил, и от двери уже неслись угрозы. Лицо Косматого стало огромным, некуда было деться от его гипнотического расплывающегося взгляда, буря проникла в самую кровь и не давала сосредоточиться.
И наступил момент, когда Молодой перестал спорить, перестал хвататься за голову и бить кулаками по столу, когда он закрыл глаза и устало проговорил:
Не понимаю, зачем все это? Не понимаю. Я здесь ни при чем, зачем вы мучаете меня? Зачем, когда все и так ясночерез неделю придут корабли и переправят вас на Землю, на Куулу, на Париж-100, куда угодно.
Неужели ты не понял. Лисенок, что мы никуда не уйдем отсюда?
Вас не спрашивают, вам даже не приказывают, вас просто заберут отсюда, хотите вы этого или нет.
Лисенок, силой от нас ты ничего не добьешься. Мы не те люди.
Не я. Земля. Вы ничего не сможете сделать. Сюда придут корабли
А мы их не пустим!
Бончарцы одобрительно зашумелиеще чего, пусть только сунутся! Пусть у себя приказывают. Здесь им не Земля!
Молодой слабо усмехнулся.
Каким образом?
Увидишь, Лисенок. Скажи им всеммы будем драться. Скажимы умеем.
Среди всеобщего гама Молодой вдруг вскинулся, встал, впился в Косматого удивленным взглядом.
Я понял! Я только что понял. Вот! сказал он громко и резко, потом повернулся к бончарцам. Вот те слова, ради которых он меня изводил. Слушайте! Весь этот разговорпровокация, ну конечно, и главарь ваш, соответственно, провокатор! Ему нужно одноостаться вожаком. А на Земле он не сможет этого сделать. Он хочет остаться здесь, пусть через кровь, но только здесь, он же не меня уговаривал вас! Ему нужно, чтобы все дрались за него!
Косматый что-то неразборчиво крикнул, перегнулся через стол и сильно толкнул Молодого в грудь. Тот с грохотом повалился на спину.
В следующее мгновение Виктор был уже рядом, уже поднимал его.
Ребята, тихо, ребята, нам пора!
Подлец! бесился Косматый. Х-хармат ползучий! Меняпровокатором!
Молодой еще не пришел в себя, он слабо стонал и трогал затылок, а телохранители с энергичным видом уже лезли к нему через стол.
Ребята, сначала со мной, сначала со мной, ребята! приговаривал Виктор, готовясь к драке. Ему было страшно и радостно.
Стойте! отчаянно крикнула Паула, и Косматый повторил за ней:
Стойте. Пусть убирается.
Телохранители замерли на столе в дурацких позах, даже энергичный вид сохранили, только тот, который больше ненавидел инспектора, крякнул с досадой:
Эх, зр-рра!
Виктор повел Молодого к двери. От сильного напряжения болело лицо.
Ну-ка, ребята, пропустите, а то как бы в самом деле не опоздать. Вон погода какая.
Их пропустили, кто с угрозой, кто с недоумением, кто со страхом. Виктор, не переставая, вертел головой и нес чепуху, а Молодой шел покорно, все трогал затылок. Дойдя до двери, он повернулся к Косматому и хриплым, как со сна, голосом проговорил:
Значит, до скорого!
Убирайся, Лисенок!
Они открыли дверь, вздрогнули от ветра и холода, и тогда Косматый крикнул, перекрывая шум непогоды:
Панчуга, останься!
Зачем?
Останься, тебе говорю. Он сам дойдет.
Виктор с сомнением покосился на Молодого.
Я дойду. Ничего, слабо сказал тот.
Ну, ладно. Я скоро. Задерживаться не буду.
И он вернулся в библиотеку.
* * *
Там распоряжался Косматый. Колонисты сгрудились вокруг стола, мрачные, недоуменные лица, то один, то другой, подстегнутый приказом, срывался с места и, на ходу запахиваясь, уходил в морозную бурю. Дверь почти постоянно была открыта, в библиотеке стало холодно.
Косматый рьяно руководил. Его длинные белые волосы, начинающиеся от макушки, были всклокочены, толстое небритое лицо, утолщенное книзу, из яростного стало яростно-деловитым. Пригнувшись к столу, он водил глазами, выискивая нужного человека, тыкал в него пальцем.
Роман! Тащи сюда все лопаты, какие в запаснике. Быстро!
Как тебя? Том. Бери с собой сынка и записывай, сколько у кого оружия. И какого. Стой! Возьми с собой еще двоих, жука этого и читать умеешь? Хорошо и вот этого. А то не справишься.
А ты иди ко мне домой, попроси у жены самописок побольше. Она знает где. А ругаться начнет, скажия велел. Будем людей расставлять.
Виктор примерно понял, зачем он нужен Косматому, и приготовил, как ему показалось, короткий, точный ответ. Лицо и вся фигура его выражали такое непробиваемое упрямство, что Косматый, скользнув по нему взглядом, довольно ухмыльнулся.
Хорошо смотришь, Панчуга!
Зачем звал?
Погоди. Видишь, дела?
И снова занялся другими. Он не замечал его, даже нарочно не замечал, тыкал пальцем в разные стороны, звал кого-то, кого-то гнал прочь, а Виктор переминался, переминался, пока, наконец, не потерял терпение.
Так что насчет меня, Косматый? Погода портится.
Ты погоди с погодой. Ты мне знаешь что? Косматый не смотрел на Виктора, выискивал кого-то глазами. Вот что. Ты скажи, какое у тебя на катере оружие?
Я против Земли не пойду, выпалил Виктор заготовленную фразу. Зачем тебе мое оружие?
Но Косматый уже отвлекся, снова забыл про Виктора. Правда, был такой момент, когда деловой вид слетел с его лица, глаза расширились, рот съехал набок и проступила такая страшная тоска, что Виктору стало не по себе. Но Косматый тут же набычился, еще больше пригнулся к столу, выставил палец как флаг, рявкнул:
Гжесь, погоди-ка!
Высокий рябой колонист, собиравшийся было уйти, заметно вздрогнул, обернулся и неприветливо спросил:
Ну?
Ты же все равно своего Омара сейчас вызывать будешь, правда?
Что, нельзя?
Так ты ему скажи, пусть с пеулами договорится, в голосе Косматого слышалось непонятное торжество. Пусть они идут сюда с лопатами, норы боевые строить помогут. Да пусть колючек метательных побольше приволокут.
Гжесь замялся, и тогда встрял Виктор.
Так я пойду, Косматый.
Тот метнул в его сторону недовольный взгляд.
А мне говорили, что ты держишь свои слова.
Я не тебе обещал остаться.
Ейвсе равно что мне. Гжесь, что стоишь, иди.
Но послушай, Косматый, какие там обещания? взмолился Виктор. Я же не обещал драться за вас!
Обещалне обещал! отмахнулся Косматый. И слушать не хочу. Гжесь, ну?
Омар не пойдет, угрюмо пробурчал Гжесь. Омар не захочет драться.
А чего еще твой Омар не захочет? вскинулся Косматый, мгновенно ярясь (но тоска, тоска проглядывала сквозь его ярость). Погоди, Панчуга, сейчас. Что тебе тот Омар? Он и десяти лет здесь не прожил, только все портит.
Виктору показалось, будто шум бури усилился, но это было не так, просто смолкли все разговоры в библиотеке.
Гжесь тяжело поднял глаза на Косматого, заговорил медленно, как во сне:
Омар не хочет, чтобы ты командовал нами.