Дозвольте идти, панство? спросила Ядзя.
Иди, голубка, сказала пани Марта.
Славная девица! заметил после её ухода Владислав. И как похожа на панночку! Если обрядить её в богатое убранье, так и подумаешь, будто шляхтенка хотя с панночкой нашей ей всё одно не сравняться! Кто нашу панночку увидит, тот навек покой и сон втратит. Только зря очи проглядит. Панночка наша просватана за славного Сбыслава Чарнецкого! Воевал он в Инфлянтах вместе с нашим покойным паном Михалком Бельским против московцев, бил поганого татарина Саин-Булата, этого пса-людоеда, которого спускал на нас Иван Кровавый, лиховал под Полоцком да под Псковом. Из первейших ваяров был, не щадил ни себя, ни врагов, а пахолки его готовы за ним в огонь и в воду! А кто средь окрестной шляхты такой удачливый охотник, как пан Чарнецкий, а кто такой гостеприимный хозяин, что всякого мелкого шляхтича принимает почти как гетмана! И кмети, говорят, тоже довольны паном Чарнецким, потому что он господарь хотя и строгий, однако справедливый. А всякая Владислав вовремя спохватился, поняв, что его понесло не в ту степь. Выпьем за то, штобы панночке нашей счастливо жилось с таким супругом!
За счастье панны Ванды! поддержал его Микалай.
Окончив ужин, изрядно воодушевлённый хмельным Владислав надумал пойти посмотреть, «как здешний конюх обиходил наших коньков». Вместе с ним и тоже в направлении конюшни отправился пан Микалай, надумавший проведать своего скакуна. Воротившись, Владислав объявил, что буран, который перебил им дорогу, чтоб его дьявол забрал, стих совершенно, будто его и не было, небо ясное и луна светит, как тут он сбился, видимо, не подыскав благопристойного сравнения. Ванда посмеялась, и, испросив у матушки разрешения, отправилась прогуляться по фольварку. Случайно ли она столкнулась с Микалаем, или они искали друг друга, или так распорядилась сама судьба, которая свела их в пути?
Это я, сказала Ванда, выходя из лунной тени, которую отбрасывал панский дом.
О чём они говорили, не спеша прогуливаясь под чёрной бархатной пелериной ночи, расшитой серебром и алмазами? Какие слова растворил хрустальный морозный воздух? Что видела луна, похожая на серебряный грош? Люди частенько говорят выспренние и исполненные чувства слова, которые идут от языка, а не от души. А бывает так, что двое молодых людей болтают о пустяках, смеются и вскоре забывают, над чем веселились а судьба тем временем скручивает нити их жизней воедино, так что не разъединить их, а если и отрезать так обе разом.
Замёрзла я! весело призналась Ванда. Микалай раскинул полы футры и, ни слова не говоря, окутал её тихонько пискнувшую девушку. Ванда забыла дышать, не видела и не слышала ничего вокруг только бешеное биение своего сердца.
Я пойду не то утвердительно, не то вопросительно проговорила девушка. Микалай не отвечал. Ванда выскользнула из его объятий и бесшумно побежала к дому.
Через некоторое время, когда Микалай вернулся в панский дом, он застал Ванду в просторном покое, в котором им подавали ужин. Запалив три свечки, она читала толстый том.
Дозволено ли мне будет спросить, что панна читает? осведомился Микалай.
Ванда улыбнулась и лукаво стрельнула глазками в угол, словно приглашая незримых духов в собеседники.
Ля ви трэ оррифик дю гран Гаргантюа, пэр дэ Пантагрюэль, важно прочитала она заглавие.
Je ai lu ce livre, ответил молодой шляхтич, стараясь выговаривать слова чисто и не спеша: произношение юной читательницы давало понять, что письменной речью она владеет куда лучше, нежели устной. Нравится ли вам этот озорник, учёнейший мэтр Рабле? продолжал он по-французски.
О да! весело воскликнула Ванда. Хотя матушка полагает, что сия книга чересчур груба для благородной девицы. Но я этого не нахожу!
Микалай подумал, что матушка образованной панны в чём-то права но благоразумно оставил это мнение при себе.
А прежде ещё читала я старинный роман, написанный славным французским стихотворцем Берулем, сказала Ванда, мечтательно глядя поверх пламени свечей. Жил некогда в далекой западной стране Карнувол храбрый шляхтич, равного которому не было. Он победил страшного змея, он убил великана, который, по слову короля соседней державы, требовал с его страны позорную дань девицами да парубками. И так случилось, что полюбил он жену господаря своей страны, который, к тому же, приходился ему дядей. И прекрасная королева тоже полюбила его. Так велика была их любовь, что они не побоялись преступить Божеский и людской закон. Ванда замолчала. Много горестей выпало на их долю. И всё-таки они были счастливы, как может быть счастлив тот, кто соединился с любимым человеком.
Я тоже читал этот роман, негромко сказал Микалай.
Некоторое время они молчали, глядя в глаза друг другу. Всё было сказано. И они друг друга поняли.
Растворилась дверь, и в покой вошла пани Марта.
Дитя моё, время уже не раннее, ласково сказала она Ванде. А нам завтра дорога предстоит. Шла бы ты лучше почивать.
Конечно, матушка, сказала Ванда, сложила книгу и неслышно удалилась.
Слушай меня, пан Микалай! сказала пани Марта, когда они остались одни. Вижу я, что моя дочка тебе приглянулась. Не говори, будто не так. Вижу, иначе плохая я была бы мать. Ты, наверное, славный рыцарь, и для своей жены мужем будешь добрым. Только вот что, пан Микалай: дочка моя уже просватана. Послезавтра быть свадьбе. Прошу тебя, пан Микалай поклянись пред Богом, поклянись добрым имени отца и матери и всего рода своего, честью своей поклянись, что не станешь мою Ванду с пути сбивать.
Клянусь, помедлив, ответил молодой шляхтич.
Благодарю тебя, сказала пани Марта.
В ту ночь из всех случайных гостей фольварка Калинковичей хорошо спали, пожалуй, только пан Владислав да Любка, служанка Бельских. Юная Ванда ворочалась и вздыхала, ей было то жарко, то знобко. Несколько раз она принималась тихонько плакать. Не спалось и пани Марте: не каждый день везёшь единственную дочку на свадьбу! Не спал Микалай в своём покое. Он то ложился на лавку, не раздеваясь, то вскакивал и принимался ходить взад-вперёд, то садился и смотрел в одну точку.
Ближе к утру шляхтич вышел во двор, прошёл к конюшне, там растолкал сонного калинковичского конюха. Через некоторое время он вёл по двору в поводу осёдланного дрыкганта.
Надумали уехать не прощаясь, пане Микалаю? послышался звонкий голосок, который молодой шляхтич узнал бы из тысячи. Ужели наше общество для вас столь противно, што вы не страшитесь честь шляхетскую невежеством запятнать?
Микалай остановился.
Панна Ванда, проговорил он и видно было, что нелегко даются ему эти слова, как только я увидел вас понял, што не встречал никого прелестнее, когда услышал ваш голос навеки пропал. После нашей встречи я не полюблю больше ни одной девицы, будь она хоть королевной, потому што сердце моё принадлежит вам. Однако судьба нам расстаться и не вспоминать больше друг друга. Вы осчастливите своего мужа, ну, а я постараюсь как-нибудь дожить, сколько мне отмеряно, зная, што не будет со мною рядом той, которая дорога мне больше всего на свете.
Чем я оскорбила тебя, рыцарь, што ты признаёшься мне в любви и тотчас меня отвергаешь? тихо спросила Ванда.
Я дал клятву, панна Ванда, што не стану мешать шлюбу, о коем ваши батьки с паном Чарнецким домолвились, сказал Микалай.
Ванда схватила его за рукава.
Не будет ничего, сбивчиво заговорила она, глядя на него полными слёз глазами. Никакого шлюба. Потому што я того не хочу. И не в чем тебе клясться! Слышишь, милый? Не хочу за Чарнецкого. Хочу за тебя! Ничего и никого не боюсь, хоть весь свет встанет против! Увези меня, сделай женой своей или возьми пистоль да застрели здесь, потому што не будет у меня жизни без тебя!
Некоторое время оба молчали.
Коли так, сказал Микалай, знай, голубка моя: нет той силы, которая сможет разделить нас. Ни христианин, ни басурманин, ни ангел Господень, ни нежить пекельная. Счастье нашукаем так на двоих, загинем так вместе. Но знай покуда я жив, никто не посмеет даже косо глянуть на тебя.