Серега так звали меня только друзья. Коллеги называли всегда Крисом. Производная от фамилии Крестовский. Крис, не Крест. И на том спасибо.
Ответ Зерцало насторожил. И еще больше насторожило, когда поискал в справочниках сведения о тех, бывших в первой миссии на карантине. Все они заканчивались на моменте возвращения из экспедиции. Хотя про их коллег сведения имелись более подробные чем они впоследствии занимались, где находились, какие выполняли работы.
Когда срок карантина завершился, Фомин по отдельности снова осмотрел всех нас. Облачен он при этом был в тот же костюм, что и при первом обследовании. А потом огорошил:
Посидите пока еще недельку. Приказ командира. Нужно кое-что выяснить.
Что именно нужно выяснить, доктор не ответил. Вскользь упомянул только, что не все показатели пришли в норму.
И на мою просьбу уточнить, есть ли здесь связь с теми ребятами из первой миссии, ничего определенного не сказал.
Разумеется, у нашей пятерки такой вердикт Шестакова особого энтузиазма не вызвал. Да, конечно, приказ есть приказ. Только за три недели все уже порядком засиделись. Космонавт-исследователь человек действия. И подбирают на эту работу людей с определенным темпераментом. Оставаться без дела нам противопоказано.
Наш план работ на предстоящую неделю в лабораторных условиях был исчерпан. Все уже выполнено за время карантина. В дальнейших перспективах значились только полевые исследования, которые, похоже, наступят не скоро.
Но для меня кое-какие дела нашлись. Я сверил свои разработки с тем, что прислал институтский товарищ. Частично внес в свои чертежи. Некоторые вещи не совсем выглядели понятными. С ними предстояло разобраться. И с удовлетворением отметил, что в каких-то деталях мои идеи оказались несколько совершеннее, чем в патенте Лазарева. Что ж, иногда себя можно и похвалить. Особенно, когда хвалить больше некому. Поскольку рассказывать о разработке пока особенно не хотелось. Нужно еще какие-то вещи довести до ума. И пару-тройку пунктиков проверить.
Чем я и занялся на следующий день. Не вылезал из-за рабочего стола несколько часов, пропустил обед. Зато к ужину все было готово. Завтра утром можно включать материализатор.
А что у тебя с браслетом? спросил на следующий день Глущенко. Командир проверить попросил.
Не нравится, как старый работает. я почти поверил в то, что говорю. К тому же, все являлось в большей степени правдой. Кое-что усовершенствовал. Если интересно, могу рассказать поподробнее.
Хорошо, так и доложу. Расскажешь, когда карантин у вас закончится.
Весь оставшийся день я наводил порядок в своем рабочем компьютере, перекачивал с него на браслет нужную информацию, даже подчищал файлы. Подсознание смутно твердило, что если Пашка никаких следов после своей работы не оставил, значит мне и подавно стоит так поступить. Хотя бы на всякий случай. Уж интуиция подводила меня редко.
Когда на следующее утро я зашел в каюту Лазарева, большинство обитателей базы еще спали. Шесть утра по местному времени. Подъем по расписанию через час. Не знаю почему, но мне показалось, что чем раньше сделаю то, что наметил, тем будет лучше.
Я включил на пульте браслета материализатор, ввел нужные параметры. И ничего не произошло. Пространство не изменилось, комнаты не расширились.
Внезапный громкий вой сирены заставил меня вздрогнуть. Всегда пугаюсь от неожиданных резких звуков. После небольшого ступора я быстро выключил прибор, но сирена не умолкала. Я выскочил в коридор, оставив дверь в каюту Пашки незатворенной. Бросился к своему кабинету. Открывая вдруг ставшую тяжелой и неподатливой дверь, соскальзывая в спешке руками по ручке, с ужасом успел заметить нереальность происходящего в коридоре.
Ребята из моего отряда повыскакивали на вой сирены, спросонья пытаясь сообразить, что происходит.
Назад! Прячьтесь! кричу им я. Моего крика никто не слышит. Вой все перекрывает. И я вижу сквозь накрывающую волну страха, как в дальнем конце коридора из выхода в другие отсеки бегут к нам люди отряда космодесанта во главе с командиром базы. И у всех в руках боевые бластеры. Которые стреляют. Уже закрывая дверь, отмечаю, как падают мои товарищи.
У меня пять минут для того, чтобы успеть. Если только расширитель работает. Если нет мне конец. Дверь взломают ровно через пять минут. Именно столько времени понадобится их приборам, чтобы расшифровать код и зайти в каюту. По-другому дверь не откроешь. Взорвать ее нельзя никакая земная техника не сможет это сделать. Слишком прочный материал. Взрыв просто разворотит коридор станции.
Трясущимися руками я настраиваю прибор. Внимательно слежу, чтобы не упустить ни одного параметра. Время буквально летит. Пытаюсь не зацикливаться на этом. Кажется получается. Нажимаю ввод и кнопку пуска.
В моей каюте расширитель заработал. Гостиная на глазах становится в три раза больше. Расширенное пространство четко отделяется от старого на полу нет коврового покрытия. Лихорадочно перетаскиваю туда рюкзак с личными вещами. Рабочий комп легкий, но требуется время, чтобы забрать его из кабинета. Наконец, самый трудный этап. Материализатор. Он в кухне, тяжелый. На подставке, которую я и волочу по полу, обдирая руки о косяки дверей, сминаю мешающее ковровое покрытие.
Наконец, прибор на месте. Перебегаю границу действия расширителя, набираю на браслете пару комбинаций. Все. Падаю в угол, чтобы отдышаться.
Теперь я в совершенно изолированном помещении той части гостиной, что возникла после работы прибора. Между мной и остальной частью капсулы прозрачная стенка, похожая на стекло. Перейти назад можно только при помощи моего расширителя. Чтобы изготовить такой же, нужно быть мной. Или Пашкой Лазаревым. Или воспользоваться нашими наработками. Но этого мало. Чтобы сгенерировать код, дающий команду на открытие стенки, понадобится лет пятьсот работы самого современного искусственного интеллекта. И то не факт, что получится. Вот почему в каюте Павла мой прибор не сработал. Поле действия было перекрыто Лазаревским расширителем. Два аппарата не могут работать в поле действия друг друга. И у них разные коды. Всегда.
Мысли пролетают мгновенно. В этот самый момент я вижу, что дверь в каюту им наконец-то удалось открыть. Вижу перекошенное лицо Шестакова. Вижу людей из десанта. В руках у всех действительно боевые бластеры. Оружие, из которого убили моих ребят.
С той стороны каюта представляется в обычном виде. Стена гостиной на месте. Все как прежде.
Ищите, кричит командир. Бойцы разбегаются по всем комнатам. Шестаков в гостиной. Он понимает, что меня здесь нет. Никто не знает, в какой комнате прибор сработал.
Ушел, сволочь. Всегда спокойный, здесь командир открывается мне с совершенно иного ракурса. Таким его видеть не приходилось никогда. Он озлоблен, и, похоже, чем-то напуган.
Крис, кричит он мне, ты здесь, я знаю. Ты не должен уходить. Ваша болезнь смертельна. Ты должен вернуться. Только на Земле тебя вылечат. Вернись. Это приказ.
Так он кричит еще минут пять. То упрашивает, то угрожает. Взывает к моему чувству ответственности за свою жизнь. За жизни других тоже. Люди по ту сторону меня не видят и не слышат. Я их да. Но я застыл и боюсь пошевелиться. Я не хочу умирать прямо сейчас.
Как же, вернись. Если бы я не видел гибели ребят, может и повелся бы на все эти увещевания. Но теперь выйти значит погибнуть после выстрела из бластера. Наверное, это произойдет быстро.
Нет, я все же поживу еще немного. Разберусь, что с болезнью на самом деле. Тем более, никаких симптомов уже не проявляется. Да и всяко лучше умереть не от их выстрелов.
Я вижу, как Шестаков грязно ругается.
Да и шут с тобой, кричит он. Все равно подохнешь.
Сплевывает и уходит. Десантники следуют за ним. Следующие полчаса я провожу в прострации. Такова реакция организма на все происшедшее. Ноги и руки трясутся, и эту дрожь ничем не унять. Пусть себе. Все равно никто не видит. Даже не пытаюсь взять себя в руки.
После в каюту приходит Глущенко со своей бригадой. Устанавливают датчики по всем комнатам. Маскируют, чтоб не бросались в глаза. Вот почему сирена сработала. Не просто на движение, а именно на действие расширителя. Любое действие.