Такие памятники, оставшиеся, от прошлой, обычной человеческой жизни, всегда больно задевали меня. Классно, наверное, было работать на нем паромщиком. День медленно ходить от берега к берегу, а вечером, особенно таким, как сегодняшний, сидеть на берегу у догорающего костерка, пить чай из закопченной кружки и смотреть на реку. 'Почему, блин, я не думал об таких простых радостях раньше, когда все это было доступно?'. Теперь и хотелось бы, да вот фиг! Вместо этого бредешь вдоль речки с автоматом на плече и с чудо-юдом в руках, и думаешь, как бы прожить еще одну ночь, чтобы другие чудо-зверушки не добрались до тебя.
Я положил сверток на траву, снял и поставил рядом рюкзак, автомат перевесил на грудь и спустился к парому. Я не думал, что кто-то мог спрятаться на этой железяке, но осторожность никогда не лишняя. Три года жизни после Армагеддона приучили к этому.
На палубе, во впадинах лежали вперемешку почерневшие листья, песок и мелкие ветки. Стараясь ступать как можно мягче - чтобы железо под ногами не грохотало, я прошел к будке паромщика на дальней стороне понтона.
Сваренная из того же уголка и обшитая листами жести будка, когда-то была выкрашена в синий цвет, но это была уже не армейская покраска, эмаль слезла почти полностью и лишь в нескольких местах проглядывала из-под ржавчины.
Дверь была закрыта, и я подошел сначала к разбитому окну. Заглянул - никого. Уже смелее я подергал дверь - никакого замка не наблюдалось, но открываться она не хотела. Похоже, её просто перекосило. Я покрутился - ничего, чем можно было заломить непослушную дверь, на палубе не было. Тогда я прислонил автомат к ржавой обшивке и полез в окно.
После пары пинков и удара всем телом изнутри, дверь все-таки сдалась и открылась. Я еще раз оглядел помещение: пустой стол с обломанной пластиковой столешницей; два, пластиковых же, дачных кресла; в углу железная кровать с позеленевшим матрасом. У кровати железный шкаф. На полу валялась посуда и какие-то банки.
Я вернулся на берег, посмотрел по сторонам и выругался - темнело прямо на глазах. Страх ночи, да и вообще любой темноты, уже стал рефлексом. Я забрал свой груз - младенец пошевелился и опять затих - и перенес в будку. Сразу закрыл дверь - хватит рисковать, в любой момент могут появиться зубастые 'друзья'. Если не заметят, то, наверняка, на судно не полезут, оно стоит тут уже не один год и кругом вода.
Я проверил матрас - с одной стороны, где над ним в крыше светилась дырка, он был сырой. Я перевернул его и положил 'ребенка' поперек кровати. Рядом положил вещмешок и автомат. Вернулся к окну, еще раз оглядел берег, потом - пока еще можно было что-то разглядеть - опустился на колени и собрал валявшиеся банки. В одной жестянке из-под 'Нескафе', оказался слипшийся кусок, раньше бывший сахаром-песком. Еще в одной оказались окурки, остальные пустые. Негусто, но сахар пригодится. Теперь надо считать каждый кусочек. Над столом у окна висела небольшая полка, на ней, в углу небольшая пластиковый контейнер. Я вскрыл коробочку - рыболовный набор - богаче, чем в шалаше на озере, была даже леска. Неплохо, наверное, было порыбачить вечером прямо с парома. Положил контейнер на стол - не забыть забрать, пригодится еще.
Выбрав банку почище, я осторожно приоткрыл дверь и выскользнул на палубу. Наклонился и прямо с борта пополоскал банку, потом набрал воды. Теперь можно и попить, идти дальше до утра не придется. Выпил почти половину. Потом опять набрал, чтобы уже не выходить ночью. И наконец, я сделал еще одно - отрезал от пеленки небольшую ленточку и подвязал её на берегу, на уровне глаз. Если будут идти Ольга и волк, надеюсь заметят. Я не сомневался, что, заметив метку напротив понтона, Ольга сразу сообразит, где мы.
Вернулся в будку и решил, что пора, наконец, поесть, а то перекусывали мы уже давным-давно. Еще когда были вместе. Стоило мне только вспомнить про Ольгу, как сердце снова заныло. Не то, чтобы я забывал про нее, но когда идешь и постоянно оглядываешься, как бы не нарваться на кого, то отвлекаешься от всяких мыслей. Сейчас же я знал, что мне предстоит ночь переживаний. У меня такой характер - знаю, что поступаю правильно, но буду терзаться, что что-то упустил, где-то сделал не тот шаг. Наверное, у всех людей так, кроме совсем уже толстокожих.
Я съел полбанки тушенки, один хлебец и запил все это большим количеством подслащенной воды. Конечно, я бы с ходу проглотил всю банку, но заставил себя оставить половину на утро.
Я все время поглядывал на живой сверток - он не подавал признаков жизни. Я начал тревожиться. Однако когда я тронул его, он сразу шевельнулся. Живой. Я достал из рюкзака второго 'ребенка' - нет, эта штука как была камнем, так и осталась. Интересно, почему же Ольга считала его живым? Я даже полностью раскрыл пеленку, чтобы еще раз посмотреть на загадочную штуку. Черт! Я отдернул руку - стоило только мне погладить поверхность стеклянной 'дыни', как камень начал слабо светиться. 'Блин, вот этого не надо! Еще заметят'. Я быстро замотал камень обратно.
Еще я заметил, как только я начал гладить эту штуку, младенец зашевелился и слабо пискнул. Связано это или нет, я не понял, но продолжать эксперимент не стал. Чем меньше звуков и света, тем больше у нас шансов дожить до утра.
Что еще меня беспокоило, так это то, что ребенок вдруг захочет есть и поднимет шум. Я помнил из прошлой жизни, как плачут дети - не остановишь. В глубине души я, все-таки продолжал относиться к нему как к ребенку. Однако пока он не двигался и молчал. Похоже, если он и ест, то очень редко. 'Дай бог, пусть так и ведет себя, до появления Ольги'.
Чтобы протянуть время и чем-то отвлечься, я решил сделать ревизию своим вещам. Стол стоял прямо под окном, чтобы не быть на прямой видимости - зрение у тварей ночное, в темноте они неплохо видят - я присел сбоку. Призрачный свет звездной ночи освещал стол, так что я мог видеть темные кучки предметов, а сам я мог в любой момент заглянуть в окно. Но самое главное, на что я надеялся - это были уши. К шуму воды за бортом я привык и уже воспринимал его как фон. Так что, любые шаги по металлу понтона, услышал бы в любом случае, даже если бы это была всего лишь крыса.
Если твари все-таки учуют меня и полезут сюда, прыгать им придется только через угол понтона, которым он зацепился за пень. С остальных сторон вода, так что я могу отбиваться, пока есть патроны. И в любом случае, в конце концов, смогу спрыгнуть в воду. Там я для тварей недосягаем. Правда, что в этом случае, делать с существом, которое, как говорила Ольга, боится воды - я не знал. Но не стал задумываться, в глубине души я сомневался, что кратковременное купание сможет как-то навредить 'ребенку', ну а камню тем более.
Я положил автомат на стол, чтобы в случае чего, был под рукой. Рядом магазины. Хотел положить и Стечкин, но решил, что пусть лучше побудет в кобуре, вдруг отойду от стола. Потом взял вещмешок на колени и стал тихонько, стараясь ничем не стукнуть, выкладывать все, что там было. А было там не так уж и много, хотя, когда в сегодняшнюю жару он ехал на мне верхом, мне казалось, там битком набито. И при этом все из железа.
Первым под руку мне попался нож. Вот зачем я его тащу, мне было совершенно непонятно, ведь еще один висел в ножнах у меня на поясе. Оставлю его здесь, - решил я. Хорошее оружие, но уж больно тяжелое. Я положил нож на край стола. Все остальное нужно - два магазина к автомату, граната, котелок с солью, консервы и хлебцы. Уже на дне нащупал что-то непонятное - мягкое и липкое. Быстро вытащил и улыбнулся - склеенные контейнеры с джемом. Один продавило, и он потек. Я облизал контейнер и пальцы - вкусно! Я так давно не ел сладкого. Не удержался и съел содержимое раздавленного контейнера. Второй тоже отложил на край стола, утром, перед походом съем.
Я сложил вещи обратно и затянул горловину вещмешка. Пусть будет под рукой, вдруг уходить придется срочно. Потом подпер голову руками, и уставился в темное окно. Мысли сразу перескочили на Ольгу. Где она, что с ней? Про то, что она может погибнуть, я не хотел даже думать. Это было табу. С ней волк, успокаивал я себя, он не даст ей пропасть.
****
Все-таки я задремал. Хотя мне казалось, что я только прикрыл глаза и тут же открыл их, но увидел, что за окном все посерело. Рассвет. Сначала я испугался - пока я спал, твари могли и в помещение забраться, но тут же меня отпустило и я, наоборот, обрадовался. Темное время ночи прошло, а у меня ни одного гостя! Конечно, они бы не стали забираться в будку и прятаться - это глупость. Будь они здесь, я бы давно валялся выпотрошенный и с перерезанным горлом.