Ник НиксонА Солнце белое
* * *
Не думаю, что писать это письмо хорошая идея. Я предпочел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Док считает подругому, поэтому я попробую.
Не знаю, как ты, а я часто вспоминаю Луну. Когда находишься там, где по законам природы тебе не местоиспытываешь чувства, сравнимые только с рождением. Пишу и вновь перехватывает дыхание. Уверен, ты чувствуешь то же самое, читая эти строки. Ты както сказал: «Будучи единственным на Луне, я не чувствую себя одиноким». Именно поэтому провожая очередной экипаж, ты подавал рапорт снова. На Земле среди десяти миллиардов людей, ты боялся остаться один.
Помнишь, как нашли камень? Ты запнулся об него и пропахал шлемом борозду. Лежал и хохотал, помнишь? Загребал руками реголит, будто плыл в песчаном океане. Называл себя лунным кротом. И хохотал.
Мог ли я догадаться тогда о том, что случится? Никто не мог. Хотя в глубине я А к черту мои мысли. Для этого и пишу. Чтобы ты понял, осознал Задумался. Я не враг и не хотел до этого доводить. Ей-богу не хотел. Не держи на меня зла, просто пойми. Подругому я не мог
* * *
Данилов закончил разговор с Доктором Груничем по радиосвязи. За последнюю неделю он провел десятки беседс руководителями полетов, инженерами связи, научными консультантами. Психологическое тестирование, проверка здоровья вдоль и поперек.
Решение руководства единогласноДанилов остается капитаном экипажа станции Луна2 еще на два года.
Грунич почти не задавал вопросов. Семь лет назад он впервые утвердил Данилова в экипаж, тогда еще простым бортинженером, и с тех пор они стали друзьями.
Вот были времена Кажется, прошла целая вечность.
Первый взгляд в космос, первый облет луны и, конечно, высадка на поверхность. Нога, утопающая в реголите. Вокруг серость, над головой прячутся звезды, солнце подсвечивает пологие холмы. Оно правда белое, черт его возьми. И вот, стоя на краю кратера, облаченный в тесный скафандр, наблюдаешь за нависшим над горизонтом голубым шариком, впервые осознавая, как далеко забрался от дома. Воспоминания упрямо тянут обратно. Ты же хочешь остаться здесьнаслаждаться умиротворяющей тишиной космоса.
Данилов услышал голос. Осмотрелся. В каюте никого. Ему не показалось, это снова он. Голос, так похожий на его собственный. Шепчет, иногда кричит, и всегда неразборчиво.
Доктору Груничу Данилов не рассказал. Тот сразу включил бы старую шарманку:
«Эд, нельзя так долго летать Космическая болезньне миф»
Дада Слышал неоднократно. Только, несмотря на упрямство Грунича, Центр каждый раз подписывает новый контракт. Если у Дока чтото есть на Данилова, кроме нелепых догадок, не составило бы труда убедить Центр списать капитана на Землю. Однако Данилов с блеском проходил все проверки, его репутация безупречна. Кто, как не он лучше знает станцию? Три сотни высадок за плечами, собственными руками перелопатил десятки тонн породы. Капитан, который всегда оправдывает доверие.
А голос этот Наверное, старые динамики барахлят. Данилов постучал по одному над головой. Тот зашипел в ответ. Вот и причина нашлась. Небось зациклил старые записи переговоров.
С кресла открывался великолепный вид на вращающийся за стеклом звездный пейзаж.
Несмотря на положительное решение Центра, Данилов пытался подавить в себе надвигающийся приступ тревоги. Сегодня день смены экипажей. Тяжело осознавать, что привычный мир рушится. Мирослав и Ева улетят домой, а Данилов останется. На смену прибудут другие, на станции зародится новый мирок. Лучше или хуже предыдущегоневажно. Главное, что не будет такого, как прежде.
* * *
Впервые прилетев на Луну2, ты будто оказываешься в гостях у старых друзей. Данилову потребовались годы, чтобы превратить некогда безликую железную лабораторию в уютное гнездышко.
Вдоль неподвижного сердечника станции тянется длинный служебный коридор. По нему можно попасть в бункер с припасами, шлюзовые камеры и двигательный отсек. Здесь круглосуточно царствуют невесомость, прохлада и гул вентиляторов. В свободное время Данилову нравится выбираться сюда и, расстелившись на невидимом диване, летать от одного конца к другому, погружаясь в собственные мысли.
На этот раз в сухом воздухе коридора витало эхо привычного развеселого гогота.
Лови, Мирослав швырнул перчатку, когда Данилов показался в проеме люка шлюзового отсека.
Данилов театрально увернулся, бросил в ответ отвертку. Мирослав кувыркнулся через голову, изобразив в воздухе ковбойскую стойку. Ловким движением поймал отвертку, повертел в руке, словно револьвер, и сунул в карманкобуру.
Будучи худющим по природе, Мирослав обладал недюжинной силой и сноровкой. Во время высадок не раз выручал неповоротливого Данилова.
«Команда лунатиков всегда в строю», шутил Мирослав.
И сегодня команде пришел конец
Чуть не убил. Нет, это не тебе, брат, Мирослав поправил микрофон с наушником. Да, твой будущий капитан Эд Данилов в гости заскочил. Так, о чем мы говорили Ах, да. Заходишь на сближение медленно. Стыковка пройдет в автоматическом режиме. Держи курс, никуда не торопись, все ясно? Приказываю? Именно это и делаю. А потому что твой старший брат, умник. Дада, расскажешь при встрече, как меня любишь. Скоро увидимся, братец. Конец связи.
Мирослав снял наушник, потер ухо.
Никто меня так не выводит
Данилов посмотрел в круглое окошко внешнего люка. Его встретил непроглядный мрак и гладко выбритое лицо в отражении. Благородная залысина, аккуратно подстриженные бока, прямой узкий носготовый портрет для стены почета летной школы. Хотя там уже висит его портрет лет эдак десять. Только у того Данилова волос побольше, да морщин поменьше.
Станция пролетала над обратной стороной спутника, навечно спрятанной от взора родной планеты. Здесь хозяйничала ночь, а значит Земляне любовались полнолунием.
Марк уже не ребенок, сказал Данилов.
Для меня он всегда будет одиннадцатилетним шкетом со рваными коленками. Ты же знаешь, когда нашего старика не стало, он меня за отца считал, Мирослав вручную прощупывал воздушные клапаны.
Данилов бросил взгляд на экран модуля управления. Все клапаны в норме.
Сработает как надо. Зря печешься.
Хочу перестраховаться.
Как знаешь.
У Данилова пшикнула рация. Из динамика заговорил звонкий женский голос:
Капитан, Центр согласовал стыковку. Шаттл на расчетной орбите, замедляется. На следующем витке догоним его. Сообщают, что к Земле движется мощный поток солнечного ветра. Ожидаем сбои связи.
Разрешение получено. Остальное сделаем сами. Спасибо, Ева. Я скоро забегу к тебе.
Поиграв бровями, Мирослав ехидно заулыбался.
Что? спросил Данилов.
Да так.
Говори, давай.
Два года мы тут. Ладно моя персона ей не по вкусу пришлась с самого начала. Но ты то, бравый капитэн. Обходительный, вежливый. Почему упустил свой шанс?
Ты серьезно? У нее на Земле муж и сын. Она в них души не чает.
Мирослав вытащил отвертку, повесил в воздухе. Ударил по одному концу, отвертка завертелась пропеллером. Данилов и Мирослав молча проследили за ее полетом.
Когда улетаешь с Земли, то переступаешь запретный рубеж. Рождаешься заново, чистый как абсолютный вакуум, отвертка со звонким стуком ударилась в круглое окошко внешнего люка. Космос жаждет убить нас. Нажмешь не ту кнопку и всем конец. Бух Селяви. Каждая секунда может стать последней. Задумайся об этом.
Я ничего не понял.
Мирослав театрально помрачнел.
Говорю, жить тебе надо, друг мой. Полетели со мной, а? Такие места в городе покажу. Ммм Боже ш мой, оторвемся так оторвемся. Никогда так не уставал как за эти два года. Ну, что скажешь? Марк подстрахует, пока тебе замену не пришлют.
Расплывшись в широченной улыбке, Мирослав протянул открытую ладонь.
Мира, я бы рад, но
Скажешь, начальство не отпускает. Знаю все. Сам зовешься дальше тут киснуть. Вот ради чего? Что ты нашел в этой жестянке? Вот мой возьми меня. Сил больше нет на тот кусок камня в окне смотреть каждый день. Волком вою, воды хочу вокруг, и неба синего, веточки там, цветочки нюхать.