Дайте культуре выжить.
Пережить болезнь, уродство, отчаяние, опустение, изоляцию.
Затем подарите ей счастливейший случай в истории времен.
Из овечьей болезни родились невероятные богатства, лекарство сантаклара, или струн, который бесконечно продлевал человеческую жизнь.
Продлевално со странными побочными эффектами, и потому большинство севстралийцев предпочитали умирать в возрасте тысячи лет.
Севстралия содрогнулась от своего открытия.
Как и весь остальной обитаемый мир.
Однако препарат нельзя было синтезировать, воспроизвести, повторить. Его можно было получить только от больных овец с равнин Старой Северной Австралии.
Воры и правительства пытались похитить лекарство. Иногда у них получалосьдавным-давно, однако такого не было со времен четырнадцатикратного прадеда Рода.
Они пробовали похищать больных овец.
Нескольких вывезли с планеты. (Четвертая битва при Нью-Элис, в которой половина мужчин Севстралии погибла, отражая атаку Яркой Империи, кончилась потерей двух больных овецодной самки и одного самца. Яркая Империя думала, что победила. Но она ошиблась. Овцы поправились, произвели на свет здоровых ягнят, перестали выделять струн и умерли. Яркая Империя отдала четыре боевых флотилии за холодильник ягнятины.) Севстралия сохранила монополию.
Севстралийцы экспортировали препарат сантаклараи поставили экспорт на регулярную основу.
Они обрели почти невероятные богатства.
Беднейший человек на Севстралии был всегда богаче богатейшего человека из любого другого места, считая императоров и завоевателей. Любой работник на ферме получал не меньше сотни земных мегакредитов в деньпричем в реальных деньгах Старой Земли, а не в бумажках, которые заметно обесценивались в процессе перевода.
Но севстралийцы сделали выбор: выбор
Остаться собой.
Они налогами вернули себя к простой жизни.
Налог на предметы роскоши составлял 20 000 000 %. За цену пятидесяти дворцов на Олимпии вы могли ввезти носовой платок на Севстралию. Пара туфель на поверхности планеты стоила столько же, сколько сотня яхт на орбите. Все машины были под запретом, за исключением предназначенных для обороны и сбора лекарства. На Севстралии никогда не выводили недолюдей, их ввозило только министерство обороны по строго секретным причинам. Старая Северная Австралия осталась простой, первопроходческой, отчаянной, открытой.
Многие семьи эмигрировали, чтобы насладиться богатством; они не могли вернуться.
Однако проблема перенаселенности сохранилась, даже с налогами, простотой и тяжелым трудом.
Оставалось только урезатьурезать людей, если придется.
Но как, кого и где? Контроль рождаемостизверство. Стерилизациябесчеловечно, недостойно, не по-британски. (Последнее выражение было древним и означало «очень, очень плохо».)
В таком случае следовало взяться за семьи. Пусть семьи рожают детей. Пусть Содружество экзаменует их в возрасте шестнадцати лет. Если они не будут соответствовать стандартам, их будет ждать счастливая, счастливая смерть.
Но как насчет семей? Нельзя уничтожить целую семью, только не в консервативном фермерском сообществе, где твои соседи боролись и умирали рядом с тобой на протяжении сотен поколений. Так появилось Правило исключений. Любая семья, достигшая конца своей родословной, имела право на повторное тестирование последнего живого наследникадо четырех раз. Если он терпел неудачу, его ждал Умирающий дом, а имя и поместье переходили к назначенному усыновленному наследнику из другой семьи.
В противном случае уцелевшие члены семейства продолжали бы жить: дюжина в этом столетии, два десяткав том. И вскоре Севстралия разделилась бы на два класса: здоровых людей и привилегированных наследственных уродцев. Это было недопустимо, только не в то время, когда космос вокруг пропах опасностью, когда люди в сотнях мирах от Севстралии мечтали и гибли ради того, чтобы добыть струн. Севстралийцы должны были быть бойцамино выбрали не быть солдатами или императорами. Следовательно, им приходилось быть крепкими, настороженными, здоровыми, умными, незамысловатыми и добродетельными. Они вынуждены были быть лучше любого возможного врага или комбинации врагов.
У них получилось.
Старая Северная Австралия стала самым жестким, разумным, простым миром в галактике. Без всякого оружия севстралийцы могли по очереди посещать другие миры и убивать почти все, что им угрожало. Правительства боялись их. Простые люди ненавидели их или преклонялись перед ними. Инопланетные мужчины бросали странные взгляды на их женщин. Инструментарий оставил их в покое или защищал так, чтобы севстралийцы об этом не узнали. (Как это было в случае Раумсога, который привел весь свой мир к смерти от рака и вулканов из-за одного удара Золотого корабля.)
Севстралийские матери научились смотреть с сухими глазами, как их дети, внезапно одурманенные из-за проваленного экзамена, пускают слюну от удовольствия и, хихикая, идут навстречу своей смерти.
Пространство и подпространство вокруг Севстралии стало липким, искрящимся от множества защитных приспособлений. Крупные мужчины, привыкшие жить на открытом воздухе, курсировали на крошечных боевых судах вокруг подходов к Старой Северной Австралии. Встречая их во внешних портах, люди всегда думали, что севстралийцы выглядят простаками; эта внешность была силком и иллюзией. Севстралийцев закалили тысячи лет беспричинных нападений. На вид они были простыми, как овцы, однако разум у них был коварный, как у змеи.
А теперьРод Макбан.
Последний, самый последний наследник достойнейшего семейства оказался наполовину уродцем. По земным стандартам он был вполне нормальным, но по севстралийским меркам считался неадекватным. Он был очень плохим телепатом. Нельзя было рассчитывать, что он сможет слыжать. Большую часть времени другие люди вообще ничего не могли передать в его разум; они даже не могли его прочесть. Они слыжали только неистовое бульканье и глухое шипение бессмысленных подсемем, обрывки мыслей, ни во что не складывавшиеся. Со способностью говрить дело обстояло еще хуже. Он вообще не мог беседовать при помощи своего разума. Время от времени он транслировал. В таких случаях соседи бежали в укрытия. Если это был гнев, ужасающий пронзительный рев буквально захлестывал их сознание яростью, плотной и красной, как мясо на бойне. Если Род был счастлив, получалось ничуть не лучше. Когда он, сам того не зная, транслировал свое счастье, оно производило тот же эффект, что и скоростная пила, вгрызающаяся в скалу со вкраплениями алмаза. Его счастье впивалось в людей чувством удовольствия, которое быстро сменялось жестоким дискомфортом и внезапным желанием, чтобы все собственные зубы выпали: они превращались в плюющиеся вихри грубого, неописуемого беспокойства.
Люди не знали главный секрет Рода. Они подозревали, что время от времени он может слыжать, будучи не в состоянии контролировать этот процесс. Они не знали, что если он слыжал, то слыжал все на мили вокруг, в микроскопических деталях и телескопическом диапазоне. Его телепатический приемник, когда работал, проникал сквозь мыслещиты других людей, словно их не существовало. (Если бы некоторые женщины на фермах вокруг Пастбища рока знали, что он случайно почерпнул из их сознания, они бы ходили красные до конца жизни.) В результате Род Макбан обладал пугающим массивом всевозможных данных, которые плохо стыковались друг с другом.
Предыдущие комитеты не присудили ему Пастбище рока, но и не отправили его на хихикающую смерть. Они оценили его интеллект, быстрый ум, невероятную физическую силу. Но их по-прежнему тревожило его телепатическое увечье. Его оценивали трижды. Трижды.
И трижды вынесение приговора откладывали. Они выбирали меньшую жестокость и обрекали его не на смерть, а на новое младенчество и свежее воспитание в надежде, что телепатические способности его разума естественным образом поднимутся до севстралийской нормы. Они его недооценили.
Он это знал.
Благодаря подслушиванию, которое Род не мог контролировать, он понимал обрывки происходящего, хотя никто ни разу не объяснил ему рациональные как и почему процесса.