Нашёл в коридоре старый полиэтиленовый пакет (жёлтый кажется, с рекламой какого-то хозяйственного магазина Дмитрий Иванович ещё, помнится, когда-то там дюбеля покупал, чтобы вот эту вот книжную полку наконец-то повесить). Завернул папку в пакет (чтоб не намокла!).
Подошёл к двери.
Сказал:
Ну, вот Лев Толстой тоже вот
Давай, вали! заявила супруга, на мгновение высунувшись в коридор. Граф хренов!
Дмитрий Иванович кашлянул, ребром ладони вытер уголки рта. Взялся за ручку, открыл дверь. Вышел в на лестничную клетку. Постоял так, в проёме раскрытой двери, с полминуты. Сделал шаг вперёд. И, обернувшись, решительно закрыл за собой дверь.
«А куда дальше тянуть? подумал он. Ведь и впрямь помру скоро?»
«Ключи я не взял, подумал он. Как домой теперь попаду?»
«И деньги я не взял, подумал он. Как теперь»
А! он махнул рукой. И хрен с ним! Не возвращаться же теперь
Он подошёл к лифту и нажал кнопку вызова.
Гроза разбудила его.
Дождь залил его ложе из картонных коробок, что устроил он рядом со старым сараем на школьном дворе.
Фёдор потёр глаза, неуверенно, шёпотом ругнулся (и тут же боязливо огляделся по сторонамбыли случаи, когда сказанные им нехорошие слова его жестоко били дети, игравшие в футбол на рыжем, пыльном пятачке возле школы).
В тот день Господь был милостивне дал умереть от жары (послал посредине дня недопитую кем-то и оставленную в кустах у железной дороги бутылку пива), предупредил дальним громом о подступающей грозе и увёл куда-то проклятых подростков с их страшным, тугим, звенящим, каменным в лихом ударе футбольным мячом.
Фёдор помолился бы Господу (молиться Фёдор умел! Были временаон и в церковь ходил ту, салатно-зелёную с золотыми гранёными куполами, что на проспекте). Но Он запретил. И молиться, и в церковь ходить.
Потому, что это отвлекает.
От чего отвлекает хождение в церковь и кому может помешать корявая и тихая его молитваФёдор понять не мог. Но подчинился.
Потому, что Он необычайно умён. Велик. Грозен. Всесилен.
Даром, что живёт в подвале и спит Нет, не на картонках от коробки, в которой когда-то был телевизор
Какой телевизор?
Сам сунг сунг
Сам суй! радостно выпалил Фёдор и захихикал, довольный немудрящим своим остроумием.
Молния сверкнула над школьной крышей и через мгновение тяжёлый, раскатистый, оглушающий, динамитный удар грома обрушился на кудлатую и белую от пыли бомжовую голову.
Фёдор испуганно сжался и, воровато оглядевшись по сторонам, торопливо перекрестился.
Да ладно, ладно тебе Шучу я
Спит он на куче преющих от подвальной сырости тряпок, потерявших цвет, насквозь пропитавшихся Его мочой, потому что Он не человек какой-нибудь презренный, чтобы вот так запросто, по нужде из подвала выходить.
Потому, что Онне человек
«Вот Он узнает, что крещусь И что собакам разрешаю в помойке рыться».
Он не любит собак. И глаза у Него
Бр-р! Ливень-то какой!
Фёдор окончательно проснулся. И понял, что за полминуты пробуждения своего успел изрядно вымокнуть. Расползшаяся от дождя картонная коробка противно хлюпала и быстро темнела от заливавшей её воды.
«Ничего».
Фёдор хотел было вскочить, но вовремя вспомнил про незалеченный за лето радикулит (конечно, спать на чём попало считайна земле нет, был весной старый матрас, да отобрали Никифор с Людкой молодые, заразы, здоровые отобралипялить друг-друга под кустами, кобель с сукой! чтоб им сдохнуть!).
Поэтому он встал медленно, жалея поясницу и почти не сгибаясь. Сначалана четвереньки, потоммедленно, медленно вверх.
Натянул коричневый свитер на голову и побрёл к навесу над входом в школу.
В подвал он не пошёл. Во-первых, далеко. Пока добредёшь (а бежатьнет, не получиться, возраст не тот) вымокнешь.
Во-вторых, Он не велел Его сегодня беспокоить. Только если найдётся больной
«А меня-то ты не лечишь», горестно прошептал Фёдор.
И снова боязливо огляделся по сторонам.
Кто Его знает? Может, Он и мысли читать умеет. Говорил, вроде, что умеет
Больше всего на свете Фёдор боялся побеспокоить Его.
И потому побрёл пережидать грозу под навес.
Голова поспела к ночи, распухла, из глаз закапал тёмный, будто вишнёвый, сок.
Боги этого странного мира говорили с ним, но не хотели видеть его. Они прятались за трубами, верещали мерзко, показывали острые белые языки, скалили жёлтые зубы.
Они бежали в серые сплетения труб. Цеплялись когтями за коричневое небо, небо в мелких трещинах, небо осыпалось пылью.
Было весело и легко.
Странный мир, но весёлый и чистый.
Хотелось спать.
На пятом временном отрезке поступил вызов экипажу спасателей.
Горне Аллеон переключился на канал экстренной связи.
Хвала владыкам неба, электрические разряды в атмосфере планеты не стали помехой для сообщений с базы.
«Конечно, не стали, удовлетворённо отметил Горне. Мы ещё и не такое видали за четыре жизни наших странствий! Вот, помню, в звёздной системе Легны такая планета попалась Кажется, вторая по удалённости. Вот там бури были! Это даже не сравнить»
Сообщение с базы, заметил Маде и подал командиру прозрачную пластину, на которой прыгающий рубиновый луч переговорного устройства мгновение назад вырезал линии срочного сообщения.
Вовремя, радостно булькнул Горне. Я начал было скучать, раздражаться и И вот, пожалуйстабоги не оставили нас даже здесь, на окраине цивилизованного мира. Какая приятная, милая. Прозрачная, тёплая пластинка! Да, я знаю, что это всего лишь термическое воздействие. Не надо мне подсказывать, Маде! Но, поверь мне, это особое тепло. Тепло надежды на скорое возвращение Ник чему показывать язык, я и без того осторожен в словах своих! Но я Нет, я чувствую, чувствую, что есть для нас хорошие новости. Так, посмотрим
«Отмена поисковой свяжитесь»
Ну, вот, сказал Горне. Что я говорил? У меня ведь предчувствия. Интуиция! И она меня, в отличие от нашей техники, никогда не подводит. Никогда!
Что там? спросил Маде.
Его, как младшего по званию, так и не обучили чтению кодовых полосок, применявшихся для таких вот срочных сообщений, потому он в глубине души завидовал командиру и мечтал обучиться тайком великим командирским премудростям, а там и сдать тест первого пилота, а там Но т-с-с! Этих командиров, кажется, обучают ясновидению, телепатии и прочей магической дряни Осторожней надо с ними быть, осторожней!
Просят срочно связаться, торжествующим тоном выпалил Горне. Просят! Срочно! И дают сигнал отмены для поисковой операции. Чудо! Нам не нужно выбираться наружу, не нужно бродить по этим дикими краям, рискуя встретиться с местными дикарями и чудовищами, которые (чувствую это, а предчувствия мои всегда верны, в чём и ты, друг Маде, смог сейчас убедиться) непременно населяют эту планету. Не нужно
Мы должны лечить, напомнил Маде. Командир знает порядок. Одно посещениеодин больной. Мы добры
Командир знает, Горне помрачнел.
А потом решительно свистнул.
Это обычаи А есть порядок! Свяжемся с базой, получим подтверждение отменыи домой! В конец концов, одного туземца мы успеем вылечить и перед отлётом. Трудно ли это, с нашей-то техникой? Которая, впрочем, иногда подводит
И Горне приложил ко лбу контактный датчик визуальной связи.
Дмитрий Иванович после получасового скитания по улицам под ослабевшим, кропящим через силу, но до мелкой дрожи холодным дождём обрёл спокойствие и мир в душе.
Он забрёл на школьный двор (там, где старый яблоневый сад, поредевший от времени и набегов мальчишек), сел прямо на траву, спиной прислонившись к стволу.
И заснул.
Когда проснулсяуже стемнело. Дождь, как видно, давно прошёл, так что и с крыш перестало капать. Только воздух, свежий и влажный, с едва уловимым и странным в городе запахом моря, был всё ещё грозовым, не растерявшим пьянящую вольность молний.
Но с нагретого за день асфальта шли испарения, и уже собирался над городом серый, душный, ночной туман.
Дмитрий Иванович потянулся и выпрямил затёкшую спину. Болел позвоночник, и ломило в затылке, но