Эффект, растерянно протянул Витёк. Что же это? Значит они действительно из будущего? Вернуться в своё время не могут, так нашли лазейку к нам?
Молодец! Садись«пять»!
Может они уже гуляют по городу? предположил Евгений.
Нет, не гуляют, задумчиво произнес Лёнька.
Откуда ты знаешь?
Знаю, он почему-то брезгливо поморщился. Пойдёмте-ка к школе!
Зачем?!
Пойдём, пойдём.
Когда они подошли к зданию школы, Лёнька провёл друзей к его торцевой стене.
Вот, смотрите. Наверное, эта кабина висела вон там, он показал рукой на участок стены между первым и вторым этажами школы.
Потом руководитель сместил её влево, то есть, внутрь здания и услышал: снизупервоклашек, они ведь у нас на первом этаже учатся, а сверхунас, здесь-то наш класс размещается, прямо над первоклашками. Я, правда, не знаю, с какой стороны у них этот шлюз в кабине, но записки попали, как видите, именно к нам. Вот только почему третья тетрадь оказалась разорванной и лежала у нас на полу? Не пойму что-то.
Может, опять этот чокнутый в Кабину ворвался? предположил Евгений.
Вряд ли. Может, специально подкинули? выдвинул свою версию Витёк.
Слушайте-ка! воскликнул ошарашенный какой-то догадкой Лёнька. А ведь записи-то могли с таким же успехом попасть и к первоклашкам! Вдруг и у них что-то завалялось! Ведь кабина висела на границе между первым и вторым этажом. Кисс слышал голоса именно первоклашек, значит, Кабина в это время была ближе к ним! Иными словами, когда Лон разрывал блокнот и кидал его на шлюз, они находились нижепотому только часть блокнота попала к нам! А?
Ты гений, Лёнька! искренне восторгаясь своим коллегой, провозгласил Евгений.
Я знаю, нескромно бросил «гений» и все трое кинулись в классную комнату на первом этаже.
Вот этого-то я не предусмотрел, раззява, не предусмотрел. Все, финита ля комедияБормотал себе под нос Лёнька по дороге
Чего не предусмотрел? поинтересовался Витёк, услышав сетования товарища.
Да всё то же, огрызнулся явно расстроенный чем-то Леонид.
Бросив на ходу техничке «В спорт зал, теть Машь!», друзья прошмыгнули через вестибюль в правое крыло здания школы, где располагались начальные классы. Войдя в опустевший «первый А», где когда- то, сто лет назад, протирали штаны старательные «академики», они остановились посередине класса в растерянности, будто рассчитывали увидеть тут саму Кабину.
Помог побороть смятение опять-таки Гритшин:
Что встали? Ищите в партах, на полу, за батареей
Лёня, удрученно произнес Евгений, ты же видишь, тут всё блеституборка была.
Витёк начал всё-таки прохаживаться между партами, заглядывая в них и будто что-то усиленно вспоминая.
Надо мне с отцом посоветоваться. Он у меня голова.
У меня тоже голова, двусмысленно передразнил Витьку Лёнька.Евгений! Что ты всё молчишь, а? О химии своей думаешь?
Вдруг Виктор позвал ребят в дальний угол класса, где, присев на корточки, что-то рассматривал на полу под партой.
Смотрите-ка, здесь в полу такая дырища Вряд ли удержишься, чтобы туда ни чего не бросить, разорванную записку, например, или другой какой хлам, намекнул Витёк, показывая на широкую щель между половицами под угловой партой.
А-а! Про этот «люк в трюм» еще Николай Сергеевич, помню, завхозу выговаривал, чтобы, мол, быстрее заделали его, пока крысы всех первоклашек не пожрали, припомнил Лёнька. Ну-ка дайка я загляну туда. Ра-аз, два-а, взяли!
Они отодвинули парту. Лёнька протиснулся в самый угол, и чуть ли не улегшись на пол, стал всматриваться в проём щели. Она была достаточно широкой, чтобы можно было пошарить в ней рукой.
Ну что? Есть? переминался с ноги на ногу нетерпеливый Витёк.
Есть? это уже Евгений.
Ну?.. Ну?.. Есть?
Есть!!!
Глава 6
Для Бельского не составляло труда найти способ избавить Верочку от тягостных ощущений. Они даже сходили в ресторан. Бельский с чувством рассказывал ей с какими интересными вещами ему приходится сталкиваться в процессе уже подходящей к концу работы над диссертацией.
Верочка осталась довольна и нисколько не жалела, что провела часть вечера с таким интересным человеком, как Александр Григорьевич. И хоть шла она домой в приподнятом настроении, но радужных надежд в отношении Бельского не хранила. К великому его удовлетворению.
Александр Григорьевич знал Моремана уже несколько лет. И познакомились они через одного их общего приятеля, о котором ещё пойдёт речь. Мореман был одного возраста с Бельским и «большим» человеком в своём кругу. Именно в своём. Не в его интересах было «греметь» на весь город. Моремана знали многие: круг его знакомых исчислялся сотнямиа вот имени и фамилии этого человека, казалось, не знал никто. Мореманпрозвище, неизвестного происхождения и лишь случайно имеющее сходство с известным в морском жаргоне словом. Если его кто-то спрашивал: «как твоё имя?», он шутил: «не помню». А если не сдавались: «ну а в паспорте- то?» он изображал на лице крайнюю степень восторга и удивления и восклицал: «Ха! А мне как-то и в голову не приходило заглянуть туда!»
Мало кто знал, где жил Мореман, но никто не сомневался, что дом у него где-то есть, и уж совсем таинственным был вопрос, чем Мореман занимался. Вряд ли он где работал, потому что увидеть его можно было в любое время суток то у одного, то у другого, то утретьей. Но вот что странно: деньги у него водились всегда. И много
А вот кичиться этим он не любил. И броско одеваться не мог себе позволить. Да и сам-то был невзрачным.
На улицах города его можно было увидеть идущим только стремительным шагом, с сосредоточенным лицом, будто занят этот человек крайне важным делом, и если не торопиться, то дело несомненно вылетит в трубу.
Мореман всегда производил впечатление добродушнейшего парня. Да, наверное, и был таким. Не увидишь его ругающимся, не увидишь злым, рассерженным, капризным. Не было в нём жестокости. И не было подлости. Никогда. Не существовало людей, которых бы он обидел.
Но была у него одна слабость. Он любил женщин. Нет, не так, как все. Патологически сильно. Когда ему кто-нибудь по-дружески делал об этом замечание, он оживлялся, проявляя восторг, и, одновременно, абсолютно искренне сокрушался: «ну что же это творится-то?! Ну, ведь никак не могу без них и все тут! Прямо не знаю, что и делать!» и погружался в раздумья.
Если за эту слабость его можно было бы оправдатьведь никакого насилия (ни морального, ни физического), никакого коварства: всё на добровольных началахто в отношении денег Эта сторона многих пугала и удивляла. Удивляло то, что Мореман даже не утруждал себя придумать нехитрую версию о наследстве или каком-нибудь выигрыше, хотя такого выигрыша нигде нет: был случай, когда одному из своих особо близких друзей он одолжил на кооперативную квартиру 20 тысяч рублей, а тот вскоре утонул. Мореман даже не огорчился, что такая сумма уплыла вместе с утоплеником. Такова была самая загадочная сторона его жизни. Но была и ещё одна. В своей эрудиции он редко кому уступал, в то время как с книгой или газетой в руках, как возможными источники энциклопедических знаний, его видели крайне редко. А на глазах он был всегда
Бельский же не видел его уже давно. Обычно Мореман сам заходил к Шурику, как он называл Бельского. Каждый раз, явившись после долгого отсутствия, Мореман искренне приносил извинения, ссылаясь на дела. Оба симпатизировали друг другу. Не смотря на разные места, занимаемые этими двумя людьми в обществе, разные взгляды на жизнь, в чём-то они были схожи. Ни тот, ни другой не могли понять в чём. Эрудиция? Присущий им обоим философский склад ума? Умение общаться? Познания в психологии людей? Нет, всё не то. Бельского, как ни странно, при его порядочности и высокой нравственности не отпугивала и не смущала материальная сторона жизни приятеля. И это было величайшей загадкой для самого Моремана, который очень хорошо знал Бельского. Кстати, он был и одним из посвященных в трагическую историю его любви.
Теперь, когда Александру Григорьевичу позарез надо было найти Моремана, возникла новая трудность. Ему не хотелось сейчас прибегать к помощи других лиц, хотя одно таковое имелось. Это был один их общий знакомый, студент торгового института. И не найдя ничего лучшего, как отправится к нему, Бельский, по дороге домой из ресторана, где он угощал Верочку мороженым, решил взять такси Но свой замысел ему неожиданно пришлось отложить.