Уолдо поспешно встал, нашарил обувь, застегнул молнии.
Дядя Гэс говорит, ее надо носить и не снимать, объяснил он. Мол, все носят. А вы застали меня врасплох.
Грех невелик. Дома носить обувь необязательно. Где док?
Ушел на весь день. Правда необязательно? А мои медсестры всегда носили обувь.
Да, все так ходят. Но никто не заставляет, и такого закона нет.
Раз все, значит и я. Но не скажу чтобы обувь мне нравилась. Дохлая она какая-то, вроде пары отключенных «уолдо». Но научиться очень хочется.
Чему? Как обувь носить?
Нет. Вести себя как все люди. Это и впрямь очень трудно, заявил Уолдо на полном серьезе.
А Стивенса как осенило, он ощутил волну сочувствия к этому человеку без прошлого и без друзей. Все тут ему в диковину, все незнакомо. Он вдруг ощутил порыв признаться в том, что вечно было на уме, когда речь заходила об Уолдо.
Вы и впрямь теперь сильный человек?
На лице Уолдо явилась счастливая улыбка.
И с каждым днем делаюсь все сильнее. Нынче утром показал на силомере двести фунтов. И гляньте только, сколько лишнего веса сбросил.
А и верно, вид у вас прекрасный. Забавно, знаете, ведь я с нашей самой первой встречи молил небо, чтобы вы стали сильным, как обычный человек.
Правда? А почему?
Как сказать Наверное, согласитесь, что довольно часто в разговорах со мной вы подпускали яда в свои слова. Вы постоянно выводили меня из себя. Я хотел, чтобы вы стали сильным, чтобы я смог при желании выбить из вас все дерьмо.
Уолдо тем временем расхаживал по комнате, привыкая к обуви. Заслыша эти слова, он остановился и с великим изумлением уставился на Стивенса.
То есть вы хотели побиться со мной на кулаках?
Точно. Вы говорили мне такие вещи, какие мужчине не следует говорить, если он не готов подкрепить их кулаками. Не будь вы тогда калекой, я бы разок разделал вас под орех. Да не разок, а больше.
Уолдо, казалось, с трудом осваивает какой-то новый подход.
Кажется, я понял, протянул он. Ну раз так, то
И с этими словами изо всех сил послал вперед увесистый кулачище. Стивенс этого, естественно, не ожидал. Удар нечаянно пришелся ему в подбородок, и он рухнул без сознания.
Пришел он в себя, сидя на стуле. Уолдо тряс его.
Я что-нибудь не так сделал? тревожно спросил Уолдо.
Чем это вы меня?
Рукой. Я что-нибудь не так сделал? Это не то, что вы хотели?
Что я хо-о Искры все еще сыпались из глаз, но до него начал доходить комизм ситуации. Слушайте, значит, по-вашему, бой начинается с этого?
А разве нет?
Стивенс постарался объяснить Уолдо современный этикет культурного мордобоя на американский лад. Уолдо слушал, хлопал глазами и наконец кивнул.
Ясно. Сперва надо предупредить противную сторону. Хорошо, вставайте, и начнем заново.
Не спешите вы! Подождите минутку. Вечно вы не даете мне закончить то, что начал говорить. Я был зол на вас, но это в прошлом. Вот что я пытался вам сказать. Ехидина вы были жуткая, сомневаться не приходится. Но иначе вы не могли.
Не хочу быть ехидиной, на полном серьезе сказал Уолдо.
Знаю, что не хотите, и вам это удается. Я сказал бы, вы теперешний мне нравитесь. Имею в виду, после того, как стали сильным.
Вы не шутите?
Не шучу. Но больше не практикуйте на мне такие удары.
Не буду. Я просто вас не понял. Знаете ли, доктор Стивенс, это
Зовите меня просто Джим.
Джим. Ужасно трудная штукапонять, чего от тебя в действительности ждут. В этом нет почти никакой системы. Возьмите отрыжку. Я не знал, что рыгать в присутствии других не положено. По-моему, отрыжкаестественное дело. А дядя Гэс говорит, что нет.
Стивенс попытался растолковать Уолдо насчет отрыжкибез особого успеха, поскольку выяснилось, что Уолдо почти начисто лишен даже теоретических представлений о правилах поведения в обществе. У него не было даже книжного представления о сложности нравов, поскольку он почти не читал художественной литературы. Он еще в раннем детстве перестал ее читать, потому что не хватало личного опыта, который необходим, чтобы оценить по заслугам изящную словесность.
Он был богат, он был могуч, он был гений в области механики, но он все еще оставался на уровне детского сада.
Уолдо хотел это исправить:
Джим, вы мне очень помогли. Вы объясняете такие вещи лучше, чем дядя Гэс. Давайте я найму вас в учителя.
Стивенс подавил легкий укол самолюбия:
Прости. У меня есть работа, которая не дает мне скучать.
Ну, это-то без проблем. Я заплачу вам больше, чем там. Скажите сами, сколько вы хотите. И по рукам.
Стивенс тяжело вздохнул:
Вы не поняли. Я инженер и в личные помощники к вам не пойду. Вы не можете меня нанять. Я помогу всем, чем смогу, но денег с вас за это не возьму.
А что плохого в том, чтобы брать за это деньги?
«Он же неверно ставит вопрос, подумал Стивенс. В такой постановке на него невозможно ответить».
Он пустился в долгие и путаные рассуждения по поводу профессиональной и деловой этики. И не слишком преуспел: Уолдо вскоре перестал понимать, о чем речь.
Боюсь, что до меня не доходит. Но я вот о чем: вы не могли бы научить меня, как вести себя с девушками? Дядя Гэс говорит, что ему просто страшно вывести меня на какую-нибудь вечеринку.
Ну-у-у, я попробую. Обязательно. Уолдо, но я заскочил повидаться с вами по вопросам, которые возникли у нас на централи. Касательно теории двух пространств, о которой вы мне рассказывали
Это не теория, это факт.
Пускай так. Но я хочу знать вот что: когда вы рассчитываете вернуться во «Фригольд» и возобновить исследования? Нам нужна кое-какая помощь.
Вернуться во «Фригольд»? Понятия не имею. Я не собираюсь возобновлять исследования.
Как, вообще не собираетесь? Но, бога ради, вы даже наполовину не закончили исследований, которые наметили в разговоре со мной.
Ребята, вы и сами можете справиться. Разумеется, я всегда помогу, проконсультирую.
Что ж, может быть, нам удастся привлечь Грэмпса Шнайдера с сомнением в голосе произнес Стивенс.
Не советую, ответил Уолдо. Позвольте, я вам покажу письмо, которое он мне прислал.
Вышел ненадолго и вернулся с письмом:
Читайте.
Стивенс пробежал взглядом текст.
«Ваше великодушное предложение об участии в проекте «Новая энергия» я ценю, но, правду сказать, у меня нет интереса к подобным вещам и такую ответственность я почел бы для себя бременем. Новость о вашем выздоровлении меня крайне обрадовала, но не удивила. Мощь Иномира принадлежит тому, кто на нее притязает» И дальше о том же. Писано было отменным старинным каллиграфическим почерком чуть дрожащей рукой; в тексте не было и следа простонародных выражений, которые Шнайдер употреблял в разговоре.
Н-да-а-а. Кажется, я понял, что вы имеете в виду.
Полагаю, он считает нашу возню со всякими гаджетами неким ребячеством, задумчиво сказал Уолдо.
Видимо, да. Но скажите, а вы-то чем собираетесь заняться?
Я-то? Да точно еще не знаю. Одно могу сказать: повеселиться хочу. Причем повеселиться всласть. И пока только присматриваюсь, насколько это веселое делобыть таким же человеком, как все.
* * *
Костюмер надел ему правый штиблет.
А насчет того, как я увлекся танцами, это долгая история, продолжал он.
Хотелось бы поподробней.
Из клиники звонят, раздался в уборной чей-то голос.
Скажите, что скоро буду. А что, если бы вы заглянули ко мне, скажем, завтра во второй половине дня? Найдется время? обратился он к журналистке.
Лады.
Сквозь стеснившихся вокруг репортеров и фотографов плечом прокладывал себе дорогу какой-то человек. Уолдо поймал его взгляд.
Привет, Стенли. Рад видеть.
Привет, Уолдо.
Глисон вынул из-под плаща какие-то бумаги и шлепнул их на колени танцору:
Погляди, и принесешь мне их на следующий концерт, поскольку я все равно там буду. Хочется еще раз посмотреть.
Понравилось?
Нет слов!
Уолдо улыбнулся и подхватил бумаги:
Где тут подпись проставить?
Глянул бы вперед, предупредил Глисон.
Да ни к чему. Что тебе хорошо, то и мне. Ручку не одолжишь?