Не уводите разговор в иное русло, я заинтересованна. ЛЗорназа оказали вам какую-то услугу?
Скорее я провинился перед ними. Ошибка, которую я признаю. Столица постоянно приписывает мне всевозможные грехи, и обычно я не обращаю на это внимания, но не в этот раз. Я сильно провинился перед домом лЗорназа. Но я не мог иначе.
Мы прошлись по Кондитерскому переулку, заполненному теплым запахом сладостей, привезенных к нам из половины стран современного мира. Успев немного подмерзнуть, мы зашли в крошечную сладкую кухню, в которой помимо прилавка имелись два столика. Нам подали какао с хрустящими рожками и леденцами в виде морских ракушек.
Вы сладкоежка, тан лМориа.
Это помогает мне думать. Вы можете звать меня по имени. С некоторых пор «тан лМориа» из ваших уст меня ранит.
Хорошо, Бриан.
Она хихикнула, смущенно прикрывая рот.
Краем уха я слышала однажды имя Балитвейнэ лЗорназа. Дамы не знали, что я рядом. Я заметила, что они о многом не говорят в моем присутствии. Особенно о вас, и когда рядом тани лМориа. Ее
Боятся.
И чтят. Балитвейнэ лЗорназа.
Супруга Огарэна, мать Ториуна и Микара. Бывшая супруга и мать. После бракоразводного процесса сыновья прилюдно отказались от нее.
И виной тому стали вы.
Да. До сих пор удивляюсь, почему Огарэн не попытался подослать ко мне убийц. На дуэли у меня было бы больше шансов, но никто не осудил бы его, если бы тан лМориа однажды утром проснулся мертвым.
Я немного привираю, ибо знаю, что столичные убийцы не принимают контрактов на мою голову. Им хватило пяти неудачных попыток, чтобы понять пока рядом Себастина, я неуязвим.
Это случилось не так давно. Я только-только занял кресло Паука, обойдя могущественного и влиятельного аристократа и
Тана Огарэна лЗорназа.
Да, его, яркого лидера партии монодоминантов, богача, флотского офицера с боевым опытом, хитрого политика. Это была пощечина, которой я насладился сполна. Первое время я с удовольствием был на виду, дразнил свет появлениями на приемах, балах. Меня не хотели звать, но верховного дознавателя боялись. Не имея влиятельных друзей, я начал руководить контрразведкой. Вы понимаете, что это значит, та
Аноис, Бриан, пожалуйста. Нет, я не понимаю.
Я улыбнулся:
Влиятельный человек без влиятельных друзей означает двойную опасность. Он добился положения сам, значит, много сильнее обычной рыбешки, плавающей в этом море, и у него нет друзей, значит, никто не защищен от его власти, никто не имеет на него влияния. В наших кругах это неприемлемо, все благородные дома переплетены родственными узами, которые невозможно игнорировать. Я был исключен из этой паутины, и потому, став Пауком, сплел собственную. Тогда я еще не боялся огня, которого бояться стоит, а потому обжегся. Мною двигали исключительно благие побуждения, скажу вам искренне, я не знал, во что превратится мой поступок. Однажды, на приеме, рассматривая окружающих с помощью Голоса, я увидел странные чувства. Это было сложное сочетание эмоций, но в основе его была тоска, такая тяжелая и злая, что мне захотелось наложить на себя руки. Я запомнил ее навсегда. Это была Балитвейнэ, сиятельная тани, прекрасная, как утро ранней осени, благородная, гордая, недостижимая. И несчастная. Такой концентрации тоски я еще не встречал, а ведь я был в Гаантарани, лагере для малдизских военнопленных, и уж там, поверьте, безысходность была настоящим божеством, правящим умами тысяч Рискуя быть опозоренным и осмеянным в любой момент, я приблизился к ней и заговорил. Видимо, ей было так плохо, что она не обратила внимания на то, с кем говорит. Знаете, когда тебе очень плохо или очень хорошо, твои приоритеты на время меняются. Очень осторожно я коснулся ее эмоций и чуть подправил их, а потом все пошло на лад. Она очнулась, встрепенулась, вновь видя мир в цвете, и упорхнула. Много позже она призналась мне, что в день нашей первой встречи обдумывала недопустимое.
Впоследствии мы стали видеться чаще, и я поймал себя на мысли, что появляюсь в свете лишь ради того, чтобы увидеть тани лЗорназа. Было так странно не ощущать брезгливого отвращения от прекрасной тани. Я открыл ей правду о том, что делаю с ее чувствами, и она молча дала мне позволение исправлять эти изъяны, которые, появляясь, причиняли ей такие страдания. Она знала, что больна, и к чему ведет ее болезнь, она тоже знала. Волей Луны, я единственный был способен замедлить и обратить болезнь вспять, заставив Бали забыть о нестерпимых головных болях, депрессии, паранойе, боязни яркого света. Мы старались не быть замеченными, проводить сеансы наверное, это можно назвать терапией, наедине, чтобы не скомпрометировать ее. Я и сам не заметил, как притяжение стало слишком сильным.
Завязался роман?
Именно роман. Как там пишут наши криворукие беллетристы, Себастина? Их захлестнул водоворот страсти?
Не знаю, хозяин, я читаю лишь поварские книги и трактаты о первой медицинской помощи.
Как-то так, да. Она была прекрасна, милая Бали, добра и великодушна. В конце концов, она сама все рассказала мужу и потребовала развода. Он никогда не обижал ее, и с точки зрения общества они были безупречной парой, но Бали постоянно страдала от черной тоски, запертая в серебряном саркофаге жизни благородной тани, и это убивало ее. Бросив все, она освободилась от брачных уз, вернулась в прежнюю семью, где ее приняли, и теперь она, кажется, путешествует. Я получаю письма, в которых она восторженно говорит о разных уголках света и о том, как она счастлива. В последнем письме она сообщила мне, что нашла тана, которого полюбила. Представляете? Где-то далеко на севере, за границами Мескии, в Раххии он жил, не зная о ней, а она увядала здесь. И так живут тысячи из нас, не ища единственную истинную любовь, назначенную нам богиней. Я покрутил в пальцах наполовину пустую чашку и поставил ее на блюдце. Достаточно с меня сладкого на сегодня. Да, вот так тан лМориа спас чью-то жизнь. И попал, как всегда, в крайне двусмысленную ситуацию. Никогда и ничто в моей жизни не получалось идеально, всегда что-то да и шло наперекосяк.
Боясь того, что могу увидеть, я посмотрел на Аноис, выискивая стыд, презрение, страх, все, к чему привык и что понимал очень хорошо, но вместо них лишь спокойствие, симпатия, смущение и что-то теплое, обволакивающее и успокаивающее. Понимание? Аноис понимает меня? Такое возможно?
Вы подарили мне прекрасный день, Бриан. Я многое увидела, многое узнала, много смеялась, и все это бесценно. Но знаете, за что я особенно благодарна вам? За желание обнять вас.
За желание?
Да, я хочу обнять вас, Бриан, и нахожу это желание прекрасным. Вы позволите мне?
Сочту за честь.
И тогда она обняла меня, положив голову мне на грудь, а я, не думая о том, как это выглядит со стороны, приобнял ее, и ко мне пришел покой, и растаяли видения искалеченных тел, и отступила паранойя, и я вдруг подумал, что какие бы враги ни угрожали империи, я для каждого найду дерево и веревку. Понимая, что это чувство умиротворения не продлится долго, я насладился каждым мгновением, прежде чем Аноис отпустила меня.
Пойдем домой? Начинает темнеть.
Она согласно кивнула, и мы отправились обратно в Олдорн. Дома нас уже дожидался накрытый и сервированный стол, почти не побитый чайный сервиз, отменный ужин. Потом мы переместились в библиотеку и долго проговорили у камина. Беседы не коснулись ничего важного, зато вышли легкими и приятными. Перед тем как отправиться к себе, Аноис мягко взяла меня за руку и посмотрела в глаза:
С днем Звезды, Бриан.
Так вы знали?
Тани лВэйн сказала мне. «Он не празднует свой день Звезды», сказала она. А я пообещала ей, что в этот день не позволю вам просидеть взаперти. К сожалению, я не знала, что вам подарить.
Никто не знает, улыбнулся я. Ни Ив, ни Инч не знают, чего я хочу, и давно меня этим попрекают. Будто я сам знаю. Но вы угадали. Спасибо за подарок.
Вы хотели погулять по городу? рассмеялась она.
Нет, я хотел чуточку покоя, и я это получил.
Спокойной ночи.
Желая ей этого, я уже знал, что спать не буду. Ведь сам я не забыл о своем дне Звезды пришла та самая ночь.
Себастина?
Все сделано, хозяин. Все двери и окна заперты, Луи и Мелинда настороже. Никто не потревожит вас.