Я постаралась, чтобы эти слова прозвучали как комплимент, но, вылезая из машины, подумала, что Алваресполитик и очень может быть, что он, наоборот, обиделся, когда я приписала ему такое качество, как искренность.
4
Мы с Мигелем называли ее «комнатой правды». По одной такой было в каждой театральной студии, в том числе и в «Хранителях», куда я направилась после встречи с Алваресом.
Думал о тебе все утро, эти слова Мигель выдохнул мне прямо в губы.
Обманщик.
В «комнате правды» обманывать запрещено, сеньорита.
Мы оба улыбнулись. Еще раз поцеловались, он, обхватив мою промокшую куртку, прижал меня к груди. Руки у него были очень красивые, оставаясь при этом мужскими, мягкие и в то же время властные. Мне нравилось ощущать их на своем теле.
Мы чуть отодвинулись друг от друга, ровно настолько, чтобы встретиться взглядами.
Как все прошло? шепнул Мигель.
Хорошо. Без сюрпризов.
И как он это воспринял?
Думаю, что нормально. Алварес не очень-то разговорчив, сам знаешь.
А тебе подходит такой тип мужчин.
Поганец. И я поцеловала его в губы.
Я не могла припомнить, кто первым дал название нашим «комнатам правды». Думаю, это случилось, когда мы осознали, что в остальных помещениях наших театров мы практически всегда притворяемся. В кладовке «Хранителей» не было окон, и освещалась она голой лампочкой, одиноко свисающей с потолка. К тому же комнатка была крошечной: если бы я встала посередине и раскинула руки, то смогла бы дотронуться до металлических полок, выстроившихся вдоль стен. На них хранились наши театральные шмотки: бусы, браслеты, шляпы, наручные часы, очки, нижнее бельекак женское, так и мужское; даже огромные искусственные орхидеи и мелкие фиалки горой были навалены в коробку. Имелся и унитаз на полуестественно, тоже бутафорский, и над ним потешались все кому не лень. Так что уже и шутки на эту тему приелись.
В любом случае, какой бы тесной и убогой ни была эта комнатушка, она служила нам убежищемтем местом, где мы уединялись, чтобы поговорить о нас самих, спрятавшись от вездесущих камер слежения и техники. У нас с Мигелем было очень мало свободного времени, и в последние недели встречались мы только в театре.
Ты ему рассказала о нас? спросил он, отводя волосы с моего лба умелым жестом визажиста.
«О нас», произнесенное его голосом, звучало прекрасно. Я улыбнулась:
Я сказала ему, что люблю одного своего коллегу. Обо всем остальном он и сам знает. Хотела сказать, что люблю «одного парня», но раз уж речь идет о мужчине за сорок, с бородой и ранней сединой на висках, то я решила, что это будет чересчур
Тебе же нравятся ранние седины!
Так и есть, папочка.
Мигель продолжал улыбаться самым обворожительным образом, но я уловила серьезность в выражении его лица. Я знала, что наша разница в возрасте слегка его огорчает.
Всему хорошему нужно времячтобы созреть, заявил он.
Прежде чем ответить, я заглянула в его глаза:
Да я просто прикалывалась. Тысамый молодой мужчина из всех, кого я знаю.
Поздно теперь спасать ситуацию, даже и не пытайся, детка. И он коснулся пальцем кончика моего носа.
Я снова его поцеловала. Он был восхитителен.
В любом случае, как только ты сообщишь о своем решении Падилье, об этом узнают все.
Да, через пару часов мы станем знаменитостями.
Телевизионщики объявят об этом в выпуске новостей
«Наживка испанской полиции покидает службу для совместного проживания с бывшим наживкой среднего возраста», пустилась я импровизировать, подзуживая его.
Нет, не так: «Известный профессор, специалист в области психологической подготовки и бывший наживка испанской полиции Мигель Ларедо решает связать свою судьбу с никому не известной наживкой, находящейся на службе в испанской полиции».
Слишком длинно
Ну, тогда «Знаменитый и очаровательный тренер Мигель Ларедо женится».
Но мы не собирались пожениться. Я засмеялась.
Другие заголовки в голову не приходят. А новостей без заголовков не бывает.
В таком случае не будет и новости.
Мы молча смотрели друг на друга, и я воспользовалась моментом, чтобы погреться в лучах его улыбки.
Мигель был высокимнамного выше меня, а я далеко не коротышкаи к тому же находился в прекрасной форме. Борода на его щеках была такой короткой, что почувствовать ее можно было, только проведя по коже пальцем, зато просто снежной белизныеще белее, чем густая взъерошенная шевелюра. И это почти всегда резко контрастировало с черным цветом его одеждыему нравилось именно черное. Сегодня это была рубашка с воротником типа «Мао» и итальянские брюки, то и другоечерное, без нюансов. Однако смысл всему облику придавала улыбка, будто она была создана на радость всем. И его излюбленное выражение«я могу так тебя развеселить, что ты лопнешь от смеха» меня просто очаровывало. Когда я смотрю на него, у меня то и дело мелькает мысль: «Как же нам, женщинам, нравятся те мужчины, которые не перестали быть детьми».
Наши отношения начались только в этом году. А до того Мигель был для меня «профессором Ларедо» живой легендой мира наживок всей Испании, и я была удивлена, как и все в округе, когда выяснилось, что знаменитый, привлекательный экс-наживка и тренер-психолог обратил на меня внимание. «И как только тебе это удалось?» в шутку спросила моя сестра Вера, когда до нее дошла эта новость. Я изобразила важную мину, но самым честным ответом было бы: «Потому что я ничего для этого не делала». Произошло, и все тут. И стало реальностью. Если и было что-то действительно реальное в моей тогдашней жизни, так то, что мы любим друг друга.
Ну ладно, и как ты себя чувствуешь в этот великий день? произнес он наконец.
Честно говоря, даже не знаю. Все произошло так быстро. Мне, наверное, еще нужно привыкнуть.
Ясное дело, это как раз нормально.
И мне по-прежнему не нравится бросать начатое дело.
Тебя смогут заменить в тех охотах, которыми ты сейчас занята, я об этом уже говорил
Да, говорил.
Но дело ведь не в этом, так?
Мотнув головой, я отбросила со лба еще влажные волосы.
Ничего, пройдет.
Дело в нем, в Наблюдателе, сказал Мигель.
Я заколебалась, но так ничего и не сказала в ответ. На эту тему мы говорили уже миллион раз, я обсудила это с миллионом подушек и задала вопрос миллиону зеркал. И все жевот он, снова тут как тут, неотвязный. Наблюдатель. Имя, одно упоминание которого в моем присутствии выбрасывало мне в горло желчь, а все мое тело наполнялось отвращением, как будто по венам начинала циркулировать не кровь, а жидкое дерьмо.
«Да хватит уже. Ты ушла в отставку. Kaput. The end».
В конце концов мы его поймаем, солнышко, будь уверена.
Да знаю я В конце концов мы всех их ловим. Но вся штука в том Нет, не могу объяснить.
Вся штука в том, что ты принимаешь это близко к сердцу и становишься как раз тем, чего больше всего желает предмет твоей охоты и потом тебе очень трудно оставить это. Со мной было то же самое, когда я решил, что пришла пора закрыть лавочку.
Да, так и есть, наверное, нехотя согласилась я.
Мигелю, как практически всем мужчинам, доставляло удовольствие думать, что он очень хорошо знает свою вторую половинку, и я даже не сомневалась, что во многих случаях он мог бы назвать самые глубинные причины моих поступков. Однако все во мне восставало против такой скрупулезной экспертизы.
Но тут дверь распахнулась и на пороге возникла молоденькая девчонканевысокая, белокурая, глаза голубые, волосы собраны в короткий пушистый хвостик. На ней был белый халатикобычная наша одежда в перерывах между репетициями, а на груди красовался красный бейджик. Но мне не потребовалось читать ее имя, чтобы узнать, что ее зовут Элиса Монастерио. Она была не однарядом стоял мальчик лет десяти-одиннадцати, невероятно красивый, одетый точно так же, как и она.
Ой, простите, я думала, здесь никого нет, сказала Элиса, краснея. Хотела поискать каких-нибудь вещичек для него. Оннаш новый «Артур» и пока еще очень смущается. И она взъерошила мальчишке волосы. Я, наверное, помешала