Привет, сказал он. Выглядишь гораздо лучше.
Привет. Ты тоже.
Я приблизился к нему осторожно, все еще не понимая, кто он мне теперь. Согласен ли он принять меня, после тех мерзостей, что я ему наговорил, и тех гадостей, что сделал? Позволит ли вернуться домой? Для всех, кто получал меня, я становился любимой игрушкой. Они надоедали мне намного раньше. Я множество раз бросал, но никогда не оказывался брошенным. Я привык быть Бриллиантовым мальчикомя холодный, сверкающий, как ни старайся, ты не оставишь на мне ни царапины. Но теперь, испытывая страх отвержения, непривычный и мучительный, я крошился в пыль, лишенную всякого блеска.
Неужели я стал таким ужасным, что даже ты начал бояться меня? насмешливо осведомился Дьобулус.
Он обнял меня, позволил мне прижаться к нему, и, ощутив его телоподзабытое, но знакомое мне как собственное, вдохнув свежий запах его волос, я почувствовал, как лопается образовавшийся за время разлуки сгусток тоски, заполняя болью всю мою грудную клетку.
Я привез тебе несколько альбомов. Все новые.
Спасибо.
У меня был плеер и пара кассет, но я обнаружил, что не могу слушать песни, связывающие меня с прошлым, волокущие длинные хвосты воспоминаний. Дьобулус, который догадывался и о таких мелочах который не требовал от меня правды и не верил моей лжи который почти ничего от меня не требовал, кроме самого необходимого, и если он хотел от меня секса, то разве я могу утверждать, что отдавался не по собственному желанию и воле? Однако все эти годы я был слишком высокомерен, чтобы ценить его. Втайне гордясь тем, что он выбрал меня, восхищаясь его могуществом, я презирал его самого, потому что, как бы он ни вознесся, с каким бы достоинством ни держал себя, он оставался подрывателем, торговцем наркотиками и хладнокровным убийцей. Нас разделяли безликие призраки его жертв, до которых мне не было дела, но которых я не мог ему простить, вероятно, лишь потому, что сотни тысяч, миллионы людей сочли бы действия Дьобулуса непростительными. Я не был среди этой толпы, но она была больше меня и властвовала над моим мышлением. Клеймила Дьобулуса. Клеймила меня.
Горло сжимали спазмы один за другим, почти без интервала, так что мне едва удавалось дышать. Дьобулус снял пальто и из красного стал непроницаемо-черным. Мы молча легли на мою узкую кровать, и он обвил меня руками. Даже сквозь два слоя одеждымоей и его, жар его тела доходил до меня, прогоняя мой вечный холод. Дьобулус был огнем, а я льдом, и странно, что мы оказались долговременным союзом. Очевидно, часы индивидуальных консультаций не прошли для меня бесплодно, потому что я смог сказать:
Прости меня.
Науэль, я все прощаю либо в течение трех дней, либо никогда. Тебе повезло.
Он запустил пальцы в мои волосы. Вот и все. Он простил меня. Как будто я не вел себя как скотина. Но мои тиски только сжало сильнее.
Я много размышлял обо всем, что случилось Оказывается, у меня есть стыд и совесть, и теперь они отрывают мне голову. Я до конца жизни буду себя ненавидеть.
Тебе только двадцать лет, Науэль. Рано говорить про всю жизнь.
Вот именно, усмехнулся я. Мне всего двадцать, а я уже успел столько наворошить
Дьобулус перевернул меня на спину, чтобы посмотреть мне в лицо.
Не твоя вина, что ты рано начал, он задумчиво подпер голову ладонью.
Но моя, что продолжил. И мне страшно, до чего я дошел в итоге. Как бы я хотел отменить все. Вернуться в прошлое, исправить его, я смотрел на Дьобулуса так жалобно, как будто умолял построить для меня машину времени. Аж самому тошно от своей вечной беспомощности. Не стрелять в человека на шоссе. Не обижать Стефанека. Не бросать Эллеке. Не взрывать того дебила в школе хотя нет, тот кусок говна заслужил.
Дьобулус снял с меня очки, потер мою переносицу, разглаживая вмятину от дужки, погладил мои нос, губы. Прикосновения, лишенные всякого эротизма, выражающие лишь чистую нежность; концентрат без примесей.
Открою тебе страшную тайну, Науэль, то, что позволяет мне не сойти с ума: несмываемых грехов не существует. «Непрощаемость» греха придумали люди, и у них были свои причины для этого. Совершённое убийство не оставляет на твоих костях отметок, не окрашивает твою душу в черный цвет. Даже самый скверный поступок не сделает тебя навсегда плохим. Все компенсируется подобным. Пристрели человечкаэто минус, заслони от пули другогоэто плюс, и, как ни цинично это звучит, в итоге ты выйдешь в нольперед провидением. Может, и перед собой, если ты сможешь принять этот принцип. Пока ты жив, у тебя есть возможность исправиться. А если люди продолжат осуждать тебя что ж, порой они осуждают и без весомой причины.
Каждое его слово снимало один кирпич с той груды, что я сложил на себе за долгие ночи самообвинений. И все же
Но ведь даже если удастся очиститься ты все еще будешь помнить, что сделал. Сожаления останутся, я улыбнулся, но губы предательски скривились.
Дьобулус дернул плечом.
У всех остаются, его оранжево-карие глаза словно затянуло дымом. Я дважды терял близких людей. Мне и первого раза хватило, чтобы понять, что мне это не нравится, но когда это случилось снова, это было как выстрел возле самого уха. Бум! и внешние звуки перестают существовать, остается лишь звон в твоей собственной голове. Мне хотелось притвориться, что это мерзкий сон и однажды я смогу разбудить себя, но это была реальность, в которой мне предстояло существовать. Однако же я пережил те потери, и понимание, что я такое, и свои скверные поступки, которых не пережили многие другие, и свою тревогу, и обиды, и даже сожаление. Невзгодыэто не попытки уничтожить нас. Это испытания, уроки. Ты должен быть благодарен за то, что тебе их предоставили. Когда-то я был молод и не понимал этого. Я проклинал судьбу и думал: «За что мне это? За что? За что?» Но однажды я проснулся и осознал, что все изменилось. После всего, через что мне пришлось пройти, я стал всемогущим, непобедимым. Не осталось ничего, способного расстроить меня больше, чем я уже когда-то был расстроен. Я никогда не буду более жалким, глупым, растерянным и слабым, чем я уже когда-то был. «Чтобы найти одно, достаточно обнаружить его противоположность» идея, на которой держатся все религиозные воззрения в Роване. И я нашел то, чего никогда не будет у рафинированных мальчиков и девочек, которые просто не получили возможность проявить слабость или силу. Изживи все тревогии тебе останется только спокойствие. Прочувствуй страдание, чтобы ощутить счастье. Ненавидь, пока тебя твоей яростью не вытошнит, и в тебе останется только любовь. Ты поймешь однажды и станешь другим. Лучше, чем сейчас.
Поэтому ты позволил мне съезжать дальше?
Дьобулус улыбнулся.
Бесполезно взывать к разуму, пока безумие еще кипит в крови. Я просто ждал, присматривал за тобой, почти не вмешиваясь.
Дьобулус
Не догадка, а твердая уверенность: я жив только потому, что он не позволил мне умереть. На мгновение я увидел себя мертвым, разлагающимся, пропитанным насквозь влагой, что просачивается ко мне сквозь слой земли. Дьобулус провел по моему лицу ладонью, и кошмарный образ померк, пропал.
Благодарность была как теплый прилив. Иногда я едва выдерживал жизнь, но, приблизившись к смерти практически в упор, я понял, что это определенно не то, о чем стоит мечтать. Губы пересохли Ну, скажи же то, что решил, что должен сказать. Я думал об этом каждую ночь, проведенную на этой кровати
Все эти годы я очень тосковал по Эллеке. Я соскучился по Стефанеку. Я скучал по тебе, мне не удавалось начать сразу.
Глупый, пробормотал Дьобулус, поглаживая мои волосы. По мне незачем тосковать. Ты можешь позвать меняи я буду рядом, всегда, когда тебе это нужно.
От этих слов мне стало приятно и больно, как будто я ждал их всю жизнь и, наконец, дождался. Я ощутил себя маленьким, как ребенок, и таким же беззащитным, еще не нарастившим броню, которая позже придала мне уродливые формы. Хотя я ненавидел себя, но любовь к нему чувствовал даже в кончиках пальцев И я не должен был позволять себе сомнения.
Если ты хочешья перевел дух. Почему мне так сложно это произнести? Если ты хочешь, я буду с тобой. В смысле только с тобой.