Дьобулус поморщился. Он огласил весь длинный список моих греховбез злобы, но с огорчением, точно разговаривал с неразумным ребенком. Папочка. Я с озлоблением напомнил себе, что он никто для меня, но в глубине души что-то беспокойно зашуршало, протестуя.
Если ты действительно хочешь помочь ему, зачем тебе я? устало осведомился Дьобулус.
Потому что если кто и сможет помочь, так только ты. Ты умеешь влиять на людей. У меня никогда не получится.
Судя по твоему состоянию на данный момент, мои способности в данной области сильно преувеличены. А ты просто пытаешься скинуть ответственность.
При чем тут ответственность?
Дьобулус поджал губы. Некоторые его гримасы больше подошли бы чинной старой деве.
Не пора ли взять себя в руки, Науэль? Выбраться из потока на берег? Как только ты сам нащупаешь землю, ты сможешь вытащить другого. Тебе не приходило в голову, что вся эта ситуация возникла в твоей жизни не без причины? Что это намек для тебя: измени свое поведение? Это ты спишь с тем глупеньким мальчиком, не я, и онтвоя проблема, не моя. Не меня с ним уносит одна река.
То есть ты отказываешься помочь?
Отказываюсь. Не смотри на меня злобно и не пытайся выставить меня бессердечным ублюдком. Лучше спроси себя: если ты не готов напрячься, чтобы улучшить ситуацию, так ли ты беспокоишься о нем на самом деле?
Я был ослеплен бешенством, но не настолько, чтобы не видеть его правоту, и это только бесило меня больше. Мы застыли в напряжении, вонзившись друг в друга взглядами. Радужки Дьобулуса стали цвета расплавленного золота.
Я посмотрел фильм, добавил Дьобулус после минуты отравляющего молчания. И он мне не понравился. Этот мальчик мало того, что написал плохой сценарий, ночто самое скверноеначал жить по нему. Он все для себя решил.
Дьобулус мог говорить что угодно про меня, но ничегопро Стефанека. Тем более правду. Кроме того, он назвал фильм плохим, недооценив, что «Заблудившийся» значит для меня. Наше совместное со Стефанеком творение. Только я знал, чего Стефанеку стоил этот фильм. И вот результатметания Стефанека, его время, кровь, пот и слезы оценили словечком «плохо». С этой секунды Дьобулус предстал передо мной исключительно в красном светевраг, враг, и рвать его на части, как всех врагов. Я проорал ему мои давние опасения и то, до чего додумался непосредственно в тот момент:
Это не мне плевать на Стефанека, это тебе плевать на меня! Ты хочешь, чтобы он умер, потому что с ним я забыл про тебя! Ты просто очередной извращенец, готовый изувечить меня, лишь бы захапать!
Дьобулус выслушал меня молча, как выслушивают обвинения в зале судаоправдания неуместны. После пяти минут воплей, когда я, наконец, заткнулся и жадно задышал, он закрыл глаза кончиками пальцев. Затем убрал руки от лица и встал. Его лицо слегка побледнело, но в целом он выдержал потрясение стойко.
Мои чувства к тебеэто мое личное дело, и я не намерен обсуждать их с тобой. Одно скажу: если я чего-то от тебя добиваюсь, то лишь потому, что это необходимо и полезно для тебя.
Меня как в холодную воду окунули, но я пытался не показать свою намокшую шкурку и спросил с вызовом:
А чего ты добиваешься от меня?
Адекватности. Нормального состоянияэмоционального, психического, физического.
Моя отрепетированная усмешка всегда была со мной.
Зачем?
Потому что если ты утопишь себя в грязной канаве, что ты упорно пытаешься сделать, этим ты причинишь мне боль. Я люблю тебя. Я хочу для тебя счастья. Но счастьеэто не то, что можно просто дать, вручить на красивой тарелке, предварительно разрезав на мелкие кусочки для легкого проглатывания. Я мог бы извлечь всю боль из твоего сердца, очистить твою память от дурных воспоминаний, запретить скверным мыслям возникать в твоем мозгу. Но так я только превратил бы тебя в вечно довольного, постоянно улыбающегося идиота с отсутствующей личностью. Вот поэтому, Науэль, я не ограничиваю твою свободу, не вмешиваюсь, хотя ты продолжаешь совершать ошибки. Человек должен сам отыскать верный путь. Как минимум иметь возможность попытаться.
Слова Дьобулуса отскакивали, натыкаясь на невидимую преграду. Так же, как мои слова, когда я пытался вразумить Стефанека.
Не хочу ничего искать. Канава так канава.
Дьобулус устало пожал плечами.
Я дал себе срок. И он еще не истек. Возможно, мне удастся уговорить тебя изменить твое мнение.
Я был в отчаянье. Мою последнюю надежду разбили вдребезги, и мне хотелось мести. Вгрызаясь в Дьобулуса, я ранил самого себя, но боль только усиливала мою ярость.
Ты уже проиграл, Дьобулус. Ты обломался. Я убью себя. Обещаюя себя прикончу, и иди ты со всеми своими надеждами!
Нет, ты не убьешь себя, зашипел Дьобулус, в секунду достигая настоящего бешенства. Его глаза, казалось, стали втрое больше. Мой позвоночник заледенел. Я потрачу все свои силы на тебя, я сам сдохну, но ты будешь жить, изживешь всю эту мерзость, которую взрастил в себе. И не надейся найти себе убедительное оправдание, его не существует. Ты можешь винить людей, сломавших тебя, но это их грехи. За собственные ты один в ответе.
Из меня ушли последние чувства, мысли, осторожность.
Не слишком ли много пафоса, Дьобулус? Тебе напомнить, какой ты? Не очень-то безгрешен. Я скандалю, а ты отдаешь приказы. Я шлюха, но о твоих оргиях легенды ходят. Я порчу людям нервы, а ты убиваешь людей. И если я наркоман, то тымой поставщик!
Не пытайся разъярить мою совесть, как я разъярил твою. Я давно все объяснил ей. К тому же, Дьобулус не был бы Дьобулусом, если бы не рассмеялся в такой момент, тот факт, что ты все еще жив после того количества радости, что ты пропустил через свой организм, доказывает, что мой товар хороший. Запомни, Науэльоргии, наркотики и войны могут быть развлечением, но только для тех, кому хватает самоконтроля, чувства юмора и черствости, чтобы защитить себя от последующих терзаний. Здраво оцени свои силы, иначе погибнешь.
Мне всего хватает.
У тебя полное отсутствие самоконтроля, туго с юмором, и черствости, несмотря на все твои усилия, тоже недостаточно, отрезал Дьобулус. Он зажал эмоции в кулак, успокаивался. Его глаза остыли, вернули прежний цвет. Опустившись в кресло, Дьобулус откинулся к спинке и сцепил пальцы на коленях. Никогда больше не пытайся мой манипулировать. Я не позволяю никому, и тебе тоже не позволю.
Я сказал:
У меня еще не получается тобой манипулировать. Но я уже научился относиться к тебе потребительски.
Новый способ терзать себя, сухо бросил Дьобулус.
Крыть мне было нечем.
Я ушел из его дома с горячей головой и холодным сердцем. Мы оба показали себя с худшей стороны. Я подозревал, что сказанное мною навсегда обрубило мой путь в этот дом, но не позволял себе сожалеть о чем-либо.
Я вернулся к Стефанеку, и мы продолжили наше агонизирующее существование. Но с некоторыми изменениямиболезнь перешла на новую стадию. После ссоры с Дьобулусом каждый день приносил мне еще немного одиночества. Мы со Стефанеком так долго пребывали в постоянном падении, что движение вниз уже начало ощущаться как неподвижность. То ли с тоски, то ли со скуки, возродился мой интерес к Ирис.
Она собиралась сняться в биографическом фильме про актрису, популярную лет тридцать назад. Эдакая драматичная историядамочка взлетела к небесам, но обнаружила, что звезды больно жгутся, и в итоге закончила жизнь в психушке с бутылочным стеклом в горле. Ирис, похоже, очень увлеклась ролью. Она даже выкрасила волосы в ярко-желтый цвет для большего соответствия оригиналу, но в итоге почему-то отказалась от участия. Когда журналисты притомились искать причину ее ветрености, Ирис кинула им новую тему для пересудов, появившись в мужском журналене отягощенная лишней одеждой. Фотографии мне не понравились. Общаясь со Стефанеком, я научился отличать хорошие снимки от плохих. Лицо и тело Ирис заретушировали до такой степени, что кожа стала походить на пластик, а плотный слой макияжа не позволял рассмотреть ее лицо. И только по глазам я узнавал ееона смотрела так отчаянно, как будто ее насиловали, что было абсолютно неуместно в имеющемся контексте.
Апофеозом ее странностей стал забег от журналистов. Она посетила магазин одежды, и, видимо, кто-то из сотрудников ее заложил, потому что на выходе уже дожидалась небольшая толпа щетинистых распространителей инфекции, требующих от нее всего лишь ответов на любые вопросы, непрерывной полуторачасовой улыбки и сотни-другой-третьей фотографий. Она молча сняла свои туфли на высоких каблуках и убежала в одних чулках, оставив туфли крысам в качестве трофея.