Найцес, наконец проговорил Дитр, ты молодец. Это очень хорошая работа.
Ралд снова молча кивнул. Единственная похвала, которую он мог воспринимать по-человечески, была похвалой за работу.
Ну и что это все тебе дало, Парцес? спросила Вица. Это, конечно, захватывает, но мы все и так догадывались, что Ребус и до ожогов был душевнобольным ублюдком
Завтра, отрезал Дитр. На планерке. А ты кое-что хотела сказать всем. Так скажи же!
Я?! Эстра поднесла сложенные пальцы к груди, звякнув браслетами. Ты скажи!
Разве я тут глашатай? Ну ладно. Коллеги! он хлопнул в ладоши. Коллеги, послушайте, пожалуйста!
Люди оторвались от бумаг и бокалов и воззрились на старшего помощника шеф-следователя.
То, что вы здесь увидели и прочитали, продолжил Дитр, не должно выйти за пределы этой комнаты.
Но почему? удивился Коггел.
Ты сам сказал, что он серебряный стандарт, дурила, начала закипать глашатай, и нам еще не хватало
Нам не нужно положительного мнения о душевном уроде. Он чудовище, всегда таким был. Как он выглядел до ожоговэто не общественного ума дело, спокойно объяснял Дитр.
Он говорил, а Эстра периодически прерывала его резкими и согласными замечаниями. Им не надо поклонников и подражателей. Им не надо культа. Он хочет вызывать страхтак пусть же лишь его и вызывает, со страхом полиция и репутационисты умеют бороться. С извращенным восхищениемникогда.
Но им не будут восхищаться, он же столько всего возразил кто-то из полицейских.
Будут, отрезал Дитр. Им только дай повод. А мы им его не дадим. И допивайте свое вино, планерка завтра в половине шестого.
Издеваешься! охнули коллеги.
Вовсе нет. Чем раньше, тем лучше. Сейчас, он посмотрел на хронометр, десять сорок. Если ляжем пораньше, выспимся и успеем большедо прихода ублюдка.
Он не придет завтра, начали возражать ему.
Придет.
Он притащится ночью, сказал местный полицейский. Сколько его тут ни возникаловсегда ночью. Ребусночная тварь.
Значит, до его нашествия точно успеем подготовиться, тщательно проговорил Дитр, чувствуя, как его слова откуда-то из-за спины одушевляет своей убедительностью глашатай.
Он велел им собираться в служебные квартиры, а Эстра прицепилась к связистке и велела ей отправить хорька шеф-следователю и старшему глашатаю с уведомлением о ранней планерке.
Тогда нужно два хорька
Нет, один, тихо ответила Эстра. Одно письмо на двоих.
Связистка понимающе осклабилась.
Служебная квартира в Гоге оказалась удобней, чем столичная, здесь даже была гостевая комната. В Гоге Дитру было где жить, но ехать в Енц к родственникам он не хотел, потому что свою семью он не любил и даже стеснялся, как всякий поднявшийся человек стесняется пьяниц. Он регулярно присылал им деньги, зная, куда они все уйдут, но сам никогда к ним не приезжал. Одиноким он себя не чувствовал, он любил свою работу и ладил с коллегами, и их Дитр считал своей семьей.
Сундук оставили в прихожей, он перетащил его в гостевую. На журнальном столике стоял графин, наполненный водой, а из него торчала на крепком зеленом стебле россыпь крупных голубых цветов с прямыми заостренными лепестками. Дитр не имел ничего против цветов, но именно эти ему отчего-то не нравились, и не оттого, что они заняли графин, предназначенный для питьевой воды. Сами бутоны не пахли, а вот стебли и зелень цветов источали горьковатый и холодный аромат, подходящий для щеголей и стареющих наперсниц, но было еще кое-что. Он закрыл глаза и задержал дыхание, чтобы в нос не проникало телесных запахов, и тут следователь наконец понял, почему цветы так его обеспокоили. Не успел он прийти в себя, как в дверь постучались.
Как тебе квартира? осведомился Ралд, оглядывая жилище через его плечо. О, у тебя есть гостевая и тебе тоже принесли цветок? Почему бы не поставить в вазу? Мне вот тоже поставили в высокий стакан, но ведь он же не для цветов
Цветы? воскликнул женский голос. И у меня стоит! Очень приятно, не ожидала от эцесов такого гостеприимства, думала, они не рады видеть здесь столичных
Дитр, отстранив Ралда, вышел в длинный коридор казарм. Коллеги общались, обсуждая квартиры, кто-то жаловался, что мало места, а Эстра Вица стояла с цветком в руке, нервно хмурясь. Коггел и Виалла болтали по-гралейски.
Дуно рети стаблени рал роферо?
Турро армас рофе, Виалла? рассмеялся Коггел.
Что вы сказали? глухо проговорила Вица.
Ты решила выучить гралейский? спросил Ралд.
Нет, кретин, я глашатай, и поэтому у меня обостренное чувство языка. Что вы сказали?
Нам поставили астры в комнаты, сказала Виалла. Огромные голубые гралейские астры
Как вы назвали астры? продолжила выспрашивать Эстра, и Дитр, еще не понимая умом, но всемирно почуяв, что что-то неладно, нахмурился, и где-то внутри нездешним ором билась тревога.
Рофеастра по-гралейски.
Вообще-то это звезда, принялся объяснять Коггел, но также астра, потому что астраэто цветок-звезда
Гниль! высказалась глашатай.
Что? Что опять не так? начал заводиться Найцес. Тебе уже цветы не
Проблудь, гниль и погань! вторил ей Дитр, круто разворачиваясь в сторону своего жилища.
Он выдернул цветок из графина и выскочил в коридор, тыча бутонами в нос Ралду.
Нюхай, Найцес, нюхай!
Следователь окунул свой резко выточенный прямой нос в венок мягких острых лепестков.
Парцес, это всего лишь цветы, и они даже не пахнут, а вот их стебли
Это очень дорогие цветы, сказал Коггел, у меня папа одно время работал на Ломгуса на плантации на берегу Эллерны-да-Обиа, их только там выращи
И ты нюхай! рявкнул на него Дитр. Вытаскивайте это дерьмо из графинов, стаканов или куда их вам там засунулии нюхайте! И не носами! Вы полицейские или нет?!
Коллеги выходили в коридор с астрами в руках и пытались обнаружить, почему так встревожился Парцес. Виалла вдруг вскрикнула, выругавшись на своем языке.
Это порченые, порочные цветы, воспаленным, свистящим голосом произнесла она. Они воняют тьмой!
Гнилью, буркнула Вица.
Ну их к демонам! рыкнул Локдор и отбросил от себя цветы, словно те были гнездом пустынных пауков.
Дитр принялся мерить шагами коридор, сжав руки в замок и прижав их к груди, словно готовился то ли напасть, то ли защищаться.
Любишь свое имя, ублюдок, ты любишь свое имя приговаривал он, похрустывая костяшками пальцев. Жалкий ты и пустой
О чем он? нахмурился Ралд. Дитр, ты душой поехал? У тебя преследование?
Преследование?! взревел Дитр, затормозив напротив коллеги. Он затряс цветами перед крепкой рожей Найцеса, всякий раз рискуя ткнуть ему веткой в глаз или в нос. Как Ребуса зовут, а?! Как зовут нашего горелого выродка?
Да успокойся ты! воскликнул Ралд, отшатываясь от него. Ты на себя не похож! Сначала тебе не понравилась мелодия, теперь цветы
Дитр выскочил в центр коридора, размахивая руками. Пару раз хлопнув в ладоши, он заговорил:
Кто считает, что у меня преследование? А кто унюхал? Не своим носом, а всемирным нюхом полицейского? Кто
Парцес, мы согласны, шеф, кивнул Коггел. Я беру свои слова обратно, у тебя не преследование. Астр понатыкал в графины Ребус. Или кто-то по его указке.
Господин звезд, прошипела Виалла. Считает астру своим цветком? Гнилая мразьголубую гралейскую астру? Да как он смеет?!
Все умолкли, многие смотрели на цветы с нескрываемым отвращением, даже Ралд скривился, когда до него дошло. Другие во все глаза глядели на Дитра. Он же обернулся к глашатаю.
Даю вольную, мрачно проговорила та. Реагируй как хочешь.
Отдайте мне цветы, все вы, приказал Дитр, и коллеги стали подходить к нему, протягивая ветки с чистыми, но всемирно оскверненными злым прикосновением цветами.
Он собрал астры в охапку и вышел из здания казарм прямо на Линию Стали. Там было много праздных силовиков, но манекена за роялем уже не было слышно. Стемнело, и разноцветные фонари украсили ночную улицу своей причудливой геометрией. Локдор принес горючей жидкости, Дитр поблагодарил его и вылил все на сваленные в кучу астры, которые вынес на тротуар. Он выпрямился и огляделся. Военные, полицейские и силовые чиновники были заняты собой и своим послерабочим отдыхом. Кто-то пел, кто-то ругался, кто-то ворковал с уличными девками, которых далеко не всегда прогоняли с Линии Стали, и никто не знал, что прямо сейчас за ними следят непонятно откуда два темных глаза, наполненных всемирным злом.