- А что, уважаемый, родничка тут поблизости нет?
- А как же, есть. Вот чуть в сторонку, наверное, вон туда. - Охотно отозвался путник.
При этом он повернулся и Вандерер получше разглядел его лицо. Встречный оказался слепым. На утомленном морщинистом лице из-под давно не стриженных волос матово отсвечивали бельмы глаз. Почему-то смотреть в них было неприятно, хотя ничего отталкивающего в облике старца не было. Странное существо - человек. Видимо при первой встрече с чужим горем он прикидывает эту немочь к себе. Пугается полученного результата. Отсюда и неприятие.
Настасья уже разложила припасы на чистом рушнике и поднялась на ноги.
- Ну, тогда мы пойдем, умоемся с дороги, а вы зовите своего спутника к столу. Нечего ему в кустах прятаться. Мы вам зла не причиним. Пусть выходит, а то голодным останется.
Едва живой родничок отыскался немного не там, куда указывал слепец. Умывшиеся и повеселевшие, молодые люди вернулись к костру. И застали там еще одного путника.
Подросток лет четырнадцати, щупленький и худой, уже снял котелок с кашей с костра и теперь насуплено смотрел на пришельцев. Босые ноги торчали из-под коротковатых штанов. Косоворотка была подпоясана весьма поношенным ремешком. Но на нем гордо висели новенькие кожаные ножны с приличных размеров ножом, ощутимо оттягивая пояс вниз. Вылинявшие на солнце волосы желтой соломой торчали в разные стороны.
Девушка весело произнесла:
- Ну, давайте знакомиться. Меня зовут Настей. А его - она кивнула на своего спутника, - Вандерером. Добираемся из Выселок до Данаприса.
- Меня можете звать Енохом. - Отозвался пилигрим. - А это Данька.
Тут он несколько неопределенно повел рукой, не будучи уверенным, где именно. Тут в разговор вступил Данька:
- Ты не могла меня видеть. Я очень хорошо прячусь. И ты не колдовала. Дед бы почувствовал. - И мальчик вопросительно уставился на Настю.
Она засмеялась, присаживаясь напротив Еноха.
- Я просто догадалась. Зачем одинокому путнику две ложки? Да и затруднительно было бы незрячему отыскать и полянку, и родник без посторонней помощи.
Мальчишка с досадой потер затылок. Затем схватил злополучную ложку и принялся перемешивать кашу в котелке, буркнув:
- Только она без соли.
- Это не проблема. - Вандерер полез в мешок и достал туесок с солью.
Протянул пацану. Тот посолил и опять принялся перемешивать. Когда решил что уже достаточно, вопросительно глянул на Настю. Та протянула свою миску. Наложив и Вандереру четвертую часть котелка, поставил его перед старшим, прикосновением указав, где котелок. Сам присел на коленях рядом. Вандерер приволок обломок трухлявой березы и устроился с другой стороны валежины. Настя не поскупилась, основательно облегчив свой мешок, и на столе хватило бы плотно поесть и большему числу едоков. Девушка подкладывала куски послаще Даньке, а тот уже делился с Енохом.
После еды все расположились поудобнее. Енох кашлянул и завел разговор.
- Что же сподвигло вас в путешествие, молодые люди?
Настя ответила:
- Надоело дома сидеть. Мир повидать охота, знакомых навестить. А вы куда путь держите?
Еноха опередил Данька:
- Мы к Оракулу идем.
Тут же последовала недовольная реакция Еноха:
- Молодой человек, сколько раз тебе повторять - не встревай, когда старшие разговаривают!
Данька недовольно засопел, но примолк.
- А ты правда ему дед? И колдун?
Енох ответил:
- Да, он мой внук. От младшего сына остался. Трое их у меня было. И всех троих я пережил. - Горечь явственно слышалась в голосе старика. - Но я не колдун. Не дано мне. А вот видеть - вижу.
- Как? - Не понял Вандерер. - У тебя же...
- Нет, не глазами. Не так как люди глазами. Это сложно объяснить словами.
- Деда вас за четыре полета стрелы почувствовал. - Опять не удержался Данька.
- Вижу я не облик, скорее суть, связь - не знаю, как объяснить.
Вандереру стало интересно.
- И что же ты видишь, скажем, во мне?
Енох помолчал немного:
- Ты опасный человек для мира. В тебя потоками льются две противоположные силы - разрушения и созидания. Пока ни одна из них не взяла верх. Но это рано или поздно случится. Если ты не научишься их смешивать. И если одна из сил, безразлично какая, возобладает, миру туго придется. Еще вижу второе твое лицо. Но оно где-то далеко.
Вандерер скептически пожал плечами:
- Ты говоришь как гадалка. Ты даже назвал меня человеком.
- Ты и есть человек. У тебя есть душа. Это я хорошо вижу.
- Что есть душа, старец? Как ты смог разглядеть ее, если не разглядел мою природу?
Пилигрим вздохнул:
- Я не знаю, как это тебе объяснить. Я не всегда понимаю то, что вижу. Ты ведь тоже на ощупь не всегда можешь определить, чего касаешься. И как с уверенностью сказать, что это такое, если никогда не видел этого, не держал в руках, а коснулся только малой части целого? Просто в моей темноте много молчания. Через него и приходят ко мне отдельные крохи понимания. Например, я вижу, что ко всему и всем идут нити. В них и энергия, и информация. Без них бы вообще ничего не было, без этих нитей. Но объяснить их природу я не берусь. Есть вещи доступные для понимания, а есть те, которые надо просто принять. В молодости к каждому существу протянуты толстые пуповины. Ребенок полон энергии. Проходят десятилетия, и пуповина истончается, словно с другой ее стороны пустеет резервуар с энергией жизни. Но все чаще мне кажется, что там бездонный колодец, который опустеть не может. Это мы сами перекрываем себе поток, делая что-то не так, чего-то не понимая, неосознанно строя защитную плотину от незнаемого, а на самом деле от бесконечного, пугающего, но жизнь дарящего мира. Я вижу, что в тебя вливается с энергией и информация. Но ты к ней не можешь прикоснуться. Потому что боишься. Боишься не смерти. У тебя ее просто нет. Ты можешь умереть только со всем миром или с частью его. Чего же ты боишься, человек?
- Сложно тебя понять, Енох. Но я подумаю над твоими словами.
Настя тоже подала голос:
- Уважаемый, что ты во мне можешь рассмотреть?
Вандереру показалось, что девушка затаила дыхание в ожидании ответа.
Енох пожевал губами и заговорил:
- Я не могу определить, что у тебя за амулет, но он не сможет очень долго заменять тебе усохшую пуповину. Но тут не ты выстроила плотину на пути потока. Если ты видела прогрызенную червячком дырочку в полом стебле камыша, то ты можешь сравнить и понять, что произошло с твоим потоком. У тебя словно кто-то ворует энергию.
Настя подалась вперед, выдохнула:
- Кто?
Слепец пожал плечами:
- Это мне не доступно. Но остерегайся, чтобы этот паразит не высосал и твой амулет.
- А как можно его найти, ну, того кто это делает?
- Не знаю, милая. Но мир изобилует и мудрецами, а не только теми, кто может только увидеть непонятное. Поищи их.
Некоторое время все молчали. Потом Данька попросил:
- Деда, а расскажи историю.
- Да уж спать пора. - Возразил тот.
- Ну пожалуйста, не жмоться. Тебе же их столько снится.
Дед вздохнул и кряхтя уселся поудобнее.
- Да вот, снятся. А что мне снится - другие миры или просто больное старческое воображение шалит - не пойму. За советом со всеми своими непонятками и иду к Оракулу. Ну ладно уж, расскажу. Слушайте.
Сон пилигрима.
- И сказал создатель одного из миров: "Существовать будет этот мир, пока в нем есть хоть один праведник". Ибо население мира, где живет создатель, прирастает людьми, нашедшими дорогу туда. Но много миров, и много путей ведут в разных направлениях. И хоть встать на путь поиска ты должен сам, но помочь тебе отыскать нужную дорогу, может только знающий. В том же мире забыли исконное значение этого слова - праведник. Заменили его выгодным для поводырей, а поводырями стали считать преследующих свои корыстные цели или заплутавших. Праведник для них - ведущий жизнь правильную, заветами поводырей одобренную. Исконное же его значение - проводник, правду ведающий. И неважно для создателя, какую жизнь ведет тот в мире этом, какова его душа. Важно лишь стремление к свободе и непреклонность на пути. Коль черна душа праведника, людям в мире тяжелее лишь жить будет, но мир устоит. Коль светла - светлее и жизнь. Но все меньше становилось там таких людей, ибо каждый искал правду по своему разумению. А исконных праведников преследовали по воле поводырей как колдунов зловредных. И когда совсем не осталось их, уничтожил создатель тот мир, утопил в водах, ибо бесполезен стал он для целей его.
- Что же он не вложил знания в головы других, не указал сам путь?
- Каков хлеб слаще - подаянием выпрошенный, или своим трудом заработанный? Коль тебя за ручку привели, вспомнишь ли дорогу, если слеп? И не придется ли тебя и дальше за ручку в новом мире водить? Кому же ты там нужен такой - без поводыря шага не могущий сделать? Потому каждый ищет правду и свободу сам. А быть свободным ой как трудно. Последнему рабу легче быть свободным, чем величайшему из вождей. У раба нет ничего и терять ему нечего. Ничто его не держит, кроме цепи. Вождя держит власть, держат ответственность, слава, долг. И сам, по своей воле, он не так уж и много что может. Захоти повернуть по своему, а не так как нужно ближнему окружению, и долго ли сможет он править?
- А не с первого раза утопил создатель тот мир. Посылал он пророков. И шли за ними люди. И много становилось праведников. Но поколения сменяли поколения, и уходили учителя к создателю, обретая истинную свободу. Сменяли их ученики, которым власть казалась слаще свободы. И обратили они учение истинное, в религию, в слепое поклонение создателю и служение людей представителям его, толкующим слово его - себе. И опять становилось все меньше праведников, ибо преследовались они церковью, не желающей делиться душами даже с создателем. И тайным становилось учение. И все меньше людей находило к нему дорогу, не зная путей тайных и ослепленных речами служителей религии. Есть истина в религиях. Все они изначально - суть стремление к свободе и пути исхода в мир его. Но словами запутаны, да за смыслами разными слов истина спрятана.
*****
- Какая-то непонятная сказка у тебя сегодня получилась, дед. - Подал голос Данька, когда голос рассказчика смолк.
- Уж какая есть. Кто захочет - поймет. Кто не захочет - тому и не надо. Все, устал я сегодня. Давай спать.
Данька с дедом легли под выворотнем, постелив на землю одеяло и накрывшись плащом. Настя с Вандерером расположились по отдельности с другой стороны костра. Ночи стояли теплые, и Вандерер не стал отстегивать от мешка плащ, просто кинул на траву одеяло. Подбросил в костер хвороста и лег, заложив руки за голову, глядя в темное небо. Весь случившийся разговор с этим странным паломником затронул какую-то струнку в душе, мысли вертелись вокруг него, казалось, вот-вот беспокоящая выплывет вперед, но она всегда в последний момент ускользала, поддразнивая и не даваясь. "Что там говорил старик? Чего я боюсь? И в самом деле, чего? Вселения сущности? Да, боюсь. Потому что не хочу делать того, чего сам бы никогда не совершил по своей воле. Но пока это не больно-то от меня зависит. Еще чего? Дракона? Смешно. Что-то он там еще плел про какую-то информацию. Информация бы мне не помешала. Только как ее добыть, откуда? И при чем здесь страх? Страх всегда мешает. От него надо избавляться. Но как, если толком даже не знаешь, чего боишься? И боишься ли? Ведь это вполне может быть бредом больного воображения выжившего из ума старика. Надо же, мир ниточками опутан. Что же, единственная возможность, когда испугаюсь не противиться тому страшному, а пойти к нему".
Усталые мысли становились непоследовательными и нелогичными. Однако униматься не хотели. Но сон все же пришел, смежил веки и погасил реальность мира, прогнав и мысли.
Привычка вставать ни свет, ни заря сработала безотказно. Еще только первые ранние пташки начали пробовать голос, а Вандерер уже был на ногах. Потихоньку отошел от места ночевки и пустился бегом. Рощица оказалась невелика, и он быстренько сделал круг по ее краю. С той стороны, где дорога степенно выходила на открытое пространство, увидел в нескольких верстах верхушку сторожевой башни, высящуюся над редкими кронами деревьев. Значит, вчера совсем немного не дошли.
Вернувшись на место стоянки, огляделся. Старик с внуком лежали, тесно прижавшись спинами, плащ целиком накрывал свернувшегося калачиком Даньку. Из-под плаща Насти торчал только нос и чуть приоткрытые губы. Вандереру вдруг захотелось похулиганить. Он тихонько приблизился к своей спутнице, присел на корточки и, сорвав травинку, принялся легонько щекотать нос товарки. Гримаски, которые та корчила, его позабавили. Но вдруг Настя чихнула и резко села. От неожиданности Вандерер дернулся назад и шлепнулся на пятую точку, едва успев выставить руки, чтобы не завалиться на спину. Некоторое время они смотрели друг на дружку. Потом до Насти дошло, что ее разбудило, и она озорно прошипела:
- Ах, ты так! Тебе придется потрудиться, чтобы я тебя простила. Защищайся!
С этими словами она вскочила на ноги, выдергивая меч из лежавших рядом ножен. Вандереру пришлось на четвереньках добираться до своего клинка и быстро отступать в лес, чтобы не мешать соседям по бивуаку. Там, в сторонке от полянки, они и устроили шуточную потасовку. Признаться, Вандерер был в невыгодном положении - ему еще не доводилось проводить поединок в таких стесненных условиях, когда кругом толпятся деревья, кусты, ветки норовят тыкнуть в глаз, и не больно-то размахнешься мечом без того, чтобы не задеть их или само дерево. Победила, конечно, Настя. Но повеселились и размялись славно. Пересмеиваясь и подначивая друг дружку, отправились к роднику. Прихватили по дороге котелок.
Когда вернулись, Енох еще спал, укрытый плащом. Даньки видно не было. Вандерер развел костер. Настя принялась кашеварить. Вскорости появился и мальчишка. Подсел к костру и стал отогреваться от утренней зябкости, как-то странно поглядывая на девушку. Та заметила бросаемые на нее взгляды и, поймав очередной, коротко спросила:
- Что?
Данька немного сконфузился:
- Нет, ничего. - Но все же не выдержал. - А где ты научилась так, ну, мечом махать?
Настя засмеялась: