Но вот парадокс: наша ловкая кокетка Аллоя начала присматриваться к наискучнейшему советнику Коревичу! «Импозантный и загадочный», так она его охарактеризовала. Не столько госпоже Хельге прислуживает уже, сколько ему. Или это та самая женская хватка: Ромочку перехватили, так нужно хотя бы Никомедушку не упустить? Поклонников много не бывает, тем более, что пока их вообще нет, самим стараться приходится.
Ох, как всё сложно в человеческих отношениях, как непонятно! И как интересно Ничего, разберусь помаленьку, весь мир передо мной!
Так, ребятки-птенчики, с осязательной терапией пора завязывать и переходить к страдательной! Вы, юноша, возвращайтесь в креслице второго пилота, а то первая пилотесса от ревности нервничать начинает. И котика мне всучить норовит, чтобы не мешал за вашими рукопоглаживаниями наблюдать. А вы, девочка, зажмите зубками вот этот резиновый валиккусайте от души, но не вздумайте разгрызть, видела я ваши возможности Коррекция будет предельно щадящей, но всё равно первые тридцать минут придётся основательно помучиться. Зато получите представление о наших «болевых камерах», хе-хе!
Спасибо большое за заботу, Алина Донатовна. Я в курсе методики лечения, трижды приходилось точно так же восстанавливаться
Да, и во второй раз было совсем плохо: какой-то глупый дурак подал запредельную даже для биороботов нагрузку на опытный астростендну, тот и развалился на первичные дайт-контуры. Вместе с помещением и со мною, вмонтированной в схему. Собирали потом по частямменя смогли, остальное нет. Мы, малышки, слишком ценные сотрудники, чтобы просто, как мусорок, выбрасывать. Да и голова моя оставалась целёхонькой, мозгу хватило автономного кровоснабжения, и даже клинической смерти удалось избежать.
Процедура выращивания и конструирования нового тела сама по себе малоприятнаяеё нельзя провести под полным наркозом и тем более в анабиозе. Соображалка должна изначально всё контролировать, и ничего для неё хорошего тут нет. А при врачевании травм всего-навсего бывает очень больно, причём по нисходящей, и к моменту окончательного затухания физических страданий я окажусь вполне здоровой. Нельзя сказать, что как новенькаяповышенных нагрузок придётся избегать ещё с недельку.
Интересная перемена произошла с противной Алиной: боязливая неврастеничка вначалеи спокойно-ироничная сейчас. Слишком резкий переход для обычной человеческой психологии. Даже почувствовав себя в полнейшей безопасности, люди после бешеного стресса так себе не ведут.
Пора-пора: берём в зубы упругую резину, сжимаем Вообще-то, самое лучшее в такой ситуацииорать во всю глотку, никого не стесняясь, но сей вариант не для вездехода. Зверское кусание и мычаниевот и всё, что мне дозволено. Ну и на корректор-смягчитель некоторая надежда. Сравнивать не с чем, в подземных лечебках подобного гуманизма как-то не наблюдалось.
А-а-ахх!.. Поехали, не вставая с места!
Скрутило меня славно и, что хуже всего, боль заработала рывками, спадая и вновь усиливаясь. Привыкшая терпеть изначально по максимуму, я сейчас никак не могла приноровиться и поминутно улетала то в жар, то в холод. Мелькнула мыслишка, что Алинка таким вот образом рассчитывается со мной за давешнее перенесённое унижение, но тотчас пришло понимание: подобный пациент у неё впервые! Конечно, Юри объяснила на словах наши структуры и даже показала компьютерные схемы, но так то теория! А на практике «первый труп всегда комом», как опять же любит шутить атаман Тит.
Алина не отходит ни на шаг и непрерывно манипулирует датчиками-приборами на пульте саркофага (матовая крышка, под которой я корчусь, аки раздавленная гусеница, прикрывает моё тело до самой шеи). Честное слово, было бы в сто раз легче, если б вместо этого треклятого корректора наш сын Командора просто продолжал держать меня за руку!
Лучше за обе. И в глаза чтобы смотрел А-ах!!
Ну да, перекусила враз резинку и взвыла Мейка, ты дешёвка!
Гравилёт остановился. Обеспокоенная водительская парочка подошла к реабилитационно-пыточному аппарату вплотную. С двух сторон дружно ругают Дюнштайн, а та успокаивающе машет ладошками, приседая, как старая галка перед взлётом. Юришка разволновалась до такой степени, что держит кота за шкирку, словно сумочку за ручку. А кошак раздувается и мурчит, явно наслаждаясь моими мучениями. Что ж, ему так и положено.
Заметив проблему, дипломированная лекарша пихает мне в рот новую затычкуя демонстративно её выплевываю. Столько свидетелей рядом, а я буду, как дитё малое, с пустышкой?
Надо же: пытается настоять на своём! Да отвали ты со своим кляпом! Ах, не хочешь? С натугой меняю своё человеческое лицо на крысиное в оскаледёрнула носом и отошла наконец. Спокойненько, так, без тени испуга. Вон мужчинаи тот от неожиданности отпрянул, а ей хоть бы хны
То ли мета-усилие помогло, то ли времечка уже достаточно истекло, но стало полегче. Приступы прекратились, и боль перешла на постоянный тон, вполне терпимый. Естественно, для нас, малышек«а подследственный сразу признался бы в чём угодно». Хи-хи, герр Коревич!
Та-ак, почти ажур-ажурчик. Держусь нормально, корёжит в меруначалась восстановительная фаза с понижением. Кажется.
И всё-таки сегодня был один из лучших дней в моей бестолковой жизни! Столько впечатлений и каждое из них я ещё буду пересматривать и переживать заново. Не только разгульный азарт схватки или кувыркания-прыжки на лету, но и фантастическую радость от подаренной мне свободы. Которая по правильным учебникам есть потакание своим желаниям под контролем осознанной общественной необходимости. Логично, справедливо, почти согласна но и такая урезанная вольность мало чего стоит при постоянном существовании в четырёх стенах и под крышками многоэтажных потолков сверху. Даже если всё это торжественно именуется «Королевскими Башнями».
Никак нельзя без свежего ветра и светлых просторов! Если уж под запретом галактические, то я согласна и на лесные. Хорошо бы ещё увидеть степь! И бескрайнюю тундру вплоть до неведомого Ледяного океана. И сам океан, конечно. И совсем уж невероятные песчаные пустыни
Мне вспомнилась наша лабораторная обителькрошечная комнатка с тремя индивидуальными док-станциями для контроля-восстановления и шкафчиками с набором комбинезонов. Длительный сон нам не нужен даже при больших нагрузках, поэтому делать ночами совершенно нечего. Юрико выходила в коридор и погружалась в свои скучные тренировки, а я и Аллоя, разумеется, лезли в Сеть, пытаясь разобраться в хаосе доступной обслуге информации и хоть как-то её систематизировать. Получалось плоховато, и частенько приходилось бежать за старшенькой, извлекать её из дурацкой «позы одухотворённого лотоса» и требовать мнения-ответа по вопросам, загнавшим средненькую и младшенькую в очередной тупичок. Я не сказала бы, что Юришечка так уж шибко умнее меня (а Аллои и подавно!), но вот мыслить она умеет каким-то перевёрнутым образом-способом, не разбираясь с проблемой постепенно, а как бы взрывая изнутри всю сразу. В спорах мы не раз её припирали к логической стенкенам в ответ мило пожимали плечиками и возвращались к своим лотосам и боевым стойкам. А потом вдруг выяснялось, что строгий и последовательный анализ фактов пасует перед объяснением в стиле парадокса! Кому понятная злость-досада, а кому и рост семейного авторитета
О давнем прошлом Юри я не знаю ничего. Аллои тожеу них точно такие же пробелы относительно моей судьбы. Крайне интригующе и ужасно таинственнодаже наши личные досье существуют не в закодированном электронном виде, а в бумажном! Три картонные папки с грифом «Только для руководителей главной научной темы». Звучит корректно, но не мешает и учесть, что «главная тема» в нашей науке одна«Не забудем не простим и сведём счёты». А уж руководитель и подавно! Одинок, как перст, и близко никого к своему одиночеству не подпускает.
Вспомнилось ещё почему-то, что на исследование заброшенных Подземелий (самое опасное занятие не только для господ учёных) нас крайне редко выпускали вместе. Почти всегда порознь и без всякой страховки, не говоря уже о прикрытии. И отчёты принимали исключительно в устной форме. Мне, дневному и яркому существу, глубоко под землёй было особенно неуютно, и по возвращении я помимо своей воли принималась плакать. Способную адаптироваться к чему угодно, Юрико это очень беспокоилоона тотчас принималась вокруг меня хлопотать, переводя зачастую участливую заботу в безотчётную тревогу: «Бедной малышке плохо!» Вряд ли администраторам нравились подобные суматохи, и когда пришло распоряжение госпожи Хельги перевести нас к ней в качестве охранниц, то именно мою защитницу оставили внизу. Я навещала её почти еженощно и видела, как мучительно она страдает от непонимания происходящего и от своей невостребованности