Почему я? Лучше, давай, вдвоем.
Люди обычно не смотрят под ноги. Пока они шуршали пленкой и возились с телом, а я проскользнула между резиновыми колесами опустевшей тележки и забилась в темный угол камеры.
А колесо-то все равно болтается.
Давай, отложим ремонт на завтра, а то через полчаса закончится смена, а я обещал Трисии сводить ее кабаре.
Дверь камеры с шипением задвинулась, я остаюсь взаперти и в полутьме. Крошеное окно больше походило на подвальную отдушину. Привстав на задние лапы в опираясь передними за стену, сквозь это отверстие можно было разглядеть кусок ночного неба и одинокую тусклую звезду. То, что осталось от Дэна, лежало на полу, на подстилке из губчатой резины. Я не видела лица, поначалу показалось, будто лица вообще нет, но потом я поняла, что это ящерица опустила веки некстати.
Потом удалось различить дыхание совсем слабое, но ровное. Ящерица, не подчиняясь, подошла и бесцеремонно обнюхала одежду и волосы лежащего человека.
Слава богу! Из странного только слабый запах технического спирта от кожи рук. Смертью не пахло вообще, Дэн лежал в забытьи на боку, в той позе, в который его оставил обладатель шнурованных ботинок. Перед тем, как снова сделаться человеком, я впервые за последние годы задумалась, до чего же моя трансформация некрасива. Отказаться от мимикрии можно в последнюю очередь, однако, хруст суставов раздавался отчетливо, и я не могла его заглушить.
Лицо Дэна выглядело таким правильным и таким холодным, таким неожиданно чужим, что мне вдруг сделалось не по себе. Я расковыряла надрез на руке, вытащила ампулу с иглой, поискала, чем вытереть пальцы, а потом просто их облизала. Ящерица которая до сих пор жила на задворках сознания, ничего не имела против крови.
Молчи, а то проснешься.
Я уколола его между пальцами и помассировала, чтобы разошелся отек. Жаль, что сбежать вдвоем сейчас не получится Ну ничего, дружок, как только настанет утро, мы, пускай и порознь, продолжим эту игру по новым правилам.
Дэн вздохнул во сне. Я, едва касаясь, погладила его по щеке, встала на ноги и влезла на умывальник, который, по счастью, выдержал мой вес. Затем сняла решетку с вентиляционной трубы, понимая, что это пригодится. Ящерица уже возвращалась в свои права, обратная трансформация прошли быстро и почти незаметно. Рептилия легла на пол, пристроив колючую морду подальше от человека. Раньше мне не доводилось спать в ее теле получилось даже интересно. Мерещились шорохи, тепло солнца, которое касалось чешуек на хребте, отдаленный рокот прибоя и пощелкивание панцирей сухопутных крабов в камнях.
* * *
Стоп-кадр. Нет острова в океане. Есть БКС, камера и ленивые сумерки перед самым утром. В прямоугольнике крошечного окна маячила разбавленная серым чернота. Дэн спал, а меня жестко колбасило. Мир плыл, желание оцепенеть произвольно сменялось паникой. Действие лекарства заканчивалось, я рисковала застрять в невменяемом состоянии, рядом с Дэном, в камере, на полу. А чего еще ждать? Две трансформации, черт их возьми, за последние восемь часов.
Следовало торопиться. Вентиляционный ход был узок для человека, но для ящерицы в самый раз. Я ползла вдоль трубы, и боль, пока еще подавленная, начинала шевелиться в измененном теле. Раздраженная ящерица пыталась перехватить контроль над сознанием, мешало ей лишь отсутствие физической свободы ведь кроме того, чтобы ползти вдоль лаза, особых вариантов не было.
Решетчатая заглушка вентиляции держалась на честном слове, я вышибла ее головой и перебралась в безлюдное заброшенное крыло здания. В пыльном чулане я наскоро прошла третью трансформацию, на этот раз корчась от боли. Осталась, конечно, нагая и босиком. Возможно, чуланом этим когда-то владела живая уборщица, а не робот в углу сохранились ведро без ручки и лысая от старости щетка, в тесном шкафу грязноватый халат и подозрительного вида пластиковые тапки их хватило, чтобы хоть как-нибудь прикрыться.
Под подошвами хрустели осколки стекла (а я всегда ненавидела стекло!), в загаженном помещении передо мной предстала картина разгрома облицовка давно сорвана, под потолком болтаются плети электропроводки. На обнаженном бетоне капитальной стены красовалась размашистая надпись, сделанная краской из баллончика: «мой бывший кислый мудак!», а рядом с надписью изумительно красивый, но в хлам разбитый антикварный шкаф. На полу хаотически валялись канистры, впрочем, наглухо запечатанные, зато с характерным значком «радиационные исследования» Касаться такого хлама голыми руками мне не хотелось, но пластиковую бирку, брошенную кем-то на столе, я все-таки забрала.
В проеме сорванной двери теплился свет фонаря. По соседству шуршали мародеры и булькала некая жидкость, от которой несло уксусной кислотой.
Осторожно, если разольешь, задохнемся к чертовой матери
Третий раз сюда приходим, а тебе все мало.
Ушла я тихо-тихо, чтобы не попасться на глаза тем самым подросткам, которые еще недавно целовались под падающими звездами, нарисованными на стене. Вместо лифта тут была жалкая в своем убожестве лестница, зато, сделанная из бетона, она, по крайней мере, не скрипела.
То, что находилось внизу, несмотря на отвлекающую от всего боль и большую практику странных ситуаций, повергло меня в философский шок. Среди книг, рассыпанных на полу, стояли две толстостенные банки.
В банках были мозги.
Обычные, человеческие.
Вокруг витал легкий запах формалина.
Я с полминуты стояла, не шевелясь, и только потом разжала пальцы. На украденной мною только что бирке четко различимая даже в сумерках надпись: лаборатория мозга.
Ну все, привет.
Глава 9. Игра по новым правилам. Версия Дэна
Лучше бы я умер Очень жаль, что я такой здоровый. Сегодня аппарат ксенологов снова разладился, началась искусственная агония и продолжалась дольше, чем вчера, но потом закончилась, словно отрезало.
Я очнулся в камере, на полу. Мой разум снова работал ясно, только болели предплечья и ребра я помял их сам, когда дергался в захватах. Рядом крутился знакомый Дознаватель черт его знает, когда он успел появиться.
Почтенный работник БКС смотрел на меня с досадой и как-то странно двигал пальцами. Казалось, невзирая на статус, он собирался погрызть собственные ногти. Врач замер рядом, его профессиональное лицо не выражало ничего нового.
Он выглядит усталым, помятым, раздраженно пожаловался Дознаватель и указал на меня мизинцем (ноготь он все-таки надкусил). Сделайте что-нибудь, поправьте положение.
Я доктор, а не стилист, с внезапной грубостью ответил работник медицины.
В стилисты пойдете, когда вас уволят
Они тихо переругивались, потом пришли незнакомые люди, помогли мне подняться, и я даже, вроде, пошел почти сам. Потом понял, что уже не иду, а стою под душем. Вода текла по мне на пол и уходила в круглое, вроде воронки, отверстие.
Вылезайте оттуда, а то сваритесь, проворчал то ли медик, то ли охранник.
Одежда, которую мне дали, оказалась почти точной копией моей прежней, но не совсем. Очевидно, они заказали в универсальном магазине сходное тряпье, а потом срезали ярлыки с ценами. Рубашка и брюки совершенно новые. В кармане мой старый бумажник с мелочью, который любезно вернули.
Дознаватель оценил меня со всех сторон, будто товар на продажу.
У него синяк под глазом. Откуда взялся? Его не били. Потрите чем-нибудь.
Тогда синяк станет бледнее, зато обширнее. Вас как больше устроит?
Да ну вас к черту! С такими людьми невозможно работать.
Врач загнул мой рукав, сделал укол и прижег ранку. Сразу после этого подошел конвоир и надел на меня наручники. Дознаватель брезгливо прищурится и проводил меня фразой:
Ну, по крайней мере одной проблемой меньше.
В темноте кузова машины я откинулся на сиденье и начал запоминать повороты, но вскоре сбился со счета.
Приехали, выходи.
Арестантский фургон стоял внутри незнакомого здания, и даже не на первом этаже очевидно, въехал на второй этаж по пандусу. Водитель курил и осматривался с интересом.