Из Арвада письмо прибыло в Саламин и только потом в Александрию. Аристомен указал дату составления письма. Выходило, что оно пробыло в пути больше месяца. И даже без задержки время путешествия вышло бы немногим меньше.
Письмо прибыло на следующий день после покушения на Александра. Опоздало. Усилия Аристомена по спасению царя оказались тщетны.
Что ж, хоть и так, пользу они принесут в другом. Требуется ведь ещё установить виновного.
«Они хотят убить царя».
Любой увидел бы в этих словах доказательство вины египтян. Даже самому Александру их хватило бы, чтобы вновь начать подозревать Анхнофрет, а если не её, то уж приставленных к посланнице Хранителей точно. Однако далее в письме говорилось нечто такое, что заставило кардийца придержать обвинение.
«Не смог узнать как. Подозреваюотравой. Возможно, отравленная верительная грамота посла. Готовила сама Мерит-Ра».
Архиграмматик приподнял бровь. Даже так?
«Письмо в золотом футляре передали посланнику Ашшура. Появитсязадержите его. Не принимайте грамоту!»
И вот тут начинались странности. Посланник Ашшура действительно приезжал ко двору Александра, но это было ещё в конце осени. Из Александрии он отбыл к хеттам. Назад не возвращался. Никаких других послов, тем более из Ашшура, с тех пор не прибывало. Какие-либо другие письма, в основном разнообразные прошения и жалобы, царь лично не принимает, все они проходят через царский грамматеон. И никто из подчинённых кардийца, разбирая эти письма, не умер.
А может, пока не умер? Вдруг там медленно действующий яд?
Кто знает, сколько ломал бы голову архиграмматик над этой загадкой, если бы не вести с севера.
Накануне покушения на царя в Александрии стало известно о смерти Циданты. Уже эта новость сама по себе принесла немало тревожных мыслей Александру и ближайшим друзьям, а прилетевшие ей вслед заставили забеспокоиться всерьёз. К счастью, мучиться неизвестностью пришлось не очень долго.
В Хаттусе произошёл переворот. Вернее, попытка переворота. Заговорщики убили царя, пытались убить наследника, но, благодаря решительным и стремительным действиям Кратера потерпели поражение. Железный трон занял Хуцция. Муваталли, главный злоумышленникв темнице. Замешанная в заговоре царица-мать заперта в своих покоях. Порядок восстановлен. Всё произошло очень быстро и не привело к расползанию заразы мятежа по всей весьма обширной державе хатти.
Два покушения на царей с разницей в день, одно успешное. И это предупреждение Аристомена. Н-да
Хуцция, тщательно соблюдая традиционное хеттское чистоплюйство (как выражался Кратер), устранился от дознания. Во-первых, заговорщиком оказался Первый Страж, под началом которого как раз и состояли дознаватели. Во-вторых, Хуцция решил продемонстрировать, что на руках его нет крови Муваталли и, тем более, родной бабки. Пусть грязную работу сделают макандуша.
Так даже лучше. Кратер, не испытывая ни малейших душевных метаний, взялся за дело. Правда, пока у бывшего Первого Стража достаёт сил молчать. Под пыткой орёт и бранится, совсем как здешний критянин, но ничего ценного не говорит. Что ж, это дело времени, только бы люди Кратера не перестарались. Таксиарх (коего «друзья» уже между собой звали на персидский манер сатрапом) регулярно слал донесения, выпустив уже почти всех голубей. Видя такое дело, Эвмен сразу распорядился отослать в Хаттусу ещё десятка два обученных птиц. Но прибудут они не скоро. В Каппадокии ещё властвует зима, в этом году особенно злая. Дороги замело.
Эвмену самому очень хотелось выехать на север, но царь не отпустил. Везти же сюда пленника решили повременить до таяния снегов.
Голубь, который прилетел сегодня, привёз ещё один кусочек мозаики, складывавшейся в голове Эвмена. Муваталли молчит, пятый день уже молчит. Но не молчат другие. Кое-кто из его ближних проговорился, что не так давно Первый Страж ездил в Каркемиш. К сожалению, пока не удалось выяснить, зачем. Но именно после этой поездки Муваталли, по словам некоторых придворных, стал очень раздражительным и дёрганым, словно шило в заднице ему покоя не давало. Кроме того, вернулся он за пару дней до того, как Громовержец кинул в Циданту молнию.
Насчёт молнии, кстати, тоже хватало вопросов. В «гнев Тешуба» Эвмен собирался поверить в самом крайнем случае. Уж точно не раньше, чем в «месть Артемиды». В том мире, может и поверил бы, но здесь, после увиденного в Тире
Что же, и тут египетский след?
А вдруг
Ведь Аристомен не написал, какого царя хотят убить «они».
Когда Эвмена посетила эта мысль, он, наплевав на головокружение, вскочил и долго мерял комнату шагами, пока не свалился без сил.
«Возможно, отравленная верительная грамота посла».
Цитанту не отравили. Но ведь Аристомен написал«возможно». Ему не удалось выяснить точно.
Золотой футляр
А может, там и не грамота была? И уж, конечно, не отравленная. Вдруг это та самая начинка, не иначе из глубин Тартара добытая жрецами зверобогов, что жгла македонские корабли на Родосе?
Вчера, ещё когда лежал в постели, Эвмен пригласил Неарха, дал прочитать донесения Кратера, а потом задал вопрос, что критянин обо всём этом думает. При этом свою версию не высказал.
Неарх задумался и молчал долго. Эвмен терпеливо ждал.
Я совещался с Харием, наконец произнёс критянин, тщательно взвешивая каждое слово, он думает, что в основе этой огненной заразы лежит нафта. Она хорошо горит, правда не даёт никаких разрушительных вспышек. Поэтому Харий предполагает, что египтяне что-то ещё подмешивают туда.
Соображаешь! восхитился Эвмен такому сходству мыслей.
Что толку? покачал головой Неарх, всё равно так не удалось узнать, что они туда добавляют. Харию пришло в голову попробовать серу, но нужного результата не получилось. Нафта, что с серой, что без серы просто горит. Хорошо горит, да. Но и только.
Хариймеханик, почесал бороду Эвмен, полагаю, тут нужен знаток природы веществ.
Вот был бы среди нас Аристотель, возможно, он сумел бы раскрыть эту тайну.
Неарх, как и некоторые другие ученики великого стагирита по сию пору пребывал в убеждённости, что учитель всезнающ, а потому всемогущ.
Я расспрашивал Филиппа, сказал Эвмен, имея в виду царского врача, он всё время толчёт какие-то порошки. Подумал, может он что-то сможет придумать.
Рассчитывал, что он даст тебе какую-нибудь тайную миэгму, ворованную у египетских жрецов, чтоб одновременно помогала от поноса и порождала неугасимый огонь?
Эвмен усмехнулся.
Надеялся, да.
И как?
Никак. Он сказал, что знает, как приготовить зелье, которым можно опоить фалангу, и она любого врага обратит в бегство, поражая громом и зловонием. Только наступать надо задом-наперёд, пятясь раком.
Неарх не улыбнулся.
К сожалению, больше ничего о содержимом таинственного золотого футляра узнать не удалось, но всё же разговор с Неархом утвердил кардийца в мысли, что тут обошлось без божественного вмешательства.
А вот египтянам смерть Циданты весьма выгодна. Если бы не Кратер, она создала бы Александру немалую головную боль.
* * *
Раздался негромкий стук в дверь. Эвмен поднял голову. На пороге фронтистериона, «комнаты для размышлений», служившей одновременно спальней, стоял Иероним.
Она здесь, сказал племянник.
Пусть войдёт. Позови Гнатона.
Анхнофрет не заставила себя долго ждать.
Радуйся, Хранитель трона.
Радуйся и ты, достойнейшая. Напрасно ты меня так величаешь. Хранителями трона справедливее звать соматофилаков царя. А я лишь скромный грамматик, следую за царём со стилом и табличкой.
Архиграмматик, с улыбкой поправила его Анхнофрет, разве мои слова обидны для тебя? Я знаю, что у вас всё иначе, нежели у нас. Не обижайся, но, думаю, ты носишь маску, как принято в вашем театре. Как твоё здоровье?
Благодаря тебе, иду на поправку.
Отрадно слышать.
Эвмен кивнул.
С твоего позволения, сразу перейду к делу.
В этом время на пороге без стука появился Гнатон. Анхнофрет повернула голову и плавно шагнула в сторону, пропуская его.
Познакомься с одним из моих помощников. Его зовут Гнатон.