Вроде того. Теперь мне нужен защитник.
На улице кто-то начинает бренчать на гитаре. Вдалеке вроде бы, но в безветрие звуки разносятся далеко.
Какой вы шустрый! восхищаюсь я. Но это улица с двусторонним движением, падре. Что я получу взамен?
За решетчатой перегородкой молчат. Долго.
Ты пришел издалека, парень, говорит наконец священник. Это не твоя земля, не твои пески, так? Ты пришел из совсем других мест и времен. Но внутри тебя лежит пустыня, еще более бесплодная, чем Мохаве, не дающая приют ни койоту, ни стервятнику, ни скорпиону. И даже если над ней прольет свои капли ласковый дождь, эта пустошь не зазеленеет никогда. Это выжженная, мертвая земля, ла тьерра муерта.
Теперь приходит мой черед молчать.
Люди появляются в этом мире по разным причинам и с разными целями, медленно говорит человек за решеткой. Кто-то живет счастливую, простую и скучную жизньвыращивает апельсины или маис, пашет землю и разводит скот, строит дома и растит детей. Кто-то рождается для того, чтобы властвоватьпьяным, в собственной семье, или холодным и трезвым разумом над вверенной страной. Кто-то появляется на свет для весельяна подмостках театра, в тишине дорогого клуба или в грязной канаве на пару с бутылкой сивухи и парочкой крыс. Рождаются учителя и доктора, ученые и солдаты, казначеи и актеры.
Думаю, я не подхожу под эти категории, святой отец, сообщаю я.
Не подходишь, соглашаются со мной с другой стороны. Догадываешься, кто ты на самом деле?
Странные разговоры для святого места.
Странные обстоятельства, сын мой.
Смерть? кажется, сам воздух густеет и противится выдыханию этого короткого слога. Кажется, на выдохе у моих губ образовывается маленькое облачко пара. Кажется, в исповедальне разом холодает. Яэто Смерть?
Пожалуй, тебе не откажешь в амбициозности. Нет, так высоко тебе все же не поднятьсяно это только мое мнение. Но мы любим амбиции, мы рассматриваем их, как своего рода форсажную камеру. Эдакую насадку, многократно усиливающую тягу, направляющую тебя точно в цель. Так что нельзя сказать, что у тебя вообще есть выбор, ты будешь делать то, к чему тянет. А осознанно это будет или нетособенной разницы не имеется.
Ерунду какую-то говоришь.
Совсем рядом вздыхаютнеживым, искусственным звуком.
Ну, если тебе так легче, представь себе бильярдный шар нет, бесконечное множество бильярдных шаров, медленно катящихся по зеленому сукну гигантского стола. В разных направлениях, так что столкновения и прочие коллизии неизбежны. Представил? А теперь важное уточнение: все шары обладают разумом и пытаются понятькуда они катятся и зачем.
А могут они
Нет, парень. Изменить по условиям задачи они ничего не в состоянии. Они катятся туда, куда послал их кий невидимого игрока. Но в круглых костяных мозгах ютится отчаянная надежда, что, возможно, вся их траектория на зеленом сукнерезультат свободного выбора. Безумная чушь, конечновсем известно, что бильярдные шары неспособны мыслить.
Никакой ты не священник.
А ты малость туповат, на мой вкус. Но на этом нашу увлекательную беседу придется завершить. Я дал тебе те ответы, которые мог, а если вопросы продолжат плодиться, тебе придется искать кого-то еще. Более прямолинейного, может быть. Но волноваться не о чем, тебя будет к нему тянуть, примерно как тянуло сюда.
Черт
Хватит об этом. Пора тебе выполнить свою часть сделки. Избавься от тех, кто стоит снаружи. Любым способом. Они должны перестать меня беспокоить.
Поднимаюсь. Голова как колокол. Как колокол, внутри которого бьется здоровенный бильярдный шар. Ступаю к выходу из кабинки. Но из-за решетки снова доносится голос.
И запомни еще одно, последнее, но, может быть, самое важное. Невинных нет. Понимаешь? Невинных нет, парень. Кстати уберешь потом куда-нибудь эту падаль.
И я замечаю неподвижное тело в сутане на полу исповедальни.
* * *
Снаружи ничего не поменялось, даже солнце висит на том же самом местеудивительно длинный день. А по ощущениям тут уже должны быть сумерки. Примерно такие же, как у меня сейчас внутри.
Ковбои-охотники все так же лениво курят у колодца. Но кобуры уже расстегнуты, на руках перчатки. Готовы к штурму.
Ну, отпустили тебе грехи, Санчес? сплевывает в пыль один из них.
Верно, сеньор, отпустили все до единого, соглашаюсь я. И с вашего позволения, меня зовут Хуан, сеньор. Санчессовсем другой человек.
Да хоть Чено Кортина, парень, мне плевать. Пора за работу.
Они бросают окурки, взгляды становятся пустыми и сосредоточенными, направленными внутрь себя. Наверное, у меня тоже такой бывает в некоторые моменты.
С вашего разрешения, сеньоры, я оказал вам некоторую помощь, застенчиво улыбаюсь я. Я запер священника в исповедальне. Он, кажется, до сих пор там вопит.
Все прислушиваются. Ветер воет по пустым улицам, точно голодный зверь, но изнутри церкви, точно, доносятся приглушенные крики.
Это правильный поступок, Санчес, повеселевшим голосом говорит ковбой. Ты немного облегчил нам дело.
Благодарю, сеньоры, я сама покорность. Не найдется ли у вас в таком случае огонька для бедного путника? Самокрутка уже имеется.
Ковбой морщится.
Послать бы тебя ко всем чертям Да нельзя спугнуть удачу. Держи, у него в руках появляются кремень и крученый кусок стали, похожий на кастет, ковбой умело высекает искруи с третьей или четвертой попытки она воспламеняет прижатый к ней трут, а оттуда огонек перекидывается на импровизированную сигарету.
Благодарствую покорно, я жадно затягиваюсь, пока кончик самокрутки не превращается в раскаленную красную точку, но ковбои меня уже не видят, я для них исчез и не представляю ни ценности, ни опасности. Молча, целеустремленно они идут ко входу в церковьчетыре человека с ружьями, револьверами и тесаками. Им нужен их динамит.
Я медленно иду за парнямичтобы не привлекать особенного внимания. И еще потому что занят важным деломпытаюсь подпалить от самокрутки фитиль. Вокруг мирная, гробовая тишина. Всему миру нет дела до нас, мир вымер и погиб, мир затаил дыхание и смотрит.
Выбирайте понравившийся вариант, верным будет любой.
Старший из «волчьих ковбоев» деловито дергает тяжелую высокую дверь церкви, и вся компания вваливается внутрь. Теперь они в притворепромежуточном помещении, напоминающим большой тамбур и, наверное, имеющем какую-то важную религиозную функцию. Только мне до этой функции нет никакого дела, мне сейчас важны простые арифметические величины.
Ширина притворатри метра с небольшим. Человек проходит их за семь шагов. Семь широких, уверенных в своей неуязвимости шаговэто примерно четыре с половиной секунды.
Я подгадываю точно, и к моменту, когда главный из четверки хватается за ручку двери, ведущей в атриум, обнаруживает, что она заперта и издает сдавленное восклицаниечто-то вроде удивления, смешанного со злостьюуже оказываюсь у входа в церковь. Горящий фитиль динамитной шашки в моей руке уже меньше дюйма в длину.
И не успевает захлопнуться входная дверь за последним из «волков», как ее придерживаю яна полсекунды, не большеи мягко забрасываю внутрь. И захлопываю дверь, и запираю ее на полученный от фальшивого священника ключ.
Но внутри остались матерые волкидаже за истекающие короткие секунды кто-то из них находит выход. И за миг до взрыва, разносящего церковь и превращающего всех внутри в кровавое вопящее месиво, боковое окно разлетается мутными осколками, и наружу вываливается изрезанная, ругающаяся на непонятном, по-змеиному шипящем языке фигура.
Хотя отчего же непонятном? Это польский.
Взрыв вспухает внутри церкви глухим пузырем и ощущается, в основном, ногами. Изнутри слышен чей-то пронзительный, нечеловеческий визг. Мне приходилось раньше забивать свиней, так вот они, когда привязываешь их к столбу и идешь за ножом, визжали, уже все понимая, примерно так жена одной ноте, отчаянно и безнадежно.
Впрочем, от свиней была хотя бы польза. А сейчас я так, долг отрабатываю.
Та й до курвы нендзе! завершает из-за угла краткий, но энергичный монолог последний умный ковбой. Будем надеяться, что последний. Мне бы очень хотелось, чтобы он оказался последним, и не было нужды носиться по этому сонному городку за ним. Или от него. Да, от него определенно было бы еще хуже.