Я подобрал это на пляже в Сиднее. Под ногой шевельнулся особый камушек, странный. Смотрю а и не камушек вовсе, а послание моря в бутылке. Миниатюрное. Сразу решил, что подарю его тебе, что бы там ни было внутри.
Женя недоверчиво вертит флакон в руке. Он очень маленький, рубиновая искра горит на просвет. Будто чья-то кровь в прозрачном теле совершенной формы. Открыть пробку минутное дело, втянуть ноздрями запах неведомого
Странно пахнет. Женя озадаченно смотрит на дядю, и тот улыбается ей в ответ.
Совершенно согласен. Для лекарства слишком вкусный запах, для духов слишком странный. Ты реши для себя, что это будет.
Крошка-флакон перекочевывает во внутренний карман Жениной стеганой жилетки. Еще одна тайна, и до нее не добраться ни Сашуле, ни мамуле.
Спасибо Порывисто обнять дядю и чмокнуть в щеку. Сжать его истончающееся запястье. У Жени нет иллюзий, что все будет хорошо. Дядя уже смотрит за грань, туда, куда уходят любимые люди и звери, когда заканчивается их жизненный срок, туда, куда однажды уйдет и сама Женя. Она чувствует, что загадочный флакончик последний подарок, и молча дает себе клятву сохранить его навсегда. Как память. Как средоточие всего лучшего, теплого, любящего, что дала ей жизнь через общение с дядей Георгием. И никто не сможет это отнять нечего отнимать, когда не знаешь о том, что оно существует. В тайный карман, ближе к сердцу. И всегда носить с собой, что бы ни случилось, ведь отныне в маленьком стеклянном флаконе стало на одну капельку крови больше.
***
Заходите, на третьи сутки непрерывных собеседований голосом Орлова можно было озвучивать вымотанного в ноль врача захолустной клиники, э-э Виктор.
Виктор Ивашин, типичный Гагарин в форме борт-инженера второсортной авиакомпании, читай куртка на размер больше чем надо, фуражка затерта до дыр так, словно прожженный алкоголик занюхивал ей вчера свою стотысячную стопку, а про штаны с красными лампасами вообще было стыдно упоминать, отчеканил три шага до стола Орлова и совсем робко приземлился на край стула для посетителей. Сколько ему не говорили, что полетами здесь и не пахнет, а звезда телеэкрана из него получилась бы только в прошлом веке, Виктор интуитивно надеялся получить все, не требуя ничего.
Бумажки оставьте при себе, упредительно попросил Орлов, отстраняя рукой кипу листов, протянутую Виктором. Всё, что нужно, я прочёл из вашего резюме, только пропуск дайте, я должен расписаться, сдадите на проходной. Вы уже у киношников эээм. на студии были?
Они сказали, сначала к вам, пожал плечами Ивашин.
Орлову вообще хотелось бы стать единственной инстанцией отбора. Взять таких спецов на борт «Харона», чтобы золотое время первых перевернулось в могиле двадцатого века. Но лучше уж дать киношникам на выбор два-три более-менее пригодных человечков и пусть выбирают по привлекательности фотомордочки, чем ему самому выбирать между тремя красивыми мужскими тушами, ни фига не понимающими в летном уставе. А еще лучше поставить режиссера перед фактом: «Я беру этого человека и идите лесом!»
Капитан прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и придать своему осоловевшему взгляду пронзительную резкость, которая не оставляла бы собеседнику иного варианта, кроме как ответить истину на единственный вопрос, не предусмотренный ни в одном собеседовании.
Назовите троих людей или три вещи, ради которых вы можете отказаться от своей мечты.
Витька еле заметно вздрогнул не то Орлову и впрямь удалось пробить нехитрые, но вполне устойчивые защиты паренька, не то кандидат в бортинженеры почувствовал слабый импульс, который пробежался по его позвоночнику и выдал первые результаты на тонкий гибкий экранчик, скрытый в левой ладони капитана.
Стараясь не выдать себя, Орлов скосил взгляд на руки. Как бишь там в старом анекдоте: «В кабинете режиссёра стоял диван для распределения ролей»? Ну, так здесь всё на порядок круче. Пока в сером веществе сидящего напротив человека с первой космической проносятся картинки давних и не очень лет, пока он пытается упихать их на весы здравого смысла, не зная, в какой такой системе мер и весов следует оценить родительскую любовь, первую школьную нежность и институтскую страсть, свежезаконченный ремонт и купленный на днях флаер, о котором мечтал с детства, но иметь который не разрешали те самые родители кресло со встроенной бесконтактной ЭЭГ исправно считывает следы невидимых нитей, которыми человек пришит к своей земной жизни, и отрисовывает образы во всех подробностях. И не вздумай, Ивашин, сказать, что тебя, словно заправского буддиста, в этом мире не держит ни одна привязанность, когда я вижу престарелую мать на завалинке и русую макушку лучшего друга, что с рассветом пришёл будить тебя на рыбалку. Таких, кто пытался на словах залихватски помножить на ноль всё, чем дорожил, до тебя было уже десятка два, Витя, но меня обмануть можно, а кресло нельзя, и если система почует, что кандалы на твоих ногах весят больше, чем способны поднять твои крылья, повторного пропуска на съёмочную площадку НИИ тебе никто не закажет.
Орлов смотрел на вывернутого наизнанку Ивашина, вдруг выпустившего во внешний мир самое сокровенное, и мысленно взвешивал его шансы на проход кастинга. Лицо красивое, тренированный, видно, что что еще не растерял форму в своем захолустье что там, Псков или Нежеголь? но одет, конечно, на букву «хэ». Да и простой, как швабра «Умелица», черенок телескопический, мать вашу за ногу. Орлов раздраженно скрипнул креслом. Ивашин нужен в команде. Нужен, чтобы уравновесить второго борт-инженера, навязанного режиссером как архетип горного орла. И я буду не капитан Орлов, если не выбью Ивашина для се
Капитан, у нас новорожденный! вопль с порога и запоздалый жалобный скрип распахнутой настежь двери оборвали Орлова на полумысли.
Ивашин и вовсе едва не свалился со стула. «Ну ничего, быть готовым к такому вторжению я тебя научу», мельком подумал Орлов. А если у меня не получится, Жизнь заставит. Мне-то вообще не привыкать к отсутствию личных границ. Орлов на первой космической пролетел через дом детства без замков на дверях, через страшный кошмар незапертую дверь туалета, в котором стоило зажечь лампочку и вся семья летела, как мотылек, на свет, через простреливаемый навылет с порога экран компьютера Да мало ли что еще может превратить тебя в зверя настороже.
Только не говорите, что Рита Лебедянская уже родила, буркнул Орлов, свербя взглядом Ивашина.
Раздери тебя космические волки, парень, соберись, а! Мне сейчас твою тушку надо на руках пронести через съемочную площадку да еще и с первого дубля, а ты весь потерянный, как щенок без мамки. Жаль, что пульт в моих руках только на чтение, а то б я устроил тебе лечение электрофорезом.
Режиссер, мужчина в высшей степени дерганный и растрепанный, и в подметки не годящийся таким титанам, как Говорухин и Сикорски, на мгновение подвис, взвешивая идею родов и Риты, но, видимо, отмел как слишком дорогую и труднореализуемую со стороны этой бабы-суперсиськи. Орлов едва заметно усмехнулся. Ладно, где шах, там и мат. Во всех смыслах.
А я тут нашел нам борт-инженера номер-один, выдал Орлов, выпуская из ладони экран с видеорядом из Витькиной головы. Знакомьтесь, Виктор Ивашин, специалист высокого класса и с очень интересной внешностью, не правда ли?
Режиссер, которого повторно оборвали на вдохе, разъяренной фурией обернулся на парня. Ивашин выглядел неважно. Примерно, как пингвин, которому выдали пару крыльев Икара после провала теста на профпригодность. Критический осмотр, пара секунд на принятие решения, быстрый взгляд на капитана Орлова.
Слишком простоват, не?
Ладно, ва-банк.
Ну вы ж там что-то говорили про нетрадиционные отношения, лениво протянул Орлов, прицельно пнув для верности Ивашина в коленку. Вот чем не пара Дамиру нашему, орлу горному. Я думаю, продюсер оценит. Да и зрители
Кажется, физический контакт в виде пинания все-таки подействовал лучше умоляюще-грозных взглядов. Ивашин сидел с видом каменным, будто перед военным трибуналом. А капитан разливался соловьем о прелестных сценах в креслах пилотов, которых два, а значит, можно по очереди, знаете ли