Обо всем этом я немедленно сообщил друзьям. Себастьян ободряюще похлопал меня по плечу:
Бывает и хуже! Но здесь мы точно в безопасности.
Огромная общая зала таверны была заполнена людьми. В подтверждение моих опасений, собравшиеся здесь люди были те самые наемники, солдаты и прочие авантюристы, о которых я говорил. В «Псе войны» были, наверное, представители всех национальностей, которые только воюют в Европе. За той частью стола, что была ближе к выходу, испанец и двое голландцев о чем-то весьма миролюбиво спорили. В их разговор вмешивались сидящие по соседству англичане, швейцарцы, французы, немцы, поляки. Здесь были даже двое шведов и норвежец, сидевшие особняком. Никто из них не испытывал никакой национальной или религиозной ненависти друг к другу, по крайней мере в пределах этого трактира.
Дитрих, вошедший первым, остановился и окинул таверну тяжелым взглядом. Себастьян легонько ткнул его в спину кулаком:
За такие шутки здесь можно и поплатиться жизнью, тихо прошипел он ему над ухом, благо был выше его на добрых полголовы. Это не Любек и здесь нет твоей роты. Иди, займи какое-нибудь место за столом.
Дитрих двинулся вперед, дав нам возможность наконец-то войти в трактир. Сам Себастьян прямиком направился к трактирщику, хозяйничавшему около вертела, на котором чадил очередной ужин для одного из посетителей.
Столы, занимавшие почти всю залу, были составлены в форме перевернутой буквы «U». У одной из ножек этой буквы, дальней от нас, располагался очаг. Поодаль от него была дверь, которая вела в комнату трактирщика, в кухни и к лестнице на второй этаж, где обычно находятся комнаты постояльцев.
После чистого воздуха улиц от висевшего над залом плотного облака чада першило в горле и хотелось чихать. У меня даже выступили слезыв дыме явственно чувствовались запахи пережаренного мяса, лука, вина, пива, блевотины и человеческого пота; последнего больше всего.
Дитрих, все еще изображающий сурового парня (а вообще-то он такой и есть), величественно дошел до свободного места рядом с очагом и уселся там. Мне пришлось сесть между ним и каким-то огромным поляком, уже совершенно пьяным. Он тупо смотрел в пустую кружку и о чем-то говорил сам с собой. Из-за долгого отсутствия практики и неразборчивости речи, его совершенно нельзя было понять. Пахло от него чесноком, соленой рыбой и пивом. Его некогда зеленая рубашка превратилась теперь в рваное, запачканное рвотой и едой, истертое серое тряпье. Обнаженная сабля с изогнутым длинным клинком составляла, как я решил, его единственное достояние. Ножны он, судя по всему, пропил.
Вернулся Себастьян и, как я и ожидал, уселся между мной и Дитрихом, не обратив внимания на мой шутливо-злобный взгляд.
Все идет просто отлично. Много не пейте, здесь крепкое пиво. Когда я вернусь
Когда ты что?! переспросил я.
Мне следует нанести визиты некоторым своим знакомым. Они должны иметь какую-то информацию о ганзейском посольстве, они поймав непонятливый взгляд Дитриха, он мгновенно сменил тон на более серьезный. Они надежные люди, насколько это возможно. Поскольку я сейчас уйду, вам придется сидеть здесь и соблюдать осторожность, чтобы сохранить себя в целости и добром здравии. Возможно ночью нам придется посетить двор.
Он хлопнул нас по плечам, вставая, затем дошел до выхода и покинул трактир. Мы с Дитрихом переглянулись, более обрадованные, чем удивленные.
Помнится, лет так десять назад он не договорил.
Да, узнаю привычного мне Себастьяна, откликнулся я.
Еще пару минут мы поговорили ни о чем, потом оба погрузились в свои мысли. В трактире появлялись новые посетители, кто-то уходил. Мы были свидетелями нескольких радостных встреч старых знакомых и одной стычки между не поделившими что-то свое французами.
Я прикидывал как можно использовать те нехитрые фокусы, имеющиеся у меня в запасе. Во-первыхкольцо, которое позволит мне сделаться невидимым для простых людей. Недолго, самое большое на полчаса. С предметом этим была связана забавная история: его создание было совершеннейшей случайностью. Оставалось жалеть, что кольцо действовало всего один раз, а потом теряло свою силу. Были у меня еще амулет, который будучи переломленным пополам некоторое время отводил от меня вражеские удары (от огнестрельного оружия к сожалению он не защищал), и свиток. Если его сжечь, произнося слова заклинания, то первому человеку, взгляд которого встретишь, можно будет внушить любые мысли или заставить его сделать то, что хочу я.
Совсем уж бесполезные сейчас вещинательный крестик, защищающий от порчи, или сухие концентраты, позволяющие делать различные эликсирыв расчет не брались. Но оставалось еще ЭТО. Свой главный фокус я использовать не намеревался: слишком редкая, дорогая вещь.
Сидящий рядом со мной поляк уснул, уткнувшись лицом в стол. Меня радовало то, что он не храпел. Может умернапример, его стошнило и здоровяк просто захлебнулся. Потом мои мысли как всегда перескочили на семейство фон Эрбах-Гратц и я погрустнел.
Спустя часа полтора, ближе к вечеру, народу в трактире прибыло и в зале стало гораздо шумней. Трактирщик не поспевал готовить для всех, поэтому среди посетителей возникали ссоры за место в очереди. Между желающими чуть раньше получить свой обед дело несколько раз доходило до драки. Остальные не спешили ввязываться в бой, если их самих не трогали. Пострадавших оставляли лежать там, где они падали. Или, если лежали на прохожем месте, оттаскивали под лавку. Потом они приходили в себя и, как ни в чем не бывало, продолжали пить пиво или вино, которое разносили две служанки. Они были страшные, как смертный грех, но единственные женщины в этом заведении, а поэтому пользовались большим спросом. На моих глазах два неаполитанца, пришедших в трактир вместе, набили друг другу морду за право уединиться с одной из девок под лестницей.
Со времени ухода Себастьяна прошло около двух часов. Мы успели поесть, кормили здесь не так уж и плохо, и опустошили глиняный кувшин с пивом. К этому моменту вернулся Себастьян.
Дела не так плохи, как можно было подумать. Мне посчастливилось кое-что разузнать. Нам нужно будет встретиться с одним господином, который поведает нам все, что знает о произошедшем в ганзейском дворе, фон Вормсвирген не садился на лавку, а стоял наклонившись к нам, чтобы можно было тихо говорить.
Пинок сзади заставил его ткнуться головой в тарелку, на которой грудой были сложены костиостаток нашего с Дитрихом обеда. Кое-кто из посетителей расхохотались. Правда, негромко, да и смешки сразу стихли. Себастьян, красный от возмущения, оттолкнулся от стола и развернулся к обидчику. Мы продолжали сидеть на своих местах.
Перед Себастьяном стоял невысокий голландец, богато одетый, и тоже не безоружныйна боку его в кожаной перевязи висел меч. Был он невообразимо пьян, его даже покачивало из стороны в сторону. За спиной обидчика маячила троица его дружковможет, сынки богатых семей, ищущие себе развлечений в подобных местах. По крайней мере, для здешнего места они выглядели совсем неподходящими посетителями.
Соблаговолите дать объяснений сейчас сами, сударь, если не желаете, чтобы вас заставили это сделать позже!
Себастьян не обнажал оружия, намереваясь словесно задавить обидчика, используя несколько имен знатных людей, с которыми был знаком в Амстердаме. Голландец воспринял это как признак слабости и выхватил меч из перевязи.
Да ты, собака, знаешь, кто я? Да я!.. он нанес удар, от которого достающий свою шпагу Себастьян ушел плавным движением. Следующий удар фон Вормсвирген слил по клинку в сторону, оказался справа от противника и нанес свой. Лезвие вонзилось в левую ногу голландца, раздробив коленную чашечку. Он упал на колени, одной рукой зажимая рану, а в другой сжимая меч, которым пытался прикрыться от удара сверху. Себастьян пнул его носком сапога в солнечное сплетениепротивник упал на пол, уткнувшись лицом в доски. Он пытался что-то сказать, но не мог, и только хрипел.
Я выхватил меч и бросился на помощь Себастьяну, к которому опасливо приближались еще двое голландцев. Четвертый стоял за их спинами и возился с чем-то, висящим на его поясе. Они были вовсе не так пьяны, как хотели казатья.