Виктор.
Значит, Торвик! немедленно резюмировал здоровяк. Викинг Тора. Отличное имя! Тебе никто об этом не говорил?
Да так, говорили мимоходом Ты меня в викинги запиши. Что для этого нужно?
С иностранцев мы берем по двадцать крон, деньги идут в кассу нашей коммуны. Ты откуда? Из Осло?
Нет. Я из Литвы. Это другая страна
Брось врать. Мортен махнул лапищей. У тебя даже акцента нет.
Слава всевышнему! Виктор воздел руки. Наконец-то меня, норвежца, кто-то признал норвежцем! Мортен, старина, немедленно запиши меня в викинги! Мой папаша мечтал об этом всю жизнь. А моя девчонка отдала меня Тору. Сколько с менядвадцать крон?
Не возьму с тебя ни оре,сказал Мортен. Ты и так настоящий викингза версту видно. Почему в футболке ходишь? Стесняешься своего отвратительного тела? Оно у тебя, похоже, как у Дольфа Лундгренавсё в буграх.
Да нет, чего тут стесняться? Виктор стянул майку через голову.
Н-да Мортен оценивающе щелкнул языком. Пожалуй, футболку тебе лучше все-таки надеть обратно, а то наши девчонки тебя завалят и изнасилуют под забором, с такими-то телесами. Ты культурист? А почему татуировок нет?
Действительно, большинство викингов, в том числе и сам Мортен, были обильно покрыты синими рисунками самого разного содержания. В основном преобладали мечи, щиты, корабли, надписи готическим шрифтом и рунами.
Я патологоанатом, сказал Вик. Вскрыл за свою жизнь тысячу трупов. И видел на покойниках столько татуировок, сколько тебе не приснится в самом страшном сне. А еще я воевал, и там ребята тоже украшали себя росписью, а потом их разносило в клочья. Поэтому никто и никогда не заставит меня оставить на моей коже даже одну синюю точку. Я это ненавижу.
Ладно, пожал плечами Мортен. Иди, Торвик. Приятно было познакомиться. Если станет скучно, забегай, угощу хорошим косячком.
Косячка не надо, обойдусь. Ты все-таки запиши меня в викинги, Морт.
В викинги записывают только иностранцев и лохов, сказал Мортен, резко посуровев. Если хочешь стать настоящим викингом, иди на большую арену и вломи там кому-нибудь из наших как следует. Тогда тебя признают настоящим викингом сразу. Настоятельно рекомендую. Я, кстати, и сам появлюсь там через пару часов. Если хочешь со мной поборотьсямилости прошу.
Тогда до встречи! Вик махнул рукой и отчалил.
***
В самом центре деревни лежал вытоптанный прямоугольник травы, длиной метров двадцать, шириной метров десять. О том, что это ристалище, поле битвы, свидетельствовали столбики и толстый белый канат, натянутый по периметру прямоугольника. Некий аналог кривого тына от скота, который Вик наблюдал совсем недавно.
Внутри ристалища находилось человек десять. Места им хватало, учитывая гигантский размер ринга. Все они держали в руках учебные мечи и тяжелые круглые щиты, деревянные, обтянутые бычьей кожей и раскрашенные в разные оттенки красного и синего. Почти все обсуждали нюансы ударов мечом, защиты и нападения, и лишь раз в несколько минут кто-то делал ленивый выпад в сторону оппонента, изображая медлительный удар, а противник так же неспешно подставлял под меч противника щит, отбивал выпад и невыносимо заморожено, словно изображая замедленную съемку, отбивал удар и едва прикасался к телу оппонента мечом, обозначая, что пронзил его насквозь. Для Вика, посвятившего годы спортивному фехтованию на шпагах, где главное внимание уделялось скорости и молниеносным точечным прикосновениям, это было непонятно и неинтересно.
Внутри поля боя выделялся только один человекголый по пояс, в бесформенных серых штанах, крепкий и пузатый, на голову ниже Виктора, в толстых старомодных очках, держащихся на затылке с помощью бельевой резинки, с большой седой бородой, лет под шестьдесят. Он бродил между парами, лениво изображающими бой, и подолгу объяснял им что-то, ставил то одного, то другого против себя и наносил им удары мечомтакие же тягуче-медленные. Похоже, это был местный учитель. Чему он обучал своих адептов? Способу, как удачнее заснуть во время сражения и проснуться на том свете?
Вик перешагнул через канат и пошел по полю. Учитель сам обратил на него внимание, оторвался от очередных обучаемых и зашагал к Виктору. Добрался до него и первым протянул руку.
Рудольф Фоссен, сказал он. Можешь звать меня просто Руди. А тыТорвик из Литвы?
Точно. Виктор ответил на крепкое рукопожатие. Откуда ты знаешь?
Я знаю об этой деревне все, Руди обвел вокруг увесистой лапой. О том, что ты приедешь сегодня, меня давно уже предупредил Крысеныш Эрви. Я рад видеть тебя, Торвик. Надеюсь, тебе у нас понравится.
Ты был в Литве? спросил Вик, нисколько не сомневаясь в ответе.
Был в Вильнюсе и Каунасе. Замечательные места. Похоже на Скандинавиюхотя, конечно, больше на Данию или Швецию, чем на Норвегию.
Виктор не смог удержаться и улыбнулся во все зубы. Честно говоря, его достало, что при слове «Литва» большинство норвежцев задают вопрос: откуда, мол, и что это за географические новости? Рудольф невольно начинал ему нравиться.
Ты работаешь на Хаарберга, сказал Руди. Мой тебе совет: держись от него как можно дальше.
Почему?
Потому что он долбаный фашист. Ты это еще не понял?
Понял с первых минут, как только он завел меня в свою коллекцию. Там к каждому чучелу прибита табличка с расистской надписью. Нужно быть дураком, чтобы не понять.
Торд сотрудничал с нацистами во время Второй мировой. После войны его посадили на двадцать лет. Однако он вышел через пять и после этого быстро поднялся, выкупил свое реквизированное имущество, занялся металлургической промышленностью, а потом и нефтью. На какие деньги, интересно? Торд не кажется тебе загадочной личностью?
Тордстранный тип, что тут говорить, флегматично заметил Виктор. Что касаемо его успеханаверно, у него есть могущественные друзья и покровители. Только мне до этого нет дела. Как я могу держаться от него подальше, если работаю на него и живу в его доме? Впрочем, в твоем совете нет особой надобностиТорд и так не шибко лезет к нам с Эрви. Дает указания, а мы их выполняем. У него своя жизнь, и он не надоедает мне и Крысенышу лишним контролем.
Он полезет к тебе в будущем. Помяни мое слово.
Зачем? Он гомосексуалист? Тогда ему ничего не светит.
Да нет! Руди усмехнулся. Не думаю, что секс что-то значит для него, в его преклонные годы. Он полезет к тебе, потому что он чертов фашист, а у тебя разноцветные глаза.
У меня гетерохромия, сказал Вик, нервно оглянувшись по сторонам. Слышал о таком?
Мне врать не нужно, медленно произнес Фоссен. У меня тоже бывают разноцветные глазаизредка, но бывают. Ты понял? Или ты вообразил себя единственным владельцем единственного на Земле предмета? Я знаю, зачем Хаарберг притащил тебя в Норвегию, а ты этого не знаешь. Я знаком с Саулеэтот намек прозрачен для тебя? Именно она пригласила меня в Литву. А больше я не скажу тебе о некоторых вещах ни слова, потому что здесь не место и не время для сложных объяснений. Опасайся Хаарбергаэто все, что я должен заявить тебе сейчас. Всему остальному придет черед. А теперь обратимся к мечамдумаю, именно из-за этого ты пришел сюда.
Примерно так. Виктор сжал губы в тонкую щель, пытаясь скрыть всплеск адреналина в крови. Твои ученики двигаются как вареные курицы. Чему ты их учишь? Защищаться от галапагосских черепах?
Обратимся к мечам, повторил Руди и не спеша пошел к оружейной стойке, находящейся у одной из сторон ристалища и охраняемой двумя молодцаминордическими, не слишком высокими, но мускулистыми, как профессиональные борцы, и татуированными под завязку. Пока Рудольф шел, раскачиваясь, к мечам, Виктор обратил внимание, что на видимых частях его кожи нет ни одного тату, как и у него самого.
Он потихоньку обдумывал слова Фоссена. Он знал, что Норвегия во время Второй мировой была захвачена фашистской Германией, во многом благодаря местным нацистам во главе с Квислингом. Что Норвегия сотрудничала в те жуткие годы с фашистами больше, чем любая другая скандинавская страна. Что в те же годы в Норвегии работала одна из самых активных организаций сопротивления фашизму. Что в современной Норвегии, несмотря на культ всего нордического, не переносят гитлеровские идеи, и человек, исповедующий нацизм, ненавидим всемиот рабочего на фабрике до аристократа, ведущего происхождение от Харальда Синезубого. Норвежский народ воспринял унижение, претерпленное от гитлеровской армии, очень тяжело и до сих пор не мог простить этого. Слово «фашист» в Норвегии имело настолько же презрительный смысл, как и в развалившемся уже Советском Союзе, родине Виктора.