Само это
слово — страх — встречается в ней едва ли не на каждой странице. Новый
самолет, если верить авторам, воспринимается летчиком как нечто похожее на...
операционный стол и даже электрический стул! Переживания летчика перед каждым
полетом живописуются в таких тонах, что делается действительно тревожно: как же
он полетит, прометавшись полночи без сна?.. Правда ли все это? Действительно ли
так уж одолевал Бриджмена гнетущий страх? Судя по всему, что нам известно о нем
и о выполненных им полетах, — нет!
Слов нет, летные испытания — дело, связанное с определенным риском.
Всякий летчик сознает это. Естественный инстинкт самосохранения вселяет в него
перед полетом (особенно сложным) порой довольно сильную тревогу и беспокойство,
но не эти чувства преобладают в его душе — иначе он просто не стал бы, не
смог бы летать. Особенно так, как летал Бриджмен.
Тут, как нам кажется, чувство меры несколько изменило авторам. Не исключена и
возможность, что это было продиктовано стремлением сделать книгу
«позанимательнее», хотя ни малейшей надобности в таком приеме нет, — и без
того она читается с неослабевающим интересом.
И нагнетать «ужасы» при описании летной работы, конечно, не стоит — так
же, как не стоит впадать и в обратную крайность: следуя авторам иных популярных
очерков, приписывать летчикам полную атрофию чувства самосохранения («не
ведающие, что такое страх, орлы ринулись...»).
* * *
Вскоре после Бриджмена выступил с книгой своих записок один из его коллег (и
персонажей — в книге Бриджмена он упоминается не раз), летчик-испытатель
Эверест. Он
рассказывает больше всего о скоростных полетах, выполненных им на
экспериментальных самолетах Х-1 и Х-2, вернее — о жизни и делах
американской авиации и американских авиаторов, показанных как бы в рамке из этих
полетов. Кстати, в них было много общего с полетами Бриджмена на «Скайрокете»:
четырехмоторный бомбардировщик В-29 поднимал подвешенный под фюзеляжем
экспериментальный самолет на высоту более 10 километров и сбрасывал его. Только
оторвавшись от носителя, Эверест (как и Бриджмен) мог включить ракетный
двигатель и перейти в самостоятельный набор высоты с одновременным разгоном
скорости. В некоторых полетах ставилась задача достижения наибольшей возможной
высоты, в других — скорости. Значения обеих этих величин к моменту полного
израсходования горючего и прекращения работы двигателя зависели от профиля
подъема. После выключения двигателя экспериментальный самолет превращался как бы
в планер, отличаясь от него только (только!) несравненно большими скоростью
снижения, радиусом разворота и посадочной скоростью. Приземление производилось
на огромный естественный аэродром — плоское дно высохшего озера Роджерс
Драй Лейк.
Нет необходимости повторять, насколько сложны подобные полеты: не говоря уже
об основной трудности — вторжении в область новых, ранее никем не
испытанных скоростей и высот полета, летчик должен был освоить непривычный
старт — сбрасывание с носителя, напряженно и предельно четко действовать в
течение немногих десятков секунд работы ракетного двигателя и, наконец,
завершать каждый полет заходом и посадкой на скоростном самолето с заведомо
«отказавшим» двигателем.
И надо сказать, Эверест проявил себя летчиком высшей квалификации, успешно
справившись с целой серией подобных полетов, несмотря даже на такие
дополнительные (хотя, казалось бы, вполне хватало «основных») трудности, как,
например, пожары и взрывы камер ракетного двигателя, которыми поначалу
заканчивался едва ли не каждый запуск!
Описания этих полетов — одного за другим — читаются с большим
интересом.